Monday, August 19, 2013

8 Дело генерала Л.Г.Корнилова Том 1

ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ I
полномочий, хотя бы и в шифрованном виде, генерал Корнилов категорически ответил: «Да, подтверждаю, что я просил Вас передать Александру Федоровичу мою настойчивую просьбу приехать в Могилев».
II
Чрезвычайная комиссия вопрос о том, от кого первоначально исходило то поручение В.Н. Львову, которое привело его 26 августа к министру-председателю А.Ф. Керенскому с предложениями и требованиями от генерала Корнилова о вручении ему всей гражданской и военной власти, а равно и о том, в какой форме эти предложения-требования были переданы В.Н. Львовым главе правительства — в ультимативной или какой-либо иной, — стремилась выяснить со всей возможной полнотой, так как ответ на этот вопрос, подтверждавший бы правительственное о сем сообщение, тем самым предрешал бы факт существования заговора против Временного правительства каких-то групп лиц, возглавлявшихся генералом Корниловым, выяснить каковое обстоятельство Комиссия почитала своей обязанностью.
Как изложено выше, Комиссия пришла к заключению, что правительственное по этому поводу сообщение не нашло себе подтверждения в данных расследования, однако, так как при этом наличие заговора не исключалось, между тем вопрос о заговоре имеет выдающееся общественно-политическое значение, Комиссия остановилась на исследовании и этого вопроса.
А.Ф. Керенский, будучи спрошен о заговоре, показал следующее1. Напряженность атмосферы в Ставке и особенно среди Союза офицеров чувствовалась давно, а первые точные сведения об офицерском заговоре, который готовился и имел опорные пункты и в Петрограде и в Ставке, были получены АФ. Керенским за месяц, если не больше, до развернувшихся в конце августа событий.
Сообщалось не только о том, что что-то готовится, но сообщались и конкретные указания, так что ко времени Московского совещания накопился клубок сведений, и А.Ф. Керенский с неизбежностью ждал развивающихся событий. Лица, которые указывались, были все военные, но они имели связь с некоторыми штатскими элементами и имели средства, потому что появился целый ряд газет, которые начали травлю и лично АФ. Керенского, и вообще сторонников сильной власти, — «Живое слово» и «Народная газета»165.
Задачи были — захват власти с арестом Временного правительства, то есть типичный переворот. На вопрос Комиссии о широте заговора, о лицах или организациях, вопрос, имевший целью конкретизировать показание, АФ. Керенский ответил: «Вы знаете положение наше теперешнее, без органов розыска мы совершенно, как слепые щенята, в этом вопросе. Нас можно обходить, и мы ни черта не видим»11.
На вопрос о том, на что заговорщики могли опираться, А.Ф. Керенский ответил: «Проходили ведь у Вас в показаниях некоторые квартиры... Дюсиметье-ра, затем Эльвенгрена... Затем они имели связь со Ставкой, но тогда, собственно, о Корнилове указаний не было, говорилось о части офицерства ставочного». Кроме этой кампании, которая велась, А.Ф. Керенскому было сообщено «о
I Здесь имеется в виду стенограмма допроса А.Ф. Керенского от 8 октября 1917 г. Далее следует изложение стенограммы этого допроса. См.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 2. Л. 16, 275. (См. документ №28—т.2).
II Здесь цитируется стенограмма допроса А.Ф. Керенского от 8 октября 1917 г. (См. документ № 28 — т. 2).
ЧАСТЫ. ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ КОМИССИЯ: МЕЖДУ ОБЩЕСТВОМ И ВЛАСТЬЮ
171
целом таком, так сказать, политическом салоне», где специально велась кампания за Корнилова и против А.Ф. Керенского и подготовка общественного мнения. Фамилии этой дамы А.Ф. Керенский не назвал, заявив, что салон дамский и «это не важно». Тогда же, в конце июля, когда Филоненко был назначен комиссаром при Верховном главнокомандующем, то дня через два после этого А.Ф. Керенскому сказал Савинков, что Филоненко «что-то раскрыл» и настаивает на немедленном увольнении Лукомского. Затем в Петроград приехал и сам Филоненко и также заявил: «Я не доверяю генералу Лукомскому и настаиваю на его немедленном увольнении». А.Ф. Керенский по этому поводу заметил, что генерал Лукомский до сих пор исполнял свои обязанности добросовестно и что поэтому он может быть уволен только в том случае, если будут представлены данные. Филоненко данных не представил, и тогда А.Ф. Керенский дал ему указания, как комиссару при Верховном главнокомандующем, поддерживать с начальником Штаба хорошие отношения.
В последующем сведения о заговоре поступали все время. К моменту Московского совещания в Москву был вызван, помимо командующего Московским округом, казачий полк, в то же время из Финляндии к Петрограду двигался корпус кн. Долгорукова, а от юнкеров московских было получено сообщение, что их предупреждал один офицер, что во время Московского совещания будет провозглашена диктатура166. Движение упомянутых войск было остановлено по распоряжению правительства. Имя генерала Корнилова стало ставиться в связь с заговором лишь незадолго до развернувшихся событий. Весьма близко ко всяким попыткам, а также и к этой была часть Союза офицеров и именно Главного комитета, однако доказать это по условиям розыскного дела А.Ф. Керенский не может, но это его субъективное убеждение.
По вопросу о том, кто являлся информатором свидетеля о заговорах, А.Ф. Керенский ответил, что таких источников у него два: один совершенно достоверный, «не доносчиский1», от людей чрезвычайно порядочных, которых волновали сведения, и они их передавали А.Ф. Керенскому, чтобы предотвратить события, другой — контрразведка. Кроме того, приезжал к нему как-то один офицер по фамилии Верещагин, которого А.Ф. Керенский после передал в разведку. Офицер этот близко вращался в Советах казачьих войск и, видимо, был в курсе вообще вещей. Он приезжал к А.Ф. Керенскому предупреждать его о грозящей ему неминуемой гибели в связи с событиями, которые в ближайшие дни произойдут. Несомненно для А.Ф. Керенского, что офицер Верещагин в известной мере был в курсе дела, но для него неясно, не приезжал ли он к нему, А.Ф. Керенскому, в качестве разведчика.
Верещагин имени генерала Корнилова не называл, но называл элементы, близкие к нему, — Завойко и других, — но кого именно, А.Ф. Керенский не помнит. Были и другие офицеры-информаторы, например Афанасьев, он также был передан контрразведке. Затем А.Ф. Керенский показал, что в казачьих кругах, а потом и некоторые общественные деятели порой говорили о диктатуре А.Ф. Керенского в такой примерно форме: «Если Вы согласитесь и так далее». Однако разговоры эти падали на бесплодную почву. Некоторые из этих лиц встречались потом среди окружающих Корнилова.
Лиц этих А.Ф. Керенский также не назвал. За некоторыми из лиц, возбуждавших подозрение, устанавливалось наблюдение, насколько это было возможно. Делать это, однако, было очень трудно, потому что настроение в Ставке было таково, что всякое лицо, появившееся от А.Ф. Керенского, вызывало тем
Так в тексте.
172
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ I
самым раздражение и подозрение. Так, когда полковник Барановский ездил в Ставку вместе с Савинковым, то говорил, что атмосфера сейчас в Ставке убийственная, что А.Ф. Керенского там совершенно не выносят и даже о1 Савинкове, в его отсутствие, говорят самым отрицательным образом. Сведения о заговоре группы офицеров были, по мнению А.Ф. Керенского, весьма точные: во время корниловских событий офицеры посылались в Петроград как раз по указывавшимся адресам, как Дюсиметьер". Наконец, АФ. Керенский предложил Комиссии опросить М.И. Терещенко, не вспомнит ли он разговора, который он передавал А.Ф. Керенскому относительно сообщения Завойко одной даме о тех средствах, которыми он располагает для ниспровержения правительства.
Показания бывшего комиссара Временного правительства при Верховном главнокомандующем гвардии штабс-капитана М.М. Филоненко111 в части, касающейся возможного заговора чинов Ставки против Временного правительства, сводятся к следующему. Допрашивая М.М. Филоненко, Комиссия имела в виду как то обстоятельство, что он, будучи представителем Временного правительства и находясь в Ставке до утра 28 августа, являлся на месте свидетелем «выступления» генерала Корнилова против представляемого им правительства, так и то, что, прибыв в Петроград, он обратился с воззванием к всадникам Дикой дивизии, в котором утверждал: «Вы знаете меня по 8-й армии и поверите, если я Вам скажу, что генерал Корнилов и Ваши начальники обманывают Вас и ведут в Петроград не против большевиков, а против Временного правительства, желая свергнуть его и восстановить старый строй. Никакие мои уговоры, никакие убеждения мои не подействовали на генерала Корнилова, решившегося начать гражданскую войну и пролить Вашу кровь для восстановления старого строя»17 (цитируется по агентской телеграмме в Ставку; имеется в деле)7. '
Познакомился М.М. Филоненко с генералом Корниловым 8 июня 1917 года, прибыв в качестве комиссара в 8-ю армию, которой генерал Корнилов командовал. Прямота, честность, простота генерала Корнилова, геройское мужество и любовь и преданность Родине создали в свидетеле при совместном с ним служении уважение к нему и привязанность, вследствие чего он и обратил внимание Б.В. Савинкова, в то время комиссара Юго-Западного фронта, на генерала Корнилова как на лицо, наиболее подходящее, по его мнению, для замещения освободившегося поста главнокомандующего Юго-Западным фронтом. Назначение генерала Корнилова состоялось. Впоследствии генерал Корнилов был назначен Верховным главнокомандующим, а М.М. Филоненко комиссаром при нем. Через короткий промежуток времени, по прибытии М.М. Филоненко в Ставку, наметилось существенное различие в политической ориентации между генералом Лукомским и свидетелем, и, в частности, это различие особенно резко обозначалось, когда приходилось разрешать вопросы, касающиеся войсковых выборных организаций и несоответствия по политическим причинам начальствующих лиц.
I Предлог «о» впечатан над строкой.
II В тексте ошибочно: «Семитьер».
III Показание комиссара Временного правительства при Ставке Верховного главнокомандующего М.М. Филоненко от 25 сентября 1917 г. см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 22. Л. 3-35 об. (См. документ № 65 — т. 2).
17 Здесь цитируется телеграмма М.М. Филоненко кадровым солдатам Туземной дивизии от 30 августа 1917 г. Телеграмму см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 23. Л. 108-109. (Опубл.: Корниловские дни... С. 151—152).
7 Пояснение документа.
ЧАСТЫ. ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ КОМИССИЯ: МЕЖДУ ОБЩЕСТВОМ И ВЛАСТЬЮ
173
М.М. Филоненко сообщил об этом генералу Корнилову, и последний признал возможным предоставить генералу Лукомскому пост командующего армией и точно так же признал целесообразым, чтобы генерал Лукомский не являлся впредь единственным докладчиком по всем делам армии, и чтобы соответственные начальники Управлений делали главковерху свой доклад непосредственно. В данном случае М.М. Филоненко стремился к умалению того влияния, которое направление генерала Лукомского, как единственного докладчика у главковерха, могло иметь на действия генерала Корнилова. Никаких указаний на причастность Лукомского к какому бы то ни было заговору в объяснениях М.М. Филоненко не содержится. Свою оценку генерала Лукомского М.М. Филоненко довел до сведения Временного правительства, причем эпизод этот был исчерпан, как изложено выше, преподанием М.М. Филоненко министром-председателем указаний на необходимость найти надлежащую линию поведения по отношению к Штабу, в воинском и гражданском смысле честно исполняющему свой долг.
В ту же пору, в конце июля, к М.М. Филоненко поступили следующие «тревожные сведения». Ему передали отрывки разговора, ведшегося в экстренном поезде главкоюза, находившегося тогда еще в распоряжении главковерха. Одним из участников беседы был комендант поезда штабс-ротмистр князь Кропоткин. «Доносившиеся до слуха» отрывки разговора были таковы: «Идет все хорошо», «надо установить между нами связь», а что «если сорвется — тогда надо решиться на все сейчас же». В разговоре упоминалась фамилия генерала Тихменева1. Кто был собеседником князя Кропоткина, а также и тем лицом, до слуха которого доносились приведенные отрывки, М.М. Филоненко в показании своем не упоминает. Тогда же свидетелю передали, что генерал Тихменев высказывал мысль, что Б.В. Савинков и М.М. Филоненко, лиц, осмелившихся заводить новые порядки в армии, виновников ухода генерала Гутора с поста главкоюза, он при первой возможности постарается повесить. Еще сообщили свидетелю, что Тихменев имеет близкую связь с Главным комитетом Союза офицеров. Наконец один офицер, служащий в Ставке по железнодорожным перевозкам, сообщил М.М. Филоненко, что в Могилев идет с неизвестными целями Кавказская конная дивизия167 и что «железнодорожники находятся в волнении», так как «идут слухи», что, опираясь на эту дивизию, в Ставке что-то готовится. Свидетелем не названо ни одного имени из числа тех лиц, которые информировали его об изложенном. М.М. Филоненко немедленно запросил генерала Корнилова о том, что ему известно о движении дивизии, и получил ответ, что ничего не известно. Тогда свидетель обратился к генералу Лукомскому, и тот объяснил ему, что дивизия эта идет на Западный фронт по распоряжению, отданному еще генералом Брусиловым, для поддержания на этом фронте, где совершенно отсутствует конница, боеспособности и порядка в войсках. Из дальнейшего разговора с генералом Лукомским М.М. Филоненко узнал что, по имеющимся у генерала Лукомского сведениям, дивизия эта заражена большевизмом. Свидетель не получил «сколь-либо удовлетворительных разъяснений» о том, почему дивизия направляется через Могилев, когда путь ей лежит через Жлобин, и почему распоряжением генерала Тихменева назначена высадка эшелонов этой дивизии в Могилеве. Какие «неудовлетворительные» объяснения по этим вопросам были даны генералом Лукомским, свидетель не сообщает. Но особенно ему странным показались указания на большевизм дивизии, относительно одного из полков которой он лично располагал совершенно иными сведениями. Ввиду всего этого М.М. Филоненко обратился к генералу Корнилову,
Здесь и далее в тексте фамилия указана ошибочно: «Тихменов».
174
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ I
прося его распорядиться немедленной посадкой и дальнейшим следованием эшелонов, прибывших в Могилев, а остальные направлять через Жлобин, поезд же главкоюза, в котором велась возбудившая тревогу свидетеля беседа, отправить в Бердичев. Затем М.М. Филоненко порекомендовал генералу для поручений полковнику Голицыну усилить меры охраны главковерха, так как, зная, как косо смотрят в Штабе на близкие его отошения к революционерам, Савинкову и к нему, Филоненко, полагал, что в первую очередь опасности может подвергнуться генерал Корнилов.
Наконец М.М. Филоненко поставил в известность о своих опасениях относительно существования заговора Б.В. Савинкова, послав ему следующую телеграмму: «То что Ваня, Федор, Генрих, Эрна, Жорж делали тогда [с] запада, теперь может быть [в] Шатре с востока, конь бледный близко, так мне кажется. Пожалуйста, исполните немедленно все то, что завтра утром Вам передам»168, которую Б.В. Савинков должен был понять так: то, что действующие лица романа «Конь бледный» собирались делать с запада, то есть революционный заговор, теперь в Шатре, то есть в Ставке, собираются сделать с востока, то есть с противоположными контрреволюционными намерениями. Когда на следующий день в разговоре по прямому проводу Б.В. Савинков заметил М.М. Филоненко, что смысл его телеграммы ему «не совсем ясен», то М.М. Филоненко сказал: «Я не могу дать сейчас по аппарату пояснений, мною отправлен сегодня к Вам солдат [с] секретным письмом, в нем опять-таки неполно я представляю некоторые разъяснения. Во всяком случае, совершенно необходимо, чтобы Вы сейчас же вызвали в Петроград доблестного генерала Тихменева и приказали ему сделать подробный доклад о предстоящих зимних железнодорожных перевозках. Генерал должен выехать сегодня же, так как он ведет под уздцы коня бледного для Лавра, к этому имею много оснований. Примите его возможно лучше, он наш искренний доброжелатель и высказывался, что нет тех палат высоких на самом лучшем воздухе, которых мы не были бы достойны и что он с этой стороны сделает все от него зависящее. Сегодня ночью узнал о некоторых передвижениях через Пекин на Париж, которые производились по плану завоевателя Галиции и которые преследовали государственные высокие цели. Я очень рад, что у Фонвизина чрезвычайно музыкальный слух, я, конечно, делаю и сделаю то, что надо человеку решительному и благовоспитанному. Примите во внимание, что я не хочу есть неспелую грушу, но вместе с тем знаю, что созревший фрукт, падая с дерева без воли стоящего под деревом, может больно ушибить»1, (Подлинная телеграмма и юзограмма приобщены к делу)п.
Как видно из показания М.М. Филоненко, он в разговоре по прямому проводу указал на основания его опасений и просил вызвать генерала Тихменева в Петроград под предлогом служебного дела, дабы там его роль «при общих осведомительных средствах правительства» могла быть точно установлена. Если бы оказалось, что генерал вообще не причастен, то он возвратился бы в Могилев, если бы наоборот — подозрения были бы подкреплены фактическими данными. Б.В. Савинков мог бы распорядиться соответственно. Генерал Тихменев был немедленно вызван Б.В. Савинковым в Петроград, но вслед за тем вызов был отменен.
Свидетель Филоненко должен признать, что он не может сейчас сказать утвердительно, участвовал ли генерал Тихменев в каких-либо противоправительствен-
I Здесь цитируется разговор по прямому проводу М.М. Филоненко с Б.В. Савинковым от 31 июля 1917 г. Запись разговора см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 28. Л. 75-77.
II Пояснение документа.
ЧАСТЬ I. ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ КОМИССИЯ: МЕЖДУ ОБЩЕСТВОМ И ВЛАСТЬЮ
175
ных «действиях или замыслах», а равно и не может указать и на характер заговора, но «полагает», что он был военный по преимуществу, и «склонен думать», что он был направлен не только против Временного правительства «данного состава», но и Временного правительства демократической ориентации вообще. Определенных указаний у М.М. Филоненко о заговоре не было, но у него, так же как и у его сотрудников по комиссариату, создалось «единообразное мнение, слагавшееся из ряда мелких впечатлений и улавливаемого настроения окружающих, что заговор есть».
В дальнейшем своем показании М.М. Филоненко излагает в хронологическом порядке все события, переживавшиеся Ставкой при его участии. Из этих событий надлежит отметить дни, предшествовавшие разрыву генерала Корнилова с Временным правительством. 23 августа в Ставку приехал Б.В. Савинков. Сперва он имел беседу с генералом Корниловым наедине, а вечером беседу с высшими чинами Штаба по поводу выделения Петрограда из Петроградского военного округа, переходившего по стратегическим соображениям, по настоянию главковерха, в его подчинение1. Тогда же Б.В. Савинков передал генералу Корнилову просьбу министра-председателя о сосредоточении вблизи Петрограда конного корпуса для поддержки Временного правительства на случай беспорядков и выступления большевиков по примеру июльских дней при предстоящем объявлении Петрограда на военном положении. 24 августа открылось совещание комиссаров и комитетов169, созванное по инициативе М.М. Филоненко для заслушания приготовленного в Политическом управлении Военного министерства законопроекта о комитетах и комиссарах и в целях устранения путем взаимного обсуждения ряда острых вопросов из области непрекращающихся недоразумений между начальствующими лицами и их штабами, с одной стороны, и комитетами и комиссарами, с другой, тех неудобств, которые вытекали из-за отсутствия положения о комитетах и комиссарах.
25 августа Б.В. Савинков уехал. Перед отъездом он беседовал с М.М. Филоненко, делясь впечатлениями от пребывания в Ставке в связи с проведением в жизнь политики единения всех живых сил страны в целях образования сильного, сознающего свои цели и задачи правительства. Б.В. Савинков высказывал, что ему удалось выиграть борьбу налево", склонив А.Ф. Керенского к принятию положений доклада, разрабатывавшегося им, Савинковым, совместно с Филоненко, и теперь последнему придется выдерживать борьбу направо"1 с генералом Корниловым. Б.В. Савинков метафорически обозначил А.Ф. Керенского и генерала Корнилова теми двумя столпами, левым и правым, которые должны символизировать коалицию и быть индивидуально непременной ее основой. Днем 25 августа М.М. Филоненко навестил генерала Корнилова по делу. После делового разговора беседа перешла на темы общего характера, и довольно неожиданно генерал Корнилов спросил свидетеля, не думает ли он, что из того положения, в котором находится Россия, единственный выход лежит через военную диктатуру. М.М. Филоненко ответил отрицательно, указывая на то, что, мысля реально, диктатором возможно предположить только генерала Корнилова, но такого рода диктатура была бы фиктивной, так как он, генерал Корнилов,
I Речь идет о переговорах, зафиксированных в «Протоколе пребывания управляющего Военным министерством Б.В. Савинкова в Могилеве 24—25 августа 1917 г.». См.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 14. Л. 34—36. (См. комментарий № 164 —т. 1. См. также приложение №1-т. 2).
II Так в тексте. 1,1 Так в тексте.
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ I
не обладает достаточными познаниями в областях невоенных, а следовательно, фактически стал бы управлять безответственный коллектив, вроде того, что в обыденной речи именуется камарильей. Кроме того, диктатура не была бы принята широкими слоями демократии, и демократические и республиканские круги1, ныне поддерживающие генерала Корнилова, пошли бы против него, а в их числе Б.В. Савинков и он, М.М. Филоненко. Тогда генерал Корнилов спросил свидетеля, что же делать, когда ясно, что у данного состава правительства не хватает энергии на проведение тех мероприятий, которые необходимы для спасения страны от внешнего и внутреннего рабства, и когда время не терпит. М.М. Филоненко ответил, что сильная революционная власть возможна и в форме иной, чем диктатура. Таким видом ее представляется ему Временное правительство, имеющее в своем составе директорию, или малый военный кабинет, наделенный большими полномочиями для разрешения всех вопросов, связанных с войной. Развивая свою мысль дальше, М.М. Филоненко указал, что имеются основания полагать, что именно в таком виде разрешится правительственный кризис, который должен последовать с принятием министром-председателем положений их доклада о мерах к поднятию боеспособности армии, настолько определенного, что либо с его отвержением должны будут уйти в отставку генерал Корнилов, Б.В. Савинков и он, М.М. Филоненко, либо теперь с принятием его министром-председателем должны будут выйти из состава кабинета лица, для которых его положения являются заведомо неприемлемыми. Свидетель полагал, что такая директория может быть популярна и сильна только тогда, если в составе ее в качестве председателя будет находиться А.Ф. Керенский и участие в ней примет генерал Корнилов. Генерал Корнилов на это сказал: «Да, Вы правы, а Вы, Максимилиан Максимилианович, в такой кабинет вместе со мной вошли бы?» «Да, — ответил свидетель, — счел бы за честь, но при непременном условии нахождения в нем А.Ф. Керенского и Б.В. Савинкова и признания ими моего участия желательным». Затем генерал Корнилов снова вернулся к единоличной диктатуре и спросил свидетеля, согласился ли бы он ему помочь, если бы Временное правительство и такой малый кабинет в его составе оказались бы все-таки недостаточно сильны и оказалось бы нужным перейти к диктатуре. Когда на такого рода вопрос М.М. Филоненко ответил отрицательно, то генерал Корнилов сделал несколько шагов по комнате в раздумье и сказал: «Да, я тоже стою за директорию». «Я обещал Савинкову поддержку Керенского, хотя он слабый человек, и исполню это. Но только надо все делать скорей, ведь время не ждет».
В заключении беседы М.М. Филоненко порекомендовал генералу Корнилову обратить внимание на мысль, выслушанную им самим от Аладьина в день приезда его в Ставку 18 августа, о создании до созыва Учредительного собрания — представительного органа, перед которым правительство должно быть безусловно ответственным. Аладьиным же намечался в разговоре с М.М. Филоненко состав этого органа такой: «прогрессивная часть 4-ой Государственной Думы, пополненная левыми элементами 1, 2 и 3 Дум и достаточным числом делегатов ЦИК».
Вечером того же числа М.М. Филоненко был у генерала Корнилова по очередным делам, после которых генерал Корнилов, вернувшись к дневной беседе, сказал, что у него был Львов с предложениями от Временного правительства (какими, не было сказано) и что генерал Корнилов просил приехать 27 августа в Ставку АФ. Керенского и Б.В. Савинкова для обсуждения вопроса о сформировании нового кабинета, при этом генерал Корнилов прибавил, что
Так в тексте.
ЧАСТЬ I. ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ КОМИССИЯ: МЕЖДУ ОБЩЕСТВОМ И ВЛАСТЬЮ
177
он желал бы видеть свидетеля на посту министра иностранных дел. М.М. Филоненко ответил, что если Керенский и Савинков будут участвовать в кабинете, и Керенский будет министром-председателем, и они оба найдут его участие желательным, он будет считать своим долгом идти в кабинет. Тогда генерал Корнилов спросил М.М. Филоненко, кто из политических деятелей мог бы войти в кабинет, ставящий себе целью оборону страны и приведение армии и тыла в порядок. М.М. Филоненко указал на И.Г. Церетели, Г.В. Плеханова, Аргунова, Малянтовича, А.С. Зарудного, Г.С. Тахтамышева1 и из к.-д.11 упомянул В.Д. Набокова, А.В. Карташева и Ф.Ф. Кокошкина, причем прибавил, что все эти имена сообщаются им в порядке справки, ибо вопрос о составе кабинета должен быть обсужден при свидании с А.Ф. Керенским и Б.В. Савинковым.
Днем 26 августа к М.М. Филоненко приехали А.Ф. Аладьин и B.C. Завойко, рассказавшие содержание предложения Львова в виде трех вариантов: или ухода А.Ф. Керенского, или директории, или диктатуры генерала Корнилова по назначению от Временного правительства. В возникшей беседе М.М. Филоненко предпочитал молчать и предоставлял говорить своим собеседникам. А.Ф. Аладьин был также весьма сдержан и ничего существенного или обязывающего не высказывал. B.C. Завойко, напротив, был весьма словоохотлив и, между прочим, сообщил, что кто-то возражает против появления М.М. Филоненко на посту министра иностранных дел. Говорил B.C. Завойко также и то, что лично ему ничего не нужно для себя, что он будет счастлив, когда вернется к себе на нефтяные промыслы, но что он готов, если это необходимо, быть министром продовольствия и членом директории.
Того же 26 днем у М.М. Филоненко был полковник Верховский, в ту пору командовавший Московским военным округом. Полковник Верховский высказал свидетелю свою тревогу по поводу позиции Ставки, а М.М. Филоненко, имея в виду, что полковнику Верховскому предстоит еще беседа с генералом Корниловым, просил заявить последнему о его, полковника Верховского, солидарности с политикой Б.В. Савинкова и свидетеля, направленной к созданию сильной демократической и революционной власти. Вечером А.И. Верховский опять был у М.М. Филоненко и от него звонил по телефону генералу Лукомскому. После одной фразы, оброненной генералом Лукомским и переданной М.М. Филоненко полковником Верховским, с обязательством никому не говорить, свидетель посоветовал А.И. Верховскому уезжать по возможности безотлагательно.
Когда вечером М.М. Филоненко явился к генералу Корнилову по текущим делам, то в кабинете застал B.C. Завойко и А.Ф. Аладьина. Первый из них начал беседу на политическую тему, говорил о составе кабинета и о своей роли в качестве министра продовольствия, второй же воздерживался от суждения. Свидетелю показалось, что словоохотливость B.C. Завойко не вызывает сочувствия генерала Корнилова. Вообще, отношения Завойко с главковерхом со времени выезда из Каменец-Подольска не носили прежнего интимного характера. Завойко бывал в Ставке только наездами, и, по-видимому, у него были нелады со Штабом. Около 12 х/г часов ночи на 27 августа М.М. Филоненко был вызван Б.В. Савинковым по прямому проводу и получил от него настоятельное распоряжение на следующий же день в 3 часа выехать в Петроград.
М.М. Филоненко в свою очередь сделал доклад о положении дел в Ставке: «Был у меня Александр Верховский, и мы крепко пожали друг другу руки на
I В тексте ошибочно: «Б.С.Тохтамышев».
II К.-д. — конституционные демократы (кадеты).
178
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ I
прощание. Он никак не предполагал, по-видимому, что я настолько симпатичный человек и что мое общество на него сможет подействовать так успокаивающе после тех напряженных служебных бесед, которые он имел и которые в наше ответственное время даже при малейших разногласиях могут расстроить нервы. Мне кажется, что высоты, переходя из руки в руки, сегодня остались за нами, и я Вам по приезде представлю план расположения для того, чтобы взятое закрепить. Была очень сильная контратака, причем, как и подобает, командный состав доблестно был впереди. С этим, конечно, надо считаться как с неожиданностью, так как тот ободряющий пример и высокое доверие, которое министр-председатель обнаружил в том отношении1, не могло создать тот высокий дух, проявлениям которого нельзя не радоваться в столь тяжелое время. Во всяком случае, я могу подтвердить, что на колеблющихся волнах сегодня к вечеру из-под пен ясно всплыл тот буй, на котором написаны имена двух наиболее любимых женщин, от которых, как Вы знаете, ни от одной нельзя отказаться для того, чтобы ребенок выздоровел. В этом отношении я сделал все, что мог и что обещал, причем себя считаю участником танца только в том случае, если придется идти между Геркулесовыми столбами, число которых Вы знаете»11. (Подлинная юзограмма в деле111.) В этом своем докладе, как объясняет М.М. Филоненко, под высотами, переходящими из рук в руки, он разумел генерала Корнилова. Под доблестными генералами, шедшими в атаку, он имел в виду генерала Лукомского и других, стремившихся склонить генерала Корнилова на свою сторону. Под воодушевлением министром-председателем™ разумел его теплое отношение к генералу Лукомскому, под двумя любимыми женщинами, необходим^ для того, чтобы ребенок выздоровел, — А.Ф. Керенского и генерала Корнилова, под ребенком — Россию. Наконец, указывая, что согласен только на танец между двумя Геркулесовыми столбами, М.М. Филоненко понимал, как он объясняет, сотрудничество генерала Корнилова и А.Ф. Керенского, в зависимости ^ от чего ставил свое участие в активной работе.
27 августа в 9 часов утра М.М. Филоненко был разбужен адъютантом генерала Корнилова, просившего немедленно приехать к главковерху. Приехав, он был немедленно принят генералом Корниловым, который молча протянул телеграмму примерно такого содержания: «Приказываю Вам выехать в Петроград, сдав должность главковерха генералу Лукомскому, коему командовать впредь до назначения нового главковерха. Керенский»т.
Прочтя внимально телеграмму, М.М. Филоненко сказал, что она для него является полной неожиданностью и что у него является предположение о злом умысле какого-нибудь третьего лица, так как телеграмма эта, для столь важного и ответственного документа, заключает в себе слишком много формальных де-
I Так в тексте.
II Здесь цитируется разговор по прямому проводу М.М. Филоненко с Б.В. Савинковым от 27 августа 1917 г. Запись разговора см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 28. Л. 97-100.
ш  Пояснение документа. 17 Так в тексте. v Так в тексте. VI Так в тексте.
vn Телеграмма А.Ф. Керенского Л.Г. Корнилову от 27 августа 1917 г. процитирована неточно. Правильно: «Приказываю Вам немедленно сдать должность генералу Лукомскому, которому впредь до прибытия нового верховного главнокомандующего вступить во временное исполнение обязанностей главковерха. Вам надлежит немедленно прибыть в Петроград. Керенский». (ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 27. Л. 14).
ЧАСТЬ I. ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ КОМИССИЯ: МЕЖДУ ОБЩЕСТВОМ И ВЛАСТЬЮ
179
фектов: нет часа отправления, нет исходящего номера, нет прописанного официально звания министра-председателя. Самый адрес имел частный характер: «Ставка. Генералу Корнилову». Были и материальные недостатки в телеграмме, о которых М.М. Филоненко умолчал. В телеграмме не было ссылки на соответствующее постановление Временного правительства, которому одному предоставлена власть отозвания Верховного главнокомандующего. Такое нагромождение ошибок в документе, юридически столь незамысловатом и вместе с тем государственно столь ответственном, заставляло М.М. Филоненко самым серьезным образом опасаться, что с злонамеренными целями, помимо воли министра-председателя, посылается телеграмма за его подписью лицами, лишенными элементарных административных познаний, захватившими телеграф, а может быть, и власть.
М.М. Филоненко просил генерала Корнилова спокойно ждать, а сам вызвал к прямому проводу Б.В. Савинкова. Б.В. Савинков подтвердил подлинность телеграммы и сослался на Львова, однако М.М. Филоненко тогда еще обратил его внимание на то, что с передачей Львовым мнения генерала Корнилова происходит нечто весьма неладное и что генералу Корнилову приписываются такие суждения, которых он в виду не имел: «В этом вопросе всякие маклера1 даже высокой честности могут создать безответственно возможность великих потрясений»11. От прямого провода М.М. Филоненко вернулся к генералу Корнилову и попросил его рассказать, с каким поручением приезжал В.Н.Львов. Генерал Корнилов изложил версию о трех вариантах и указал, что он отверг диктатуру и остановился на директории или малом военном кабинете. Затем генерал Корнилов прошел к себе в кабинет и пригласил туда и М.М. Филоненко. Там же собрались генерал Лукомский, А.Ф. Аладьин и B.C. Завойко. Первые два в резких выражениях обвиняли А.Ф. Керенского и Б.В. Савинкова в провокации, причем генерал Лукомский заявил, что ему показалась весьма подозрительной просьба Б.В. Савинкова отставить генерала Крымова от командования 3-м конным корпусом170.
М.М. Филоненко сообщил, что согласно полученному распоряжению он должен выехать в Петроград, однако это заявление вызвало дружный протест всех присутствующих. Завойко полагал, что необходимо остаться в Ставке вследствие хороших с ним отношений. АФ. Аладьин указывал, что М.М. Филоненко, как и всякому другому порядочному человеку, следует отказать в повиновении правительству, компрометирующему себя провокационными действиями, и что в порядке революции он должен восстать против него, а генерал Лукомский указывал на то весьма неблагоприятное впечатление, которое этот отъезд произведет в Ставке. М.М. Филоненко, однако, настаивал на отъезде, раз его вызывает Савинков, с которым он связан чувством дружбы и личного доверия. Генерал Корнилов при этом хранил молчание, а спустя некоторое время заявил о принятом им решении не допустить отъезда его, М.М. Филоненко, так как отъезд этот может вызвать чрезвычайно повышенное настроение в Ставке. В это время М.М. Филоненко составил телеграмму на имя министра-председателя, в которой настаивает на необходимости приостановки отставки генерала Корнилова правительством, так как принятое правительством решение с неизбежностью повлечет гражданскую войну, и следствием ее будет сепаратный мир с немцами и восстановление самодержавия на осколках вассального государ-
I Так в тексте.
II Запись разговора по прямому проводу М.М. Филоненко с Б.В. Савинковым от 27 августа 1917 г. см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 23. Л. 103-106.
180
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА, ТОМ I
ства, которое останется от Великой России. «Победителей в этом междоусобии не будет, так как кто бы им ни1 оказался, завтра будет рабом немцев»11. (Подлинная телеграмма в деле111.)
По окончании составления телеграммы М.М. Филоненко вышел из кабинета, вызвал по телефону своего помощника и просил его с одним из членов комиссариата немедленно приготовиться к отъезду в Петроград, а двум другим членам комиссариата — в Москву. Тому же помощнику он сообщил, что «он арестован» и что ему, вероятно, придется застрелиться. Однако спустя некоторое время М.М. Филоненко поехал сам лично домой проститься со своими сотрудниками, и ему в этом никто не противодействовал.
Затем в 5 часу свидетель так же свободно™ вернулся в Ставку, где узнал, что генерал Корнилов говорит по прямому проводу с Б.В. Савинковым и просит в аппаратную и erov.
Придя в аппаратную, М.М. Филоненко и сам принял участие в разговоре с Савинковым, указав еще раз на то, что он правильно утром оценил положение как имеющее в основе недоразумение. Ознакомив с этим разговором генерала Корнилова, М.М. Филоненко тут же получил его согласие на отъезд совместно с теми лицами из состава комиссариата, которых он, М.М. Филоненко, признает нужным с собой пригласить. М.М. Филоненко генералом Корниловым был предоставлен экстренный поезд, и он выехал из Могилева в 5 час. утра 28 августа.
На прощанье М.М. Филоненко обратил самое серьезное внимание генерала Корнилова на необходимость приостановить движение конного корпуса, указывая, что улажение™ конфликта возможно лишь при спокойном выжидательном положении. На вокзале перед отъездом М.М. Филоненко к нему пришли для совещания члены ИК СС и РД г. Могилева. От них он узнал, что печатается «какое-то» воззвание генерала Корнилова, и, узнав об этом, попросил передать рабочим просьбу его не печатать. В экстренный поезд М.М. Филоненко хотели сесть несколько офицеров, направлявшихся из Ставки в Петроград. Один из них вошел в вагон и «доложил», что он из числа тех, которые вызваны как бы для обучения бомбометному делу, но на самом деле с другой целью, которую «Вы ведь знаете, г. комиссар». М.М. Филоненко ничего не знал, но слушал дальше и узнал, что офицерам этим надлежало явиться в Петроград по адресам трех лиц, из которых он запомнил фамилии полковника Дюсиметьера и генерала Федорова. Считая, что эти имена дают одну из нитей заговора, М.М. Филоненко сообщил их по приезде в Петроград А.Ф. Керенскому.
В Петрограде, как уже указывалось выше, М.М. Филоненко обратился с воззванием к солдатам дикой дивизии, в котором говорил, что генерал Корнилов ведет их, вопреки его, М.М. Филоненко, убеждениям, не против большевиков, а против Временного правительства, желая свергнуть его и восстановить
I Частица «ни» впечатана над строкой.
II Здесь цитируется телеграмма М.М. Филоненко А.Ф. Керенскому и Б.В. Савинкову от 28 августа 1917 г. Телеграмму см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 23. Л. 116, 121.
ш  Примечание документа.
w  Слова «также свободно» впечатаны над строкой.
v  Речь идет о переговорах по прямому проводу генерала Л.Г. Корнилова с управляющим Военным и морским министерством Б.В. Савинковым и В.А. Маклаковым от 27 августа 1917 г. Запись разговора см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 60. Л. 1-14. (Опубл.: Революционное движение в России... С. 451; см. приложение № 2 — т. 2). VI Так в тексте.
ЧАСТЬ t. ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ КОМИССИЯ: МЕЖДУ ОБЩЕСТВОМ И ВЛАСТЬЮ
181
старый строй. Свое показание М.М. Филоненко оканчивает заявлением о том, что, глубоко сожалея1 генерала Корнилова, он продолжает относиться к нему с полным уважением как [к] патриоту и беззаветно храброму и честному воину, который помимо своей воли, следствием чужих ошибок и несчастного стечения обстоятельств, оказался в роли нарушителя закона и, желая счастья родине, создал причину добавочных ее потрясений.
В показании свидетеля М.М. Филоненко упоминается о том, что, по мнению генерала Тихменева, он, М.М. Филоненко, и Савинков были виновниками ухода с поста главнокомандующего Юго-Западным фронтом генерала Гутора. Обстоятельство это выясняется из сопоставления следующих телеграмм: 1) комиссара Юго-Западного фронта Савинкова военному министру А.Ф. Керенскому и Верховному главнокомандующему генералу Брусилову от 3 июля: «Комиссар 8-ой [армии] Филоненко полагает необходимым сохранить наступательное движение частей 8-ой армии как единственного участка фронта, находящегося в движении. По сведениям, немцы на фронте 8-й сосредоточивают крупные силы, и у Калуша обнаружена немецкая гвардия. Если не будет принято мер военного содействия другими частями фронта, в частности Юго-Западного, то, несомненно, прорыв, сделанный 8-ой армией, будет локализирован противником, что чрезвычайно осложнит общую психологическую, а потом и политическую обстановку. Нельзя не приветствовать отказ от дальнейших активных операций 7-ой армии, но желательно не частичный отказ от первоначального операционного плана, а полный, в частности оставление нового удара XI армии, который по условиям местности, вероятно, обречен на повторную неудачу. Необходимы, однако, демонстративные действия 7-й и 11-й армии, направляемых вместе с 8-й единой волей, решившейся действовать исключительно по данным ныне сложившейся обстановки. Вышеизложенные сообщения считаю чрезвычайно заслуживающими внимания и их разделяю. Савинков».
И)11 Военному министру от генерала Брусилова. «Считаю совершенно недопустимым вмешательство комиссаров в боевые операции. Прошу не отказать определенно указать права и обязанности комиссаров и разъяснить, что каждый должен заниматься своим делом, так как в противном случае произойдет путаница. За операцию на фронте отвечает главнокомандующий, получающий директивы от главковерха. Вмешательство безответственных лиц внесет полный беспорядок, и управление войсками станет невозможным. 3 июля Брусилов».
И III) Военному министру также от генерала Брусилова 5 июля: «Сегодня выезжаю в Штаюз. Предполагаю генерала Гутора заменить генералом Корниловым, но вместе с тем, ввиду поставленного генералом Гутором вопроса об оставлении его или комиссара Филоненко и возможности объяснений ухода генерала Гутора как победы комиссаров, настоятельно прошу убрать и Филоненко». Как известно, генерал Гутор был сменен на своем посту генералом Корниловым, а Филоненко был оставлен, а потом и назначен комиссаром при Верховном главнокомандующем. Одним из лиц, принявших наиболее живое участие в ликвидации выступления генерала Корнилова против Временного правительства, был бывший командующий войсками Московского военного округа полковник Верховский, накануне событий посетивший Ставку. Спрошенный в качестве свидетеля, А.И. Верховский показал следующее"1. В Ставку он при-
I Так в тексте.
II Здесь и далее в документе пункты пронумерованы римскими цифрами.
III Протокол допроса военного министра А.И. Верховского от 11 октября 1917 г. см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 10. Л. 148-155. (См. документ № 12 —т. 2).
182
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ I
ехал 25 августа для присутствования в комиссии по сокращению численности армий и виделся там с генералами Корниловым, Лукомским, Романовским, полковником Прониным и Сахаровым и Филоненко. Вел разговоры с ними приблизительно на одну и ту же тему о восстановлении боеспособности армии. Намечались такие две линии: постепенные воспитательные меры, подбор командного состава, усиление деятельности организаций и т.д., и второй путь — принятие быстрых и решительных мер, подавление всякого сопротивления силой оружия и т.п. Названные лица, кроме Филоненко, первый путь признавали слишком медленным. Подробнее об этом А.И. Верховский говорил с генералом Лукомским и указывал ему, что таким решительным образом действий всей России покорить нельзя, на что генерал Лукомский возражал, что в этом и надобности нет, так как достаточно покорить несколько главных пунктов.
В разговоре с генералом Романовским и полковниками Сахаровым и Прониным относительно1 применения решительных мер для поднятия боеспособности армии указывалось, что эти меры могут быть осуществлены при опоре на казачество, Союз Георгиевских кавалеров и Союз офицеров. А. И. Верховский возражал, что и казачество всей России не покорить, а Союз Георгиевский и офицерство будут погублены и тем самым еще более будет подорвана боеспособность армий. На это упомянутые лица согласились дать указание Союзу офицеров и Георгиевских кавалеров в Москве работать непосредственно под руководством свидетеля А.И. Верховского. Такой же разговор с генералом Корниловым закончился его вопросом, как свидетель отнесется к диктатуре, если таковую объявит Временное правительство? А. И. Верховский указал, что диктатура повлекла бы за собой резню офицеров и повела бы к совершенному расстройству боеспособности армии, и добавил, что если бы Временное правительство ввело диктатуру, то он сделал бы все, чтобы уменьшить вред, который она может произвести. В разговоре А.И. Верховский неоднократно высказывал мысль о невозможности в настоящее время мечтать о единой организованной власти. Вышеупомянутые разговоры дали А.И. Верховскому основание предполагать, что диктатура близка к осуществлению и что мысль о диктатуре созревала в Ставке и только для видимости указывается на возможность создания ее Временным правительством. Чтобы выяснить положение, А.И. Верховский отправился к Филоненко. Тот объяснил, что генерал Корнилов в настоящий момент представляет из себя высоту, за которую борются две силы и которая переходит из рук в руки. Одна их этих сил — офицерство Ставки и особенно Лукомский, приведенные в отчаяние разложением армии, а другая — это он, Филоненко, и Савинков как представители правительства, делающие все возможное, чтобы удержать Корнилова от безумных шагов, чего он и надеется достигнуть. Этой фразой о борьбе двух сторон за высоту Филоненко иллюстрировал борьбу из-за разрабатывавшихся мероприятий по поднятию боеспособности армии. Тогда же Филоненко просил свидетеля упомянуть в разговоре с Корниловым, что в случае если бы последний предпринял какие-нибудь шаги, то он, А.И. Верховский, будет иметь возможность сформировать до двух корпусов настоящего войска со всеми вспомогательными частями и артиллерией и стать во главе их с сознанием своей силы и боевого опыта, в борьбе с которыми ему, Корнилову, придется потратить много усилий. А.И. Верховский исполнил эту просьбу Филоненко и сообщил изложенное генералу Корнилову. Генерал Корнилов ничего на это не ответил и «сел только поглубже в кресло». Из квартиры Филоненко А.И. Верховский действительно говорил по телефону с генералом Лукомским,
Слово «относительно» впечатано над строкой.
ЧАСТЬ I. ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ КОМИССИЯ: МЕЖДУ ОБЩЕСТВОМ И ВЛАСТЬЮ
183
но ничего такого, что бы составляло секрет, он тогда Филоненко не говорил. Разговор по телефону касался поезда, с которым А.И. Верховский должен был выехать. Выехал он фактически 26 августа вечером.
Еще в Петрограде Савинков спрашивал А И. Верховского, не имеется ли препятствий для расквартирования в Москве одного казачьего полка. Необходимость такого расквартирования ничем определенным не мотивировалась. А.И. Верховский ответил, что с его стороны препятствий к этому нет. О том же казачьем полке свидетелю телеграфировал генерал Лукомский, сообщивший, что в Москву посылается полк на время Государственного совещания. АИ. Верховский ответил, что за отсутствием места в самой Москве он может расквартировать полк лишь в пределах округа. На это из Ставки ему было предложено вывести из Москвы один из запасных полков и на его место поставить казаков. Так как и на этот раз требование мотивировано не было, АИ. Верховский запросил, почему Верховный главнокомандующий больше его, А.И. Верховского, заботится о том, какую часть разместить в Москве, но ответа на этот запрос не последовало.
Московское совещание было встречено с недоверием со стороны войск гарнизона Москвы, и когда затем АИ. Верховскому удалось добиться не только доверия к нему, но и готовности охранять Совещание, были получены известия о движении на Москву одного из казачьих полков. Полк этот был остановлен АИ. Верховским в Можайске и после Совещания отправлен в Каширу. Впоследствии Лукомский говорил свидетелю, что Верховный главнокомандующий очень удивился задержанию полка в Можайске, посылавшегося в Москву на случай возможного большевистского восстания. В день получения телеграммы генерала Корнилова с приказанием исполнять только его директивы1 были получены сведения от железнодорожников о движении казачьих частей из Смоленска на Москву, из Курска — о прибытии туда и о движении эшелонов на Харьков через станцию Козиевку. Эти известия вызвали распоряжения АИ. Верховского о приостановлении дальнейшего передвижения в пределах Московского округа казачьих частей. Впоследствии легальность движения всех частей вполне определилась, кроме казачьего полка и двигавшегося с ним железнодорожного батальона. Тогда же А.И. Верховский вызвал к себе командиров казачьих частей, расположенных в Москве, и предложил им вопрос о том, будут ли они поддерживать Временное правительство или же перейдут на сторону генерала Корнилова, на что они ответили, что будут ждать распоряжений с Дона от своего Войскового правительства, а до получения таких указаний будут поддерживать только порядок, а не Временное правительство и не генерала Корнилова. На это А И. Верховский им заметил, что если они станут на сторону генерала Корнилова, то он может им предоставить эшелоны и они могут уезжать. Во время ликвидации уже выступления генерала Корнилова он, генерал Верховский, послал телеграмму генералу Алексееву171 с указанием на необходимость ареста генерала Корнилова, Лукомского, Романовского и полковников Плющев-ского-Плющика, Пронина и Сахарова, исходя из того соображения, что Пронин и Сахаров тесно связаны, один с Союзом офицеров, а другой с Георгиевским союзом, а остальные связаны между собой по своей служебной деятельности. Никаких определенных данных о виновности упомянутых лиц, помимо изложенного, в распоряжении А.И. Верховского не было, и указание на необходимость их ареста было сделано им как мера предупредительная.
1 Имеется в виду телеграмма генерала Л.Г. Корнилова командующему Московским военным округом полковнику А.И. Верховскому от 28 августа 1917 г. (См.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 60. Л. 82. Опубл.: Революционное движение в России... С. 547).
184
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ I
Бывший управляющий Военным и морским министерством Б.В. Савинков, опрошенный в качестве свидетеля, показал следующее1. «Определенных сведений о заговоре в Ставке» он не имел, но получал указания об этом от М.М. Филоненко, донесения помощника комиссара Юго-Западного фронта Гобечиа и знал, что некоторые другие указания о заговоре имеет А.Ф. Керенский. Кроме того, свидетелю подтвердил существование заговора и начальник контрразведки Миронов. Членами заговора назывались: Завойко, Аладьин, генерал Лукомский, генерал Тихменев, генерал Кисляков, ротмистр князь Кропоткин, подполковник Пронин, полковник Сахаров и Плющевский-Плющик и генерал Деникин. О том, что именно доносил свидетелю о заговоре Гобечиа, какие факты, свидетельствовавшие о существовании заговора в Ставке, подтверждал Миронов, какое участие в заговоре принимало каждое из названных выше лиц, равно как и то, какие цели и средства имели заговорщики, Б.В. Савинков ни в одном из показаний (свидетель был допрошен три раза) не указывает. Заключает свое первое показание Б.В. Савинков следующими словами: «Зная генерала Корнилова, я должен сказать, что не сомневаюсь в том, что он участия в заговоре не принимал. О генерале Корнилове я думаю, что он доблестный генерал, беззаветно любящий родину, чуждый политики и достойный всякого уважения. Выступление его, по моему убеждению, вызвано недоразумением и стечением всевозможных неблагоприятных обстоятельств. Известную роль в выступлении этом сыграли и лица, принимавшие участие в заговоре и сознательно толкавшие генерала Корнилова на противоправительственный путь»". Показание Б.В. Савинкова не может не иметь существенного значения для уяснения настоящего дела, как в силу давнего знакомства его с генералом Корниловым, так и ввиду ближайшего сотрудничества с ним по своему занимаемому служебному положению.
Б.В. Савинков познакомился с генералом Корниловым в конце июня 1917 г. и из общения с ним убедился, что он не только разделяет взгляд его, Савинкова, на необходимость сильной революционной власти, осуществляемой Временным правительством для поднятия боевой способности армии, а следовательно, и для спасения страны, но и является тем человеком, который, стоя близко ко Временному правительству, сможет взять на себя всю тяжесть проведения решительных мер для поднятия боевой способности армии. Поэтому Б.В. Савинков взял на себя смелость рекомендовать генерала Корнилова особенному вниманию А.Ф. Керенскому111, в чем с ним был вполне согласен М.М. Филоненко. 15 июля свидетель выехал по приказанию А.Ф. Керенского в Ставку на Совещание, а по окончании его — в Петроград.
По дороге в вагоне Б.В. Савинков узнал от А.Ф. Керенского, что он вызван им с фронта ввиду формирования нового кабинета. Здесь же в вагоне, а затем и в Царском Селе намечался и новый состав этого кабинета, построенного на принципе утверждения сильной революционной власти. В предполагаемый кабинет должны были войти среди других Г.В. Плеханов и Е.К. Брешковская, имена же Чернова, Авксентьева и Скобелева не назывались. В намечении™ такого
1 Показания Б.В. Савинкова от 13-15 сентября 1917 г. см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 28. Л. 37-45 об.; от 18-19 сентября: Там же. Л. 46-47; от 20 сентября: Там же. Л. 72-73 об. (См. документы № 57-59 — т. 2).
и  Здесь цитируется протокол допроса Б.В. Савинкова от 13-15 сентября 1917 г. (См. документ № 57—т. 2). 111 Так в тексте. 17 Так в тексте.
ЧАСТЬ I, ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ КОМИССИЯ: МЕЖДУ ОБЩЕСТВОМ И ВЛАСТЬЮ
185
состава кабинета принимали участие, кроме А.Ф. Керенского и Б.В. Савинкова, также М.И. Терещенко, Н.В. Некрасов, полковник Барановский и флаг-капитан Муравьев. Комбинация эта, однако, не осуществилась, вопрос о твердой революционной власти остался открытым, но генерал Корнилов был назначен главковерхом, М.М. Филоненко — комиссарверхом, а Б.В. Савинков — упра-военмином.
31 июля М.М. Филоненко известил о заговоре, одним из участников которого являлся генерал-майор Тихменев, но сообщению этому А.Ф. Керенский не придал значения, за генерала Тихменева поручился начальник кабинета военного министра полковник Барановский. Одновременно А.Ф. Керенский распорядился отставить М.М. Филоненко от должности за то, что, по утверждению М.И. Терещенко, только что вернувшегося из Могилева, не сумел создать добрых отношений с чинами Штаба Ставки. По ходатайству Б.В. Савинкова, М.М. Филоненко был оставлен в занимаемой должности, однако преподанная затем АФ. Керенским инструкция М.М. Филоненко связала как его, так и Б.В. Савинкова в деле ликвидации заговора в Ставке. Однако в ближайшие же дни Б.В. Савинков по собственной инициативе приказал начальнику контрразведки Миронову учредить наблюдение за Завойко и Аладьиным. Завойко еще на Юго-Западном фронте не внушал свидетелю доверия, а явившись в Петроград, ходатайствовал дать место в Военном министерстве некоему Кюрцу, подозревавшемуся, по данным контрразведки, в германском шпионаже, а Аладьин, явившись к Б.В. Савинкову в Военное министерство, заявил, что1 он послан английскими политическими деятелями для осведомления их о русских делах. Поводом к недоверию Б.В. Савинкова Завойко на Юго-Западном фронте послужил текст первоначальной телеграммы генерала Корнилова, составленной Завойко в «недопустимо ультимативных выражениях», о необходимости смертной казни на фронте172. После указания на это со стороны Б.В.Савинкова генералу Корнилову первоначальный текст был уничтожен, а новая редакция составлена коллективно Филоненко, Завойко и Б.В. Савинковым.
3 августа в Петроград приехал генерал Корнилов с проектом докладной записки о поднятии боеспособности армии173. Ввиду того, что по приказанию Б.В. Савинкова такой же доклад готовился и в Военном министерстве, то он, Б.В. Савинков, просил генерала Корнилова привезенный проект передать ему для включения его в качестве составной части в доклад Военного министерства. Генерал Корнилов согласился. Вечером генерал Корнилов делал сообщение Временному правительству о военном положении. Во время доклада Б.В. Савинков послал А.Ф. Керенскому записку приблизительно такого содержания: «Уверен ли министр-председатель, что сообщаемые генералом Корниловым государственные и союзные тайны не станут известны противнику в товарищеском порядке». Об этом же на словах, насколько известно свидетелю, запросил А.Ф. Керенского и М.И. Терещенко. Повторив потом написанное им генералу Корнилову на словах, Б.В. Савинков имел в виду то обстоятельство, что некоторые члены Временного правительства находятся в постоянном и товарищеском общении с членами ИКСР и СД, среди которых, по сведениям контрразведки, имелись лица, заподозренные в сношениях с противником; кроме того, свидетелю было известно, что на заседание ИКСР и СД был однажды приглашен офицер австрийской службы Отто Бауер.
Доклад о поднятии боеспособности армии в Военном министерстве составлялся М.М. Филоненко. В нем, помимо законопроекта о комитетах и комиссарах,
1  Союз «что» впечатан над строкой.
186
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ I
содержались еще и положения: 1) о введении военно-революционных судов в тылу; 2) о возвращении дисциплинарной власти начальникам; 3) о милитаризации железных дорог и 4) о милитаризации предприятий, работавших на оборону. О разрабатывавшихся законопроектах Б.В. Савинков неоднократно докладывал А.Ф. Керенскому, подчеркивая особенно законопроект о военно-революционных судах, которому придавал решающее значение. А.Ф. Керенский не высказывал своего отношения к предполагаемым мерам до 8 августа, когда в доме военного министра категорически заявил, что он ни в коем случае и ни при каких обстоятельствах такой докладной записки не подпишет. Тогда Б.В. Савинков заявил, что в таком случае доклад внесет во Временное правительство имеющий право на то, наравне с военным министром, генерал Корнилов как Верховный главнокомандующий, он же, Б.В. Савинков, подает в отставку. Отставка эта принята не была. 9 августа Б.В. Савинков, равно как и М.М. Филоненко, стали в самой настойчивой форме вызывать генерала Корнилова по прямому проводу в Петроград для внесения разработанного доклада во Временное правительство1. На заявления генерала Корнилова, что11 стратегическая обстановка требует его присутствия в Ставке, они указывали, что обсуждение докладной записки во Временном правительстве имеет первостепенное государственное значение. Генерал Корнилов уступил настояниям и в тот же день выехал. Одновременно с этим А.Ф. Керенский послал генералу Корнилову телеграмму с предложением ему не покидать Ставки, возлагая на него ответственность за те неблагоприятные последствия, которые могут наступить в ходе военных действий в его отсутствие. Телеграмма эта в Ставке генерала Корнилова уже не застала и была ему передана в Петрограде. О содержании ее Б.В. Савинков А.Ф. Керенским поставлен в известность не был.
10 августа генерал Корнилов приехал в Петроград и прямо с вокзала отправился в Зимний дворец в сопровождении встречавшего его М.И. Терещенко, который заявил Б.В. Савинкову, что он в Зимний дворец не приглашен. Около 7 час. к Б.В. Савинкову приехал генерал Корнилов, и между ними произошла беседа, которую 15 сентября по памяти воспроизвел Б.В. Савинков и представил Комиссии111. Как видно из представленной записки, разговор прежде всего коснулся чинов Штаба Ставки, причем Б.В. Савинков сказал, что по имеющимся у него сведениям за спиной генерала Корнилова работают люди, едва ли в такой же степени одушевленные любовью к родине, как сам генерал Корнилов, и что он, Б.В. Савинков, в частности, не верит генералу Лукомскому. На вопрос генерала Корнилова, что Б.В. Савинков имеет против генерала Лукомского, Б.В. Савинков ответил: «Ничего определенного». Далее генерал Корнилов выразил согласие сократить число чинов Штаба Ставки. Затем Б.В. Савинков объяснил генералу Корнилову, что министр-председатель, по-видимому, склонен придавать его, Б.В. Савинкова, с ним разногласию по вопросу о докладной записке о мерах к поднятию боеспособности армии характер личного с ним столкновения, если даже не интриги против него. Б.В. Савинков заявляет, что он руководствовался единственно убеждением, что правительственная политика губительна для страны и что она должна быть заменена политикой, построенной на принципе твердой власти. Б.В. Савинков ни от кого не скры-
I Доклад во Временное правительство см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 23. Л. 78-91. (Опубл.: Красная летопись. № 1 (10). 1924. С. 207-217).
II Союз «что» впечатан над строкой.
III Запись разговора Б.В. Савинкова с Л.Г. Корниловым от 10 августа 1917 г. см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 28. Л. 103-104. (См. также комментарий № ИЗ —т. 2).
ЧАСТЬ I. ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ КОМИССИЯ: МЕЖДУ ОБЩЕСТВОМ И ВЛАСТЬЮ
187
вал, что он расходится в государственных вопросах с министром-председателем, и в настоящее время докладную записку он просит подписать генерала Корнилова для немедленного внесения ее во Временное правительство, ибо она должна быть рассмотрена до Московского совещания, дабы на это совещание правительство могло прийти с определенной программой, каковой у него нет. Генерал Корнилов пожелал прежде подписания докладной записки посоветоваться с чинами Штаба. Тогда был приглашен полковник Плющевский-Плю-щик, и после совместного рассмотрения записки она была подписана генералом Корниловым, Савинковым и Филоненко. Вслед за тем генерал Корнилов попросил протелефонировать А.Ф. Керенскому о том, чтобы на девять часов были приглашены члены Временного правительства на предмет обсуждения записки. Когда же в 9 часов приехал в Зимний дворец Б.В. Савинков, то узнал, что докладная записка рассматривается не Временным правительством, а совещанием, в котором присутствуют лишь генерал Корнилов, А.Ф. Керенский, Н.В. Некрасов и М.И. Терещенко. Б.В. Савинков приказал о себе доложить, но допущен на совещание не был.
11 августа, то есть на следующий день после изложенного, А.Ф. Керенским отставка Б.В. Савинкова была принята, однако указ подписан не был. 12 августа вечером к Б.В. Савинкову явились генерал Якубович и полковник Туманов и дали понять, что А.Ф. Керенский хотел бы снова видеть его управоенмином, но под условием отставки М.М. Филоненко. Б.В. Савинков ответил, что на отставку М.М. Филоненко никак согласиться не может. Через сутки К.Н. Туманов, съездив в Москву, снова явился к Б.В. Савинкову и вновь подтвердил требование отставки М.М. Филоненко. Но 17 августа, вернувшись из Москвы, А.Ф. Керенский, вызвав к себе Б.В. Савинкова, заявил, что принципиально согласен с точкой зрения «докладной записки», и на отставке М.М. Филоненко более не настаивал. После этого Б.В. Савинков вновь вернулся к управлению делами Военного ведомства.
19 августа А.Ф. Керенский приказал возможно скорее выехать в Ставку. Во-первых, для того, чтобы по-возможности ликвидировать Союз офицеров, ибо, по имевшимся сведениям, некоторые члены Союза офицеров участвовали в заговоре; во-вторых, чтобы по-возможности ликвидировать Политический отдел при Ставке из тех же соображений; в-третьих, чтобы убедить генерала Корнилова в необходимости, при подчинении по стратегическим соображениям Петроградского военного округа174 главковерху, выделить из этого округа Петроград с ближайшими окрестностями, причем Петроград объявляется на военном положении175; и, в-четвертых, для того, чтобы испросить у генерала Корнилова конный корпус для реального осуществления военного положения в Петрограде и для защиты Временного правительства от каких бы то ни было посягательств, в частности от посягательства большевиков, выступление которых уже имело место 3-5 июля176 и, по данным иностранной контрразведки, готовилось снова в связи с германским десантом и восстанием в Финляндии177. Относительно первых двух поручений свидетель тогда же сообщил по прямому проводу М.М. Филоненко.
22 августа Б.В. Савинков выехал в Ставку, где 24 числа должно было состояться совещание комиссаров и представителей войсковых организаций для зас-лушания положений о комиссарах и комитетах. Вместе с Б.В. Савинковым и по его поручению в Ставку выехал и начальник контрразведки Миронов.
По прибытии в Ставку 23 августа Б.В. Савинков в присутствии генерала Лукомского и М.М. Филоненко передал генералу Корнилову «от имени Временного правительства» о состоявшемся постановлении выделить из Петроградского
188
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ I
военного округа г. Петроград и объявить его на военном положении, самый же округ подчинить Верховному главнокомандующему. «Для реального осуществления военного положения, — заявил дальше Б.В. Савинков, — ввиду возможности беспорядков в городе и в целях ограждения Временного правительства от посягательства с чьей бы то ни было стороны я по поручению министра-председателя прошу у Вас конный корпус. Этот конный корпус должен прибыть в Петроград в ближайшие дни и поступить в распоряжение Временного Правительства»1. Дальнейший разговор Б.В. Савинкова с генералом Корниловым происходил без свидетелей. Б.В. Савинков выразил сомнение в лояльности поддержки Временного правительства со стороны чинов Штаба, на что генерал Корнилов ответил: «Я должен Вам сказать, что Керенскому и Временному правительству я больше не верю. Во Временном правительстве состояли членами такие люди, как Чернов, и такие министры, как Авксентьев. Стать на путь твердой власти — единственный спасительный для страны — Временное правительство не в силах. За каждый шаг на этом пути приходится расплачиваться частью отечественной территории, это позор. Что касается Керенского, то он не только слаб и нерешителен, но и неискренен. Меня он незаслуженно оскорбил на Московском совещании178. Кроме того, он вел за моей спиной разговор с Черемисовым и хотел назначить его Верховным». Б.В. Савинков на это ответил, что в вопросах государственных личным обидам нет места, что генерала Черемисова хотел назначить не Керенский, a CP и СД, что присутствие Чернова во Временном правительстве и он считает нежелательным, а Авксентьева находит министром неподготовленным. «О Керенском я не могу думать так, как Вы. Я знаю Керенского, люблю и уважаю его. Керенский человек большой и благородной души, искренний и честный, но Вы правы в одном — разумеется, не сильный». В дальнейшем разговоре генерал Корнилов заметил, что нужно изменить состав правительства, нужно, чтобы Керенский не вмешивался в дела, а чтобы в правительстве были такие люди, как Алексеев, Плеханов, Аргунов, на что Б.В. Савинков отвечал, что об изменении состава правительства таково же мнение и Керенского, что невмешательство Керенского в дела сейчас невозможно, но действительно нужно, чтобы советские социалисты были заменены не советскими. По этому последнему поводу генерал Корнилов заметил, что Советы доказали свою нежизнеспособность, свое неумение оборонять страну, войсковые же организации лучше. Относительно А.Ф. Керенского как генерал Корнилов, так и Б.В. Савинков пришли к заключению, что без возглавления Керенским правительство немыслимо. Затем Б.В. Савинков сообщил генералу Корнилову, что за 6 дней, истекших после Московского совещания, когда Керенский заявил о том, что становится на путь твердой власти, изготовлен ряд законопроектов, часть коих привезена ему на просмотр, что законопроекты эти будут без замедления представлены во Временное правительство, как только Б.В. Савинков вернется в Петроград, и что генерал Корнилов может быть уверен в том, что пока Б.В. Савинков управляет Министерством, Керенский стоит на точке зрения твердой власти. Вспомнив в конце разговора замечание Б.В. Савинкова относительно чинов Штаба Ставки, генерал Корнилов сказал: «Вы говорили про мой Штаб. Если в нем есть заговорщики, я их арестую». На что Б.В. Савинков ответил: «Очень рад это слышать, я в этом и не сомневался». По поводу поднятых Б.В. Савинковым вопросов о ликвидации Союза офицеров
1 Здесь цитируется запись разговора Л.Г. Корнилова с Б.В. Савинковым от 23 августа 1917 г. Запись разговора см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 28. Л. 108-110. (Опубл.: Революционное движение в России... С. 421-423: см. также комментарий № 113 — т. 2).
ЧАСТЬ I, ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ КОМИССИЯ: МЕЖДУ ОБЩЕСТВОМ И ВЛАСТЬЮ
189
и политического отдела генерал Корнилов сказал, что вопросы эти разрешены согласно желанию М.М. Филоненко.
В тот же день вечером Б.В. Савинковым обсуждался с генералом Корниловым в присутствии генералов Лукомского и Романовского, полковника Барановского и М.М. Филоненко вопрос о выделении г. Петрограда из Петроградского военного округа, и Б.В. Савинков снова подтвердил генералу Корнилову просьбу министра-председателя о высылке в Петроград в распоряжение Временного правительства конного корпуса. Б.В. Савинков припоминает замечание, сделанное при этом генералом Романовским: «Военное положение ни к чему, ибо пока будет существовать многоголовие, все равно не будет порядка». И ответ М.М. Филоненко: «Я, как представитель Временного правительства, не могу допустить такого рода замечаний в моем присуствии».
Наконец, 24 августа Б.В. Савинков в третий раз имел беседу с генералом Корниловым1. Разговор, начавшийся с положения о комитетах и комиссарах, Б.В. Савинков свел к изложению двух просьб: чтобы конным корпусом командовал не генерал Крымов и чтобы вместо Туземной дивизии в Петроград была отправлена регулярная кавалерия. Генерал Корнилов спросил Б.В. Савинкова, что он имеет против Крымова, на что тот ответил: «Я знаю, это доблестный генерал. Но согласитесь, Лавр Георгиевич, что было бы нежелательно, в случае возмущения в Петрограде, чтобы это возмущение было подавлено именно генералом Крымовым. С его именем общественное мнение свяжет, быть может, те побуждения, которыми он не руководствуется». — «Хорошо, я не назначу Крымова». Излагаемая беседа Б.В. Савинковым записана в форме диалога следующим образом. Б.В. Савинков: «Александр Федорович хотел бы, чтобы Вы назначили генерала Дитерихса». — Генерал Корнилов: «Александр Федорович имеет право отвода, но не может мне указывать, кого назначить». — Б.В. Савинков: «Александр Федорович не указывает, а просит». — Генерал Корнилов: «Я назначу Дитерихса начальником Штаба». — Б.В. Савинков: «А Туземная дивизия?» — Генерал Корнилов: «Я заменю ее регулярной кавалерийской». — Б.В. Савинков: «Александр Федорович поручил мне еще просить Вас откомандировать в его распоряжение полковника Пронина». — Генерал Корнилов: «Пронина? Зачем. Я понимаю — скрытый арест. Пронина я не отпущу. Дайте мне доказательства, и я сам арестую Пронина». — Б.В. Савинков: «Хорошо, я так и доложу Александру Федоровичу». — Генерал Корнилов: «Так и доложите. Керенский хочет арестовать достойного офицера Пронина, с Вами он посылает профессора санскритского языка Миронова... Я знаю, зачем. Миронов занимается политическим розыском. Он приехал сюда следить...» — Б.В. Савинков: «Миронов приехал со мной. С моего разрешения. Керенский не знал даже, что он едет со мной». — Генерал Корнилов: «Все равно. Предупреждаю: я велю текинцам его расстрелять, если он посмеет здесь арестовать кого-либо». — Б.В. Савинков: «Он никого не может арестовать без моего приказания. Приехал же он потому, что у него есть поручение от начальника штаба Петроградского округа к начальнику контрразведки в Ставке». — Генерал Корнилов: «В контрразведке он ничего не понимает. Он занимается политическим сыском». — Б.В. Савинков: «Лавр Георгиевич, это не важно. Разрешите вернуться к вчерашнему разговору. Каково Ваше отношение к Временному правительству?» — Генерал Корнилов: «Я прочел законопроект о военно-революционных судах в тылу. Я Вам верю, что правительство вступает на решительный путь. Передайте Александру
11 Запись беседы Б.В. Савинкова с Л.Г. Корниловым от 24 августа 1917 г. см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д.28. Л. 106-107. (См. комментарий №113-т.2).
190
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ I
Федоровичу, что я буду его всемерно поддерживать, ибо это нужно для блага отечества». На этом разговор окончился, и Б.В. Савинков выехал из Ставки в Петроград, предварительно условившись с генералом Корниловым о том, что военное положение будет объявлено в Петрограде тогда, когда конный корпус сосредоточится в его окрестностях, о чем генерал Корнилов должен своевременно предупредить Б.В. Савинкова по телеграфу. Выехал Б.В. Савинков из Ставки в убеждении, что поручения, данные ему А.Ф. Керенским, выполнены, и удовлетворенный заявлением генерала Корнилова о готовности его всемерно поддерживать А.Ф. Керенского. Вместе с тем, однако, «общее настроение Ставки» ему показалось «напряженным». О своей поездке в Ставку Б.В. Савинков 25 августа докладывал два раза: один раз А.Ф. Керенскому и другой — Временному правительству по требованию министра путей сообщения Юренева. В тот же день он дважды представлял А.Ф. Керенскому на подпись законопроект о мероприятиях в тылу, по его же приказанию изготовленный, но оба раза А.Ф. Керенский отказывался его подписать. На следующий день снова дважды представлялся законопроект на подпись и опять-таки не был подписан, и лишь при представлении его наедине в третий раз, когда Б.В. Савинков «умолял» не отвергать этот законопроект, по его глубокому убеждению единственно спасительный для страны, А.Ф. Керенский дал обещание внести его во Временное правительство.
26 августа, когда вечером Б.В. Савинков явился на заседание Временного правительства, А.Ф. Керенский показал ему «ультиматум» Львова и ленту своего разговора с генералом Корниловым. Ультиматум этот был для свидетеля полной неожиданностью. Он не знал ни о разговорах В.Н. Львова с А.Ф. Керенским, ни о поездке В.Н. Львова в Ставку, равно как и не знал и о посылке А.Ф. Керенским генералу Корнилову телеграммы об отставке. Б.В. Савинков высказал мнение, что правительство обязано исчерпать все средства для мирной и без огласки ликвидации конфликта, ибо противоположное может привести к крайне тяжелым осложнениям. Того же мнения были и присутствовавшие тут же г.г. Вырубов и Балавинский, но А.Ф. Керенский не соглашался с этим мнением.
В тот же вечер, с разрешения А.Ф. Керенского, Б.В. Савинков имел беседу (изложена выше в показании М.М. Филоненко)1 по прямому проводу с М.М. Филоненко, из которой заключил, что последний ничего об «ультиматуме» не знает, а в словах М.М. Филоненко не мог усмотреть того смысла, на который указал на следующий день генерал Корнилов в своей юзограмме. В этой беседе свидетель, между прочим, руководствовался указанием А.Ф. Керенского о том, что генерала Корнилова надо оставить в убеждении, что они оба приедут в Ставку.
На следующий день, 27 августа, Б.В. Савинков разговаривал по прямому проводу с генералом Корниловым, и если у свидетеля от беседы с М.М. Филоненко осталось впечатление, что ему ничего не известно об «ультиматуме», то после разговора с генералом Корниловым у него, Б.В. Савинкова, окрепла уверенность, что в основе «ультиматума» лежит недоразумение и что его необходимо во что бы то ни стало исчерпать. (Подлинная телеграфная лента разговора приобщена к делу)11. Поэтому он тогда же из аппаратной послал адъютанта в
I Пояснение документа.
II Пояснение документа. Возможно, имеется в виду запись разговора Л.Г. Корнилова с Б.В. Савинковым от 27 августа 1917 г. (См.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 28. Л. 89—96. Опубл.: Революционное движение в России... С. 448—451).
ЧАСТЬ I. ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ КОМИССИЯ: МЕЖДУ ОБЩЕСТВОМ И ВЛАСТЬЮ
191
Зимний дворец с просьбой повременить с опубликованием дела генерала Корнилова. Приехав затем лично в Зимний дворец около 8 часов, Б.В. Савинков застал Н.В. Некрасова, который в резкой форме заметил, что из-за просьбы повременить с опубликованием дела генерала Корнилова Временное правительство «уже опоздало». Замечания этого Б.В. Савинков не понял и, отыскав А.Ф. Керенского, снова настойчиво просил его попробовать исчерпать недоразумение и вступить с генералом Корниловым в переговоры. А.Ф. Керенский и на этот раз не согласился с Б.В. Савинковым и сказал: «Уж если Вы колеблетесь, значит, надо сдаваться и отдать город Корнилову». Это было сказано так, что свидетелю показалось, будто А.Ф. Керенский подозревает его в сочувствии выступлению генерала Корнилова.
Ввиду того, что Б.В. Савинков считал, что он исчерпал все доступные ему средства убеждения А.Ф. Керенского и1 как военнослужащий почитал своим долгом беспрекословное подчинение начальству, хотя бы и не вполне был с ним согласен, он в ту же ночь принял поручение оборонять Петроград от генерала Корнилова в качестве военного генерала-губернатора города.
В 4 часа утра 28 августа Б.В. Савинков был вызван в Зимний дворец. Здесь он нашел генерала Алексеева, которому впоследствии был представлен на одобрение план обороны11, составленный начальником штаба округа полковником Багратуни, Вырубовым и М.И. Терещенко. Все были согласны, что «ультиматум» Львова не более как недоразумение. Но тогда уже было известно, что генерал Корнилов отказался сдать должность, задержал М.М. Филоненко и двинул в авангарде конного корпуса Туземную дивизию, а командиром корпуса назначил генерала Крымова, то есть не исполнил своих обещаний Б.В. Савинкову. При этом положении вступать в переговоры с генералом Корниловым представлялось уже невозможным.
В заключение Б.В. Савинков удостоверяет, что он был свидетелем постоянно нараставшей напряженности отношений между А.Ф. Керенским и генералом Корниловым. А.Ф. Керенский подозревал генерала Корнилова в диктаторских замыслах, а генерал Корнилов подозревал А.Ф. Керенского в нерешительности и слабости. Обстоятельства приезда генерала Корнилова в Москву усилили подозрительность А.Ф. Керенского, желание же А.Ф. Керенского отрешить генерала Корнилова от должности, ставшее известным генералу Корнилову, оскорбило генерала Корнилова. А.Ф. Керенский поставил в вину генералу Корнилову назначение генерала Деникина главкоюзом и намерение назначить генерала Ле-чицкого главкосевом, генерал же Корнилов поставил в вину А.Ф. Керенскому некоторую противоречивость иных из его по этому поводу распоряжений. Однако, несмотря на такую напряженность отношений этих двух лиц, Б.В. Савинков не терял надежды, что они смогут, работая вместе, осуществить твердую революционную власть.
Относительно упоминавшейся М.М. Филоненко беседы его перед отъездом из Могилева в Петроград с членами ИК СС и РД города Могилева, был допрошен один из двух членов Совета, принимавших участие в беседе, — В.А. Дьяко-
1 Копия доклада, хранящаяся в РГА ВМФ, обрывается на словах: «Ввиду того, что Б.В. Савинков считал, что он исчерпал все доступные ему средства убеждения А. Ф. Керенского и...» (РГА ВМФ. Ф. Р-315. On. 1. Д. 10. Л. 38 об.).
" О плане обороны г. Петрограда см. показание Б.В. Савинкова от 13-15 сентября 1917 г. (ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 28. Л. 37-45 об.), а также статью М.М. Филоненко «Оборона Петрограда в августовские дни» в газете «День» от 8 сентября 1917 г. (ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 23. Л. 107-107 об.)
192
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ I
нов1. Он показал, что беседа происходила около 5 часов утра 28 августа на железнодорожных линиях около вагона Филоненко. Последний объяснил, что один из членов Государственной Думы неверно передал Временному правительству слова Корнилова, породившие недоразумение, причем добавил, что генерал Корнилов никогда не стремился и не стремится к единоличной карьере, поэтому он, Филоненко, едет в Петроград с полной уверенностью, что все разрешится благополучно... (т. судебного] следователя] Коренков11).
По поводу упомянутого в показании А.Ф. Керенского факта предупреждения московских юнкеров о предстоявшем во время Московского совещания провозглашении диктатуры в Москве, по распоряжению командующего войсками округа, было произведено дознание179, а затем свидетели по этому делу были допрошены в порядке предварительного следствия. Как видно из означенных производств, дело возникло вследствие того, что во время Московского совещания 7 юнкеров Александровского военного училища во главе с Вульфом Зис-киндом подали в Московский Совет солдатских депутатов заявление о том, что им, входившим в состав одного из караулов при Большом государственном театре, кораульный начальник штабс-капитан от имени начальника училища сказал следующее: «Первым на Госудственном совещании будет решен вопрос о назначении одного из трех генералов, Алексеева, Брусилова или Корнилова, военным диктатором. Спасение России от дальнейшего разложения может произойти только в том случае, когда, с одной стороны, будет назначен военный диктатор и когда этим самым выборные организации военной, рабочей и крестьянской масс — советы рабочих, солдатских и крестьянских депутатов и полковые комитеты, — до этого времени дезорганизующие и развращающие армию и население, будут уничтожены, а с другой стороны, когда Временное правительство в нынешнем своем составе людей слова, а не дела, людей подчас некомпетентных и скрывающихся за спинами безответственных групп, не будут смещены и заменены лицами честными, способными и действительно могущими оправдать высокое звание народных правителей. Далее штабс-капитан Рудаков сказал, что, по имеющимся у начальника училища безусловно верным сведениям, Московские Советы рабочих и солдатских депутатов настроены против Государственного совещания и что ими будет организовано при посредстве некоторых склоняющихся на их сторону частей Московского гарнизона нападение вооруженное на Большой театр с целью помешать Совещанию, и что советами рабочих и солдатских депутатов будет произведено также покушение на трех вышеназванных генералов, выставленных кандидатами в диктаторы. Закончил штабс-капитан Рудаков свое сообщение угрозой по адресу тех, кто посмеет в такой критический для государственной жизни момент ослушаться приказа своих начальников; он сказал, что в случае перехода кого бы то ни было на другую сторону ему смерти не избежать от своих же товарищей юнкеров и что он также будет стрелять в тех, кто оставит свой пост, а потому колеблющимся советовал избрать смерть, достойную воина, с оружием в руках»11. Содержание
I Протоколы допросов помощника начальника общего отделения железнодорожного эксплуатационного отдела Управления путей сообщения при Штабе Верховного главнокомандующего В.А. Дьяконова от 1 сентября 1917 г. см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 27. Л. 31, 31 об.; от 2 сентября: Там же. Л. 35-37. (См. документы № 86, 87 — т. 2).
II В.А. Дьяконова допрашивал судебный следователь по особо важным делам Московского окружного суда А.В. Коренков.
III Здесь цитируется заявление юнкеров Александровского военного училища в Московский Совет рабочих и солдатских депутатов. Заявление см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 27. Л. 60-61 об.
ЧАСТЫ. ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ КОМИССИЯ: МЕЖДУ ОБЩЕСТВОМ И ВЛАСТЬЮ
193
изложенного заявления семи юнкеров на дознании и на следствии нашло себе подтверждение как в общем, так, в частности, и относительно провозглашения на Московском совещании военной диктатуры одного из числа трех генералов. Штабс-капитан Рудаков, однако, показал1, что начальник училища ни о диктатуре, ни вообще о генерале Корнилове совершенно не упоминал в своей речи, а сказал лишь, что целью Государственного совещания является спасение России и что караулы должны обеспечить возможность Совещанию пройти в спокойной обстановке. Наряд караулов тем более серьезный, что по городу идут слухи о намерении сорвать Совещание, была угроза забастовкой... В случае явных попыток помешать Совещанию караул должен силою оружия оберегать его. Передавая содержание этой речи по поручению начальника училища юнкерам, штабс-капитан Рудаков уже от себя передал о возможности, по слухам, введения диктатуры. Произведенным дознанием и предварительным следствием путем допроса начальника училища, офицеров — караульных начальников и многочисленных юнкеров установлено, что начальник училища, обращаясь к караульным начальникам, ничего о диктатуре не говорил и что другие караульные начальники равным образом ничего о диктатуре не передавали составу своих караулов. Опрошенные лица, а в их числе и юнкера, подписавшие заявление, кроме того, показали, что в училище ни до Государственного совещания, ни во время его никакой определенной агитации среди юнкеров, равно как и разъяснений или разговоров с ними на политические темы лицами командного состава или преподавательского персонала не велось (ю. ю., подписавшие зявление, Зискинд — д. л. 65, Алексеев— д. л. 65 об., Кушманов, Баскаков — д. л. 66, Васильев — д. л. 66 об., Исиромский — д. л. 67, Коневский — д. л. 67 об.; кроме того, Колокольцев — д. л. 71 об., Годлевский — д. л. 72 об., Сергеев — д. л. 77 об., Добротворский — д. л. 79, Рябков — д. л. 81 об., Крюков — 85 и др.)11. Исключение составлял лишь один преподаватель, неоднократно высказывавшийся на лекциях весьма резко, вроде того, что «военный министр А.Ф. Керенский ни к черту не годится» или что «какой-то адвокатишка, ни черта не смысливший в военном деле, осмелился занять пост военного министра».
Как упоминалось уже выше, наряду с сообщенными юнкерами сведениями об ожидающемся избрании на Московском Государственном совещании военного диктатора тревогу Временного правительства в равной мере возбуждали происходившие в пределах Московского военного округа передвижения войск, повлекшие за собой распоряжение полковника Верховского о полном прекращении всяких передвижений эшелонов казачьих войск в пределах округа. Спрошенный в связи с этим бывший начальник штаба Московского военного округа полковник Рябцев показал следующее111. 13 августа он выезжал на вокзал встретить Верховного главнокомандующего. Сделал это потому, что до него доходили сведения, что члены Временного правительства находятся в тревоге вследствие носившихся слухов об агрессивных, будто бы, против него намерениях Ставки, и вот, желая проверить эти сведения путем личной встречи с лицами, состоявшими при Ставке, его бывшими сослуживцами, он и поехал на вокзал.
I Протокол допроса В.А. Рудакова от 20 сентября 1917 г. см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 27. Л. 123-124 об.
II Протоколы допросов перечисленных юнкеров Александровского военного училища см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 27. Л. 62-67.
III Протокол допроса начальника штаба Московского военного округа К.И. Рябцева от 24 сентября 1917 г. см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 28. Л. 177-178. (См. документ №55 — т. 2).
194

No comments:

Post a Comment

Note: Only a member of this blog may post a comment.