Все эти телеграммы адресовались Временному правительству и Верховному главнокомандующему, и, таким образом, создалось положение, при котором главнокомандующий Юго-Западным фронтом в деле спасения армии шел постоянно впереди Верховного главнокомандующего, и этому последнему не оставалось делать ничего другого, как целиком поддерживать и всецело присоединяться к требованиям генерала Корнилова о введении необходимых мероприятий.
15 июля Б.В. Савинков и М.М. Филоненко выехали в Ставку на совещание, на которое генерал Корнилов приглашен не был. Верховный главнокомандующий ограничился лишь предложением ему изложить на рассмотрение совещания проект мероприятий, рекомендуемых им для возрождения боеспособности армии. Этот проект в виде телеграммы был составлен B.C. Завойко согласно заданиям генерала Корнилова1.
Во время пребывания в штабе VIII армии и Юго-Западного фронта B.C. Завойко главным образом занимался смягчением и сглаживанием отношений высшего командного состава с комиссарами и Комитетами. Свидетель надеется, что ни Б.В. Савинков, ни М.М. Филоненко, ни В.П. Гобечиа не откажутся подтвердить, что в этих целях между ними было условлено, чтобы все комиссариатские бумаги на имя главнокомандующего фронтом адресовались на имя его адъютанта прапорщика Долинского и, таким образом, прежде всего попадали в руки его, B.C. Завойко, и им бы докладывались главнокомандующему.
Вскоре после Совещания в Ставке генералом Корниловым была получена телеграмма о назначении его Верховным главнокомандующим. Столь быстрое движение генерала Корнилова для B.C. Завойко было совершенно неожиданным, «несмотря на то, что окружающая обстановка и петроградские события как будто бы ясно говорили о том, что наша страна входит в не встречающуюся еще во всемирной истории эпоху «сверхпомпадурства», и потому каждому русскому обывателю прежде и раньше всего надлежит отказаться от способности чему-либо удивляться». B.C. Завойко заметил, что назначение «было по сердцу генералу, и внутренне он был доволен»11. Напротив, B.C. Завойко стал доказывать, что назначение Верховным не следует принимать по целому ряду причин. Когда же генерал Корнилов показал телеграмму Временного правительства и указал на то, что она средактирована таким образом, что от назначения отказаться невозможно, то заявил, что пассивное подчинение приказу и прием должности без всяких условий обратит генерала в такого же серого рядового Верховного главнокомандующего, какими были его предшественники, и поэтому надлежит, по крайней мере во имя спасения родины, поставить условия о реорганизации армии на началах, могущих вернуть ей известную боеспособность. И это предложение пришлось генералу не по душе, но идее B.C. Завойко «оказала неожиданную поддержку бестактность Петроградского сверхпомпадурства», выразившаяся в том, что на пост главнокомандующего Юго-Западным фронтом без ведома и согласия генерала Корнилова был назначен генерал Черемисов, тогда как генерал Корнилов, уже в качестве Верховного главнокомандующего, вызвал для замещения этой должности генерала Валуева. Это обстоятельство оказало должное влияние на генерала Корнилова, и им была послана
I Речь идет о телеграмме генерала Л.Г. Корнилова, содержащей проект мероприятий для поднятия боеспособности армии от 15 июля 1917 г., зачитанной на Совещании в Ставке 16 июля генералом А.С. Лукомским. (См.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 14. Л. 21-24. Опубл.: Красная летопись. №6. 1923. С. 31—32).
II Здесь и далее в документе цитируется показание B.C. Завойко от 6 октября 1917 г. (См. документ № 22 — т. 2).
220
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ I
Временному правительству средактированная B.C. Завойко известная телеграмма об условиях вступления в Верховное командование1.
Условия были приняты, и генерал Корнилов отправился в Могилев. Как раз в это время B.C. Завойко впервые почувствовал, что генерал Корнилов как будто бы утомлен постоянным общением с ним, B.C. Завойко. Перед отъездом в Могилев генерал Корнилов пригласил к себе B.C. Завойко и заявил, что Временное правительство через посредство министра Терещенко указало ему на безответственное влияние B.C. Завойко и просило об его устранении из числа его окружающих. B.C. Завойко немедленно уехал, получив двухмесячный отпуск, но предварительно имел «самую откровенную беседу о себе лично» с М.М. Филоненко. Он сказал ему, что ничего не имеет против отъезда, но боится, что в его отсутствие генерал Корнилов, особенно принимая во внимание его новое назначение, будет со всех сторон обложен разными партийными деятелями и добровольцами и, пожалуй, благодаря своей отчужденности от всякой политической деятельности, сделает какие-нибудь неправильные политические шаги, трудно поправимые в будущем и мешающие единой цели «спасения родины». М.М. Филоненко обещал B.C. Завойко и дал честное слово сделать все возможное, дабы уберечь генерала от сторонних политических влияний и в случае чего немедленно вызвать B.C. Завойко. После этого последний уехал.
Следующая встреча B.C. Завойко с генералом Корниловым произошла 3 августа в Петрограде. За этот период времени, проехав несколько сот верст на лошадях по Юго-Западу России, он окончательно убедился, что деревня утомлена и страждет всевозможными комитетами и беспорядками. Комитеты «являются богатой нивой для тучного урожая всякого рода взяточничества и прохвостни-чества, питательным бульоном для разводки нового вида микроба-паразита — некультурного бюрократа». Растущее не по дням, а по часам недовольство деревни заставляет свидетеля больше всего бояться того, «чтобы обезумевшие толпы не пошли на восток, и оттуда в виде чудотворной иконы не извлекли бы самого Николая II, и не потребовали бы от него чуда спасения России и своего». В Петрограде свидетель нашел полную сумятицу и неразбериху. Город утопал в нескончаемых потоках слов, думая, что он творит великое дело спасения родины, воссоздания новой демократической России. Однако тоска по власти, разочарование, неясное и глухое безделие бросались в глаза, и люди, изыскивая средства к общему спасению, видели одно целительное и спасительное лекарство от всех болезней и несчастий — в новом списке министров. В первый же день приезда в Петроград свидетелю показывали несколько таких списков: и контрреволюционный, и кадетский, и общественных деятелей, и чисто социалистический, и коалиционный, и советский. Тут же он узнал, что «болезни власти свыше назначено быть готовой к разрешению на Московском совещании».
Осведомившись из газет о прибытии генерала Корнилова в Петроград, B.C. Завойко поехал на вокзал. Генерал Корнилов его принял вечером на очень короткий срок. На предложение B.C. Завойко снова сопровождать его генерал Корнилов ответил категорическим отказом. Генерал Корнилов имел вид чрезвычайно озабоченный, был очень недоволен и, очевидно, совершенно разочарован в тех переговорах, которые ему пришлось вести. Тогда же свидетелю в поезде рассказывали о том, как министр-председатель заснул во время доклада военного министра, как Верховный главнокомандующий был предупрежден о том, что среди министров есть люди неверные и ненадежные и как, наконец,
1 Речь идет о телеграмме генерала Л.Г. Корнилова А.Ф. Керенскому от 19 июля 1917 г. (См.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 14. Л. 25; см. комментарий № 172 —т. 1).
ЧАСТЬ I. ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ КОМИССИЯ: МЕЖДУ ОБЩЕСТВОМ И ВЛАСТЬЮ
221
«все почтенное собрание Совета Министров боязливо реагировало на случайный разрыв автомобильной шины на набережной». Там же B.C. Завойко познакомился с А.Ф. Аладьиным, только что приехавшим из-за границы, и предложил ему переночевать у себя, а затем и жить у него.
5 августа B.C. Завойко выехал из Петрограда по делам нефтяных промыслов. Перед отъездом он побывал у Б.В. Савинкова, который встретил его вполне дружелюбно и был любезен исполнить одну просьбу, но отклонил другую — о Кюрце, относительно которого B.C. Завойко глубоко убежден, что он выслан из Петрограда на почве сведения личных счетов при помощи контрразведочного отделения. В доме же военного министра B.C. Завойко встретил М.М. Филоненко и беседовал с ним на общеполитические темы, о переменах в составе Совета министров и еще раз повторил просьбу о более внимательном наблюдении за обстановкой, окружающей генерала Корнилова, в целях охранения генерала от всякого вмешательства в политическую борьбу. B.C. Завойко уезжал из Петрограда под влиянием слухов о том, что генерал Корнилов не будет приглашен на Московское совещание. Во время своего путешествия на юг B.C. Завойко имел возможность убедиться, что вопрос создания новой власти в смысле перемены состава Совета Министров принял всероссийский характер и «чуть ли не каждый город и не всякий поезд железной дороги имел свой самый достоверный и последний список». В Ростове-на-Дону B.C. Завойко узнал, что генерал Корнилов вызван на Московское совещание, и немедленно же решил вернуться обратно и ехать ему навстречу, так как «считал себя обязанным» принять участие в обсуждении и составлении речи, которую, очевидно, предстояло произнести генералу Корнилову на Совещании. К тому же свидетеля побуждало предположение о возможности совершения различных попыток привлечь генерала Корнилова к той или иной политической группе.
B.C. Завойко встретил поезд Верховного главнокомандующего в Вязьме 13 августа около 5 час. утра. Он зашел сначала к полковнику Голицыну, а потом и к М.М. Филоненко. Встретившись с последним самым дружественным образом и разговаривая о предстоящем в Москве деле здесь же в поезде, решили, что им надлежит настоять на том, чтобы Верховный никуда бы не выезжал и ни в каких предварительных совещаниях участия не принимал. Затем Филоненко немедленно начал разговор о новом составе министров и — «мы вместе с ним составили один из бесчисленных списков, в котором, как и полагается, фигурировали мы оба, причем Филоненко на ролях иностранных или внутренних дел, а я — финансов или продовольствия», — показывает B.C. Завойко. Разговор этот носил вполне искренний характер. В Москве на вокзале генералу Корнилову была устроена очень торжественная встреча, и единственно, что неприятно поразило при этом свидетеля, — это цветы в руках солдат. В течение 13 августа генерал Корнилов весь день оставался в поезде и ездил только к Иверской. В связи с приездом генерала Корнилова в Москву «всеми верующими россиянами» были распущены самые фантастические слухи о замыслах Верховного главокомандующего, и вообще весь приезд его в Москву, по имеющимся у свидетеля данным, произвел на правительство и его ближайших агентов ошеломляющее впечатление.
B.C. Завойко, однако, самым категорическим образом утверждает, что не только каких-либо наступательных, а вообще никаких планов насчет Москвы у генерала Корнилова не было, и в последний день приезда вечером говорил: «Это какое-то сплошное сумасшествие». В течение того же вечера, помимо многочисленных родственников и корреспондентов, к генералу Корнилову заходили: генерал Алексеев, П.Н. Милюков, А.Ф. Аладьин и профессор Яковлев. Нико-
222
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ I
го больше из общественных деятелей и «людей на виду» свидетель у генерала Корнилова не видел. Генерал Каледин и Родичев были в числе встречавших на вокзале. Родзянко, по слухам, собирался приехать, но не приехал. П.Н. Милюков, встретивши на своем пути к вагону генерала Корнилова АФ. Аладьина, также зашедшего повидать генерала, еще в коридоре вагона недовольно спросил Верховного главнокомандующего: «А зачем здесь Аладьин?» На это генерал Корнилов ответил: «А зачем здесь П.Н. Милюков?» Впоследствии свидетель спрашивал А.Ф. Аладьина, какие у него отношения с Милюковым, на что тот ответил: «Никаких».
Около 12 часов ночи B.C. Завойко был приглашен к генералу Корнилову, и между ними произошла одна из самых продолжительных и откровенных бесед. Генерал Корнилов жаловался на сумбур и неразбериху настоящего, рассказывал о недоразумении, вышедшем с его последним приездом в Петроград, когда одни члены Временного правительства его вызывали, а другие просили не приезжать, упомянул о нелепых слухах, сопровождающих его приезд в Москву, указал на какой-то трепет и боязнь Временного правительства его выступления на Совещании и наряду с этим на продолжающийся развал армии, грозную стратегическую обстановку, ближайшее падение Риги, для спасения которой он бессилен что-либо сделать благодаря психозу, всецело охватившему двенадцатую армию, говорил о несомненной гибели страны, если торжествующим анархии и разврату не будет положен предел... B.C. Завойко спросил, что ему делать, на что генерал Корнилов сказал: «Ехать в Ставку», — и добавил, что его присутствие около себя находит необходимым, когда свидетель напомнил ему об отрицательном отношении к этому вопросу Временного правительства.
Затем они приступили к составлению речи. Работа не клеилась. Речь была составлена B.C. Завойко с М.М. Филоненко на следующий день рано утром, причем строилась на основаниях доклада, разработанного генералом Корниловым, Савинковым и Филоненко. 14 августа генерал Корнилов, так же как и Филоненко, выезжали только на Совещание, a B.C. Завойко после Совещания — в ресторан завтракать. На обратном пути в Ставку делились впечатлениями, смеялись «над трепетом сверхпомпадурства», над1 мудростью принимавшихся им мер, организацией шпионажа, наблюдением за установленными в их поезде телефонами и т.д. Свидетель отмечает, что замечания и рассказы Филоненко были особенно остроумны, а его неприятное и прямо враждебное отношение к Керенскому и его «мальчишеским выходкам» было ярко и ядовито зло11... Что касается существа Московского совещания, то было ясно, что оно останется «бесплодной смоковницей». Свидетель по этому поводу повторяет, что «Россию спасет чудо и отдельные люди, а не партии и их организации, ибо вся история говорит за то, что партийность и государственность — понятия несовместимые, из чего единое следствие — роскошь существования партий доступна лишь крепко спаянному государству, а вне существования такого государственного уклада нет места для бытия партий».
Прибыв в Ставку и присматриваясь к происходившему там, B.C. Завойко должен был констатировать факт наличия в Ставке той же всероссийской болезни — общего переустройс1ва министерства и власти. Об этом вопросе говорили все без исключения: находившиеся в Ставке, приезжавшие по различным делам из Петрограда официальные представители разнообразных ведомств и миссий, весь комиссариат, включая и Верховного комиссара, который этому
I Предлог «над» впечатан над строкой.
II Так в тексте.
ЧАСТЬ I. ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ КОМИССИЯ: МЕЖДУ ОБЩЕСТВОМ И ВЛАСТЬЮ
223
вопросу перемены состава министерств и деконструкции власти отдавал наибольшее внимание.
При наличии такой обстановки у B.C. Завойко создалось определенное и твердое убеждение, что Временным правительством со Ставкой, а потому и с генералом Корниловым ведутся затянувшиеся переговоры о составе нового министерства и существе власти. Ввиду этого B.C. Завойко немедленно приступил к разработке нового государственного строительства, отвечающего его убеждениям, с намерением в основу всех переговоров о власти положить определенные деловые требования немедленных реформ и мероприятий, без применения коих личные перемены в составе Совета Министров были бы «продолжением игры в бирюльки, которая уже столько месяцев губит Россию». В основание государственного строительства в качестве органа законодательной власти, по мысли свидетеля, должна была быть созвана Чрезвычайная Государственная Дума, уже по одному своему названию близкая сознанию народных масс. Свидетель считал правильным создать Чрезвычайную Государственную Думу следующего состава: 1) весь состав четвертой Думы, за исключением четырех правых фракций, как доказавших на деле свою неспособность к творческой работе даже в условиях эволюционного развития страны; 2) весь состав первой Государственной Думы, еще доныне живущей в благодарной народной памяти; 3) из состава членов обеих дум автоматически исключаются все представители духовенства, и вместо них Собору предоставляется право выбрать и со всеми правами членов Чрезвычайной Думы делегировать тридцать человек, по его, Собора, выбору; 4) сто человек от партийных организаций: с.-р., с.-д. меньшевиков и большевиков и Советов р. и с. депутатов по первым номерам списков, намеченных в кандидаты в Учредительное собрание от этих партий и организаций; 5) тридцать человек по назначению Временного правительства, наиболее известных в России общественных работников, промышленников вне зависимости от их политических убеждений; 6) двадцать человек от всех казачьих войск и 7) весь состав вновь образуемого Временного правительства. Этот проект, по показанию свидетеля, открыто обсуждался в Ставке, о нем знали все, а в более подробных беседах по поводу его принимали участие генерал Корнилов, Аладьин, Филоненко и другие; причем Филоненко сообщил свидетелю, что и Б.В. Савинков поставлен в курс этого предположения и вполне его одобряет. Местом созыва предназначалась Москва, как собирательница и созидательница земли русской, куда должно было переехать и Временное правительство. По степени государственной важности на втором месте свидетель ставит «проекты мероприятий в области военного строительства и возрождения боеспособности армий». Мероприятия эти сводились к сокращению числа призванных под знамена на 4 миллиона человек, к преобразованию деления армии на дивизии, к немедленному введению особого дисциплинарного устава с точно определенными наказаниями за всякий проступок всех воинских чинов, начиная с генерала и кончая солдатом, «к точному определению пределов компетенции комитетов и комиссаров, с установлением для всего личного персонала строгой ответственности, и к немедленному изданию уставов, охватывающих все стороны воинской жизни, и к редактированию таковых в связи с происшедшими в стране событиями». Отправной идеей в этой работе было следующее положение: «Без дисциплины нет культуры, без культуры нет демократии». Затем свидетелем было предложено ввести в действие в армии «призовое вознаграждение», то есть определенное денежное вознаграждение за каждого взятого пленного: австрийца или германца, за каждую винтовку, пулемет, орудие и т.д. Данный проект основывался на «непреложном факте подчинения солдатской массы господству
224
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ I
низменных и хищнических инстинктов» и на том положении, что для достижения победы должны быть использованы все средства. «Генерал Корнилов отнесся к предположению с надлежащей серьезностью. Филоненко, ознакомившись лишь с сущностью, не понял всего житейского и практического его значения и потому ударился в область теоретических рассуждений об его идейности и этичности применения».
Внешняя политика должна была иметь исходным пунктом «победу, громадную победу» именно на русском фронте, так как без победы никаких внутренних реформ быть не может — «русский народ в случае поражения или даже просто пассивного отношения к войне не останется хозяином у себя в стране». А потому продолжение войны в полном согласии с союзниками; но «принимая во внимание неизбежность громадной творческой работы внутри страны и полную и твердую уверенность, что эта работа будет осуществлена, — иной язык и способ разговора с ними, чем это было до сих пор при правительстве обоих последних режимов, до обидного повторяющих в этой области одно другое». От изложения разработанных им финансовых реформ свидетель воздержался, ибо «осуществление их — спасение страны и залог будущего благополучия, а разглашение их без осуществления будет ничем иным, как мальчишеской выходкой».
Вместе с тем B.C. Завойко отметил, что суть дела и причина всех причин лежит вовсе не в усиливающейся разрухе и растущем развале, а исключительно в отсутствии у власти смелых, решительных лиц, способных и не боящихся принять на себя всю тяжесть всей ответственности. Генерал Корнилов, Аладьин и Филоненко были в курсе только самых верхов предполагавшихся реформ.
Реформы замельные задумывались под непосредственным влиянием доклада, сделанного в Ставке профессором Московского университета Яковлевым, который после революции «бросил все и ушел в народ, дабы путем личных восприятий выяснить истинное отношение широких масс к этому наболевшему вопросу». В основу реформ была положена мысль о том, что «национализация» земли в стране, где не хватает учителей и около 75% безграмотного населения, невозможна, хотя стремление к черному переделу, которой разумеется под понятием «национализации» и «социализации» в одной части крестьянских масс, несомненно, существует, равно как и убеждение в том, что за этими новыми и непонятными словами скрывается действительное средство к его осуществлению.
Ввиду этого и при наличии целого ряда иных соображений предполагалось осуществить земельную реформу на основах «платного отчуждения земель в целях создания на началах собственности мелкого крестьянского земледелия». В грубых чертах проект таков: все земли частновладельческие, монастырские, удельные и казенные обращаются на основании разумной и справедливой оценки в особый государственный земельный фонд. Отчуждению не подлежат земли частных землевладельцев, площадь владений которых не превышает ста десятин, и те частные владения общей площадью 5 миллионов десятин, которые местными особо созданными учреждениями будут признаны имеющими промышленное значение, обслуживающими заводы и высококультурные хозяйства и т.п. Отчуждению не подлежат все лесные земельные угодья и дачи. Необходимый для выкупа капитал образуется путем установления особого налога на все виды собственности, не подлежащие отчуждению, то есть городские имущества, лесные угодья, промышленные предприятия и капиталы. Государственный земельный фонд предназначается для прирезки на отрубные участки площадью от 15 десятин в зависимости от места нахождения земли и распределяется безвозмездно между всеми солдатами, беспорочно и доблестно прошедшими военную службу на позициях, и семьями убитых воинов; матросы пользуются теми же правами.
ЧАСТЬ I. ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ КОМИССИЯ: МЕЖДУ ОБЩЕСТВОМ И ВЛАСТЬЮ
225
Для заведывания этим земельным фондом и распределения его между доблестными защитниками отечества создаются особые учреждения. Проект предполагалось предложить при организации нового Временного правительства, причем последнее должно было взять на себя обязательство разработать его детально к моменту созыва Учредительного собрания и употребить все усилия для проведения его в жизнь. Генерал Корнилов знал этот проект во всем его объеме и всецело его одобрял.
Филоненко был не только в курсе всего вышеизложенного, но в разработке проекта принимал деятельное участие и неоднократно совещался и беседовал с профессором Яковлевым. Кроме того, Филоненко передавал свидетелю, что этот проект им целиком сообщен Б.В. Савинкову, который со своей стороны горячо его приветствовал. Проект в Ставке обсуждался совершенно открыто, и многие им очень интересовались, в том числе и приезжавший позднее из Петрограда В.Н. Львов и Добрьшский. В.Н. Левов отнесся к проекту отрицательно. И в самой Ставке находились лица, относившиеся к изложенной реформе чрезвычайно враждебно.
В области продовольственной были предложены меры, которые схватывали бы не только область снабжения продовольствием в узком смысле, но одновременно с ним и снабжения топливом, металлами и остальными предметами первой необходимости. При составлении плана реформы учитывалась прежде всего та истина, что «введение государственных монополий в целях общенародного блага возможно лишь в тех отраслях промышленности, в которых, с одной стороны, наблюдается перепроизводство и которые, с другой стороны, ни в коем случае не производят предметов первой необходимости массового потребления, а лишь предметы удовлетворения той или иной, более или менее распространенной прихоти или привычки». В соответствии с этим и в целях дать простор личной инициативе и самодеятельности придуманных «институтов человечества», как бы оно в другое время ни называлось, предполагалось «немедленно уничтожить все продовольственные комитеты, уполномоченных и всю прочую братию, общими усилиями посадившими страну на пишу Св. Антония, поставить крест на хлебной монополии и на всем чиновничестве нового псевдодемократического пошиба и объявить свободную торговлю. Сказанное в отношении хлебной торговли в значительной степени относится и к яичной, мясной, масляной и т.д.».
Свидетель отмечает, что в способах осуществления всякой меры и от1 выработки плана переходного времени от одного порядка к другому зависит успех всякой реформы, однако какой намечался план переходного времени в отношении продовольственных реформ, он не указывает.
Изложенным исчерпываются показания B.C. Завойко в отношении фактической стороны разрабатывавшихся им реформ, и затем лишь кратко отмечено, что в общем государственом строительстве, конечно, не были забыты и такие области внутренней жизни, которые охватывали условия личной и имущественной неприкосновенности, правосудия церкви и народного образования. Сессия Чрезвычайной Государственной Думы предполагалась постоянной впредь до созыва Учредительного собрания. Временное правительство полагалось ответственным перед Государственной Думой как в полном своем составе, так и в лице отдельных министров. При Совете Министров намечалось учреждение особой должности министра без портфеля, который и явился бы объединяющим началом и лицом, наблюдающим за стройным выполнением общего плана. Во
Предлог «от» впечатан над строкой.
226
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л,Г. КОРНИЛОВА. ТОМ I
всех разговорах и беседах, возникавших по вышеперечисленным вопросам, постоянное участие принимал Филоненко, который особенно интересовался проектом реформ в области министерства иностранных и внутренних дел вследствие существовавшего предположения о назначении его министром на один из этих постов. Далее свидетель излагает свои мысли относительно Учредительного собрания, оговариваясь, что из этих мыслей им ни единого слова никому не было сказано. Из этих мыслей представляет известный интерес лишь утверждение свидетеля, что «все надежды, возлагаемые на Учредительное собрание, разлетятся прахом и что само Учредительное собрание явится блефом, который будет вскрыт и разогнан непосредственно народом, который пожелает рассчитаться со всеми теми, которые теоретическими построениями подтасовывали действительную жизнь». (B.C. Завойко закончил свои чрезвычайно пространные показания — 135 страниц — 6 октября). Поэтому свидетель имел в виду предложить Чрезвычайной Государственной Думе свою какую-то особую систему выборов в Учредительное собрание, однако самой системы этой не излагает.
По мере работ B.C. Завойко над планом нового государственного строительства жизнь в Ставке шла своим чередом, и ничто не давало повода сомневаться в том, что между Ставкой и Временным правительством идут «постоянные переговоры о пересоздании власти и что каждая оказия используется в этих целях впредь до момента нащупывания общих точек зрения и отправных пунктов». Вскоре наступили позорные дни падения Риги191. Генералом Корниловым событие это переживалось как «повторный удар хлыстом по самому больному для него месту — по чести Русской армии». И «позором этой операции во многом объясняется душевное и нравственное состояние лиц, обвиняемых ныне чуть ли не в измене и мятеже». «Рижский разгром — это великий исторический памятник комитетам и комиссарам, ибо на всем фронте не было армии, в которой, подобно двенадцатой армии, вся власть была бы захвачена этими учреждениями и организациями». За три или четыре дня до позорных дней Двины Войтинский и генерал Парский, в ясном сознании плодотворности творимой ими словесной работы, послали в газеты, а копии — в Ставку, телеграммы чрезвычайно надменного уверенного содержания, осведомившие население и всех, что войска доблестной двенадцатой армии, вверенные их руководству и попечительству, не отдадут ни пяди родной земли и готовы к самым упорнейшим боям, а непосредственно за этими телеграммами немцы перешагнули могучую1 Двину как маленький ручеек. Гнетущее настроение, созданное в Ставке Рижским разгромом, характеризовало время середины августа. Сознание своей беспомощности и бессилия, яркая картина гибели отечества накладывали свою тяжелую печать на все окружающее, и в тяжелой тревоге за ближайшее будущее тянулись день за днем. Одновременно в Ставку почти ежедневно поступали бюллетени контрразведки, которые только еще усиливали угнетенное состояние.
Свидетель сам читал о предстоящем десанте в Финляндию, о вооруженном восстании там же, готовом разразиться чуть ли не каждый день; о выступлении большевиков в конце августа, об их намерении захватить власть хотя бы на трое суток в целях разгрома Временного правительства, создания новой власти на предмет заключения сепаратного мира с Германией, разгрома банков и передачи всей земли в руки крестьян. Свидетель прекрасно понимал, что осуществление всего предсказывавшегося было не так уж легко, но ни у него, ни у генерала Корнилова ни на минуту не было и не могло быть сомнения в том, что попытки к исполнению всего предсказывавшегося будут сделаны и что сведения, сооб-
1 Слово «могучую» впечатано над строкой.
ЧАСТЬ I. ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ КОМИССИЯ: МЕЖДУ ОБЩЕСТВОМ И ВЛАСТЬЮ
227
щенные Ставке, действительны, тем более что для них было ясно, что при существующем положении вещей важен не конечный результат, а дальнейшее разрушение и развал и без того уже погибающей армии. Все это взятое вместе заставляло их с нетерпением ждать намеченного на 23 августа приезда в Ставку с важным поручением от Временного правительства Б.В. Савинкова. Накануне приезда последнего полковник Голицын посоветовал свидетелю уехать куда-нибудь на два дня, дабы не вызывать лишних разговоров ввиду ранее делавшихся на этот счет сообщений. B.C. Завойко передал об этом М.М. Филоненко, и он также согласился с тем, что вследствие бывших у него с Савинковым разговоров было бы лучше, если бы на время его присутствия B.C. Завойко куда-нибудь уехал. Ввиду этого 23 августа утром свидетель вместе с профессором Яковлевым выехали в окрестности Могилева до 25 августа, где и использовали время на детальную разработку проекта земельных реформ. На некоторое время 24 августа вечером B.C. Завойко был вызван в Ставку к генералу Корнилову. Генерал Корнилов рассказал ему о посещении Б.В. Савинкова, каковое обстоятельство свидетель излагает в общих чертах в соответствии с известным уже показанием Б.В. Савинкова. «Из любопытных подробностей разговора генерал Корнилов и полковник Голицын передавали «свидетелю» о том, что Савинков было стал возражать против оставления генерала Крымова во главе намеченного корпуса, но после слов генерала Корнилова, что генерал Крымов — это половина силы корпуса, Савинков пожал плечами и согласился». B.C. Завойко утверждает, что на его вопрос 24 вечером генералу Корнилову о том, не спрашивал ли он, в каком составе Временное правительство приняло решение о подавлении большевистского восстания и приказание о направлении кавалерийского корпуса к Петрограду, генерал Корнилов отвечал: «Ну, конечно, всем Временным правительством». И тогда же вечером свидетель сказал, «что Керенский, провозгласивший об отмене смертной казни в России навсегда и введший ее впоследствии, что Керенский, вышедший из волн Советов, попустительствовавший, если не покровительствовавший большевикам и ныне поднимающий на них руку и обнажающий меч, — дорого заплатит за свою непростительную близорукость и предательство». Генерал Корнилов на это ответил, что будущее неведомо, но что он никогда не шел в закрытую, и на месте Временного правительства открыто бы заявил «иду на вы», и тогда бы ни перед чем не остановился для достижения поставленной цели. Затем генерал Корнилов сообщил, что у него был чрезвычайный посол от Керенского В.Н. Львов, в миссии которого он не видит ни причин, ни смысла, что он отложил разговор со Львовым на следующее утро и просит B.C. Завойко присутствовать. 25 августа, прибыв в Ставку, B.C. Завойко получил от полковника Голицына письмо, переданное накануне В.Н. Львовым от А.Ф. Аладьина. В этом письме Аладьин сообщал, что представленный ему в Москве Львов заявил, что является особоуполномоченным министра-председателя Керенского на предмет ведения переговоров с генералом Корниловым о переустройстве власти и разработке программы нового правительства, причем по настойчивому желанию Керенского означенные переговоры должны вестись негласно. В кабинет генерала Корнилова B.C. Завойко пришел почти одновременно с В.Н. Львовым, которого увидел впервые. На вопрос генерала Корнилова, по чьему полномочию Львов ведет свои переговоры, последовал вполне определенный ответ, что он послан по инициативе и личному приказанию А.Ф. Керенского, что лучшей гарантией правдивости его слов является участие его в качестве министра в бывшем Совете Министров. На вопрос, почему А.Ф. Керенский выбрал именно его, Львова, он отвечал, что является интимнейшим другом Керенского, человеком, связан-
228
ДЕПО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ I
ным с ним не только узами самой искренней дружбы, но и целым рядом взаимных политических услуг и обязательств. Затем В.Н. Львов перешел к делу. Он изобразил чрезвычайно сумбурно положение страны в очень мрачных красках и указал на бессилье правительства. Потом он заявил, что задача заключается, главным образом, в выяснении принципиальных оснований для реконструкции власти, и, переходя на чрезвычайно возвышенный тон и пафос, сообщил, что его интимный друг Керенский в сознании всей безвыходности и трагичности положения страны, всецело забывая о себе лично, уполномочил его выяснить отношение генерала к одному из нижеследующих трех способов реконструкции правительства: 1) генерал образует Совет Министров без участия Керенского, который возвращается к частной жизни; 2) генерал образует Совет Министров с участием Керенского как министра юстиции или на каком-либо ином посту; и 3) Временное правительство декретирует генерала Корнилова как единоличного диктатора. B.C. Завойко заявляет, что это единственно верная редакция предложения, сделанного Львовым генералу Корнилову, и что он немедленно по окончании беседы сообщил о ней полковнику Голицыну и по встрече с А.Ф. Аладьиным передал ему. Свидетель не знает, что еще сказал Львов, но утверждает, что он сказал именно все вышеприведенное. По сообщении этого предложения Керенского Львов сейчас же перешел к высказыванию своего взгляда на все эти проекты реконструкции власти, причем горячо и упорно настаивал на принятии генералом именно третьего варианта, убеждая его, что по его, Львова, мнению в единоличной диктатуре единственный выход из создавшегося положения. Категорический отказ генерала Корнилова как будто бы только разжигал настойчивость Львова в повторении им своих доказательств о необходимости осуществления именно третьего варианта. Между тем генерал Корнилов заявил, что, всецело занятый реорганизацией армии, он не имеет ни времени, ни желания, ни даже опыта и знаний, чтобы принять на себя единоличное управление государством. Генерал Корнилов вполне определенно стоял на той точке зрения, что он никаких личных целей не преследует и что его горячее желание заключается только в том, чтобы и в тылу нашлись люди, которые своей работой по организации внутренней жизни страны облегчили бы ему выполнение великой задачи на фронте. Если положение страны Временное правительство действительно находит безвыходным, то он согласен принять участие и быть даже председателем Совета обороны, который олицетворял бы коллективную диктатуру, но при едином безусловном условии, что он, генерал Корнилов, не оставит Ставки, армии и фронта и будет иметь в Совете заместителя, которым может быть или генерал Алексеев, или Керенский, или Савинков. Убедившись, что генерала Корнилова невозможно сдвинуть с занятой им позиции, Львов перешел на обсуждение двух других вариантов, причем первый его вопрос был о том, находит ли генерал Корнилов желательным участие Керенского в Совете Министров. На этот вопрос генерал Корнилов ответил утвердительно и свое мнение обосновал той популярностью, которою Керенский еще продолжает пользоваться в широких кругах населения. Тогда Львов предложил сохранить за Керенским пост министра юстиции, на что генерал Корнилов ответил замечанием, что это такая деталь, о которой всегда успеется переговорить, a B.C. Завойко сказал, что популярность Керенского объясняется исключительно влиянием его крайне истерической натуры на массы, охваченные психозом истерии, что Керенский на посту министра юстиции довершал бы с другой только стороны славное дело Щегловитова по окончательному убиению русского правосудия, что Керенский и систематическая работа и творчество — понятия несовместимые, и потому единственное место, которое
ЧАСТЬ I. ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ КОМИССИЯ: МЕЖДУ ОБЩЕСТВОМ И ВЛАСТЬЮ
229
можно предоставить Керенскому в Совете Министров, — это «почетное место заместителя председателя без всяких обязанностей, а держать его на должности гастролирующего оратора и ни в коем случае не пускать его на фронт, где влияние его гастролей ярко отрицательное». После этого разговор перешел на состав министров, причем Львов указывал на необходимость образования кабинета из общественных деятелей, а свидетель утверждал, что все эти люди себя так зарекомендовали перед страной, что кабинет должен быть составлен из свежих людей, известных в области чисто практической работы. Говорилось также о созыве сессии Чрезвычайной Государственной Думы, причем Львов категорически отвергал проект относительно такой думы и горячо настаивал на созыве лишь одной IV Государственной Думы, упрямо отрицая малейшие указания на ее непопулярность. Генерал Корнилов, которого ждали срочные дела по Штабу, прервал беседу заявлением о том, что из имевшего место обмена мнений Львов знает общие точки зрения генерала по затронутым им от имени Керенского вопросам и не откажется передать министру-председателю просьбу о немедленном приезде в Ставку для выяснения всех вопросов и обсуждения создавшегося положения. После этого В.Н. Львов откланялся и вышел в комнату, занимаемую полковником Голицыным и свидетелем.
B.C. Завойко не скрывает, что за время заключения его в Комендантском управлении он узнал из газет о совершенно ином описании пребывания Львова в Ставке192, даже по показанию самого генерала Корнилова. Генерал Корнилов в его благородном стремлении покрыть вся и всех и сделать виновным исключительно себя одного упускает то, что может касаться других, и подчеркивает то, что оттеняет его деятельность. Свидетель утверждает, что никакого поручения, за исключением просьбы о приезде Керенского в Ставку, генерал Корнилов Львову не давал. В комнате свидетеля разговор продолжался на те же темы в присутствии Добрынского, с которым B.C. Завойко впервые познакомился, и профессора Яковлева. Львов вновь отстаивал необходимость созыва лишь четвертой Государственой Думы и притом исключительно для освящения власти, а равно на необходимости составления кабинета из общественных деятелей, как М.В. Родзянко, А.И. Гучкова, П.Н. Милюкова и др., утверждая, между прочим, что без участия Милюкова не может быть никаких министерств, пользующихся общественным доверием. Тут же свидетель составил один из бесчисленных списков состава Совета, помещая в нем имена, о большинстве которых в Ставке говорилось уже в течение приблизительно целого месяца (список упоминается выше на стр1. Постановления)11. Впоследствии этот список при совместном обсуждении его с генералом Корниловым, Филоненко и Аладьиным на предмет представления Керенскому при его ближайшем приезде в Ставку подвергся изменению.
С большинством министров, предназначавшихся к назначению, никаких переговоров не велось, и предполагалось издание закона, которым отказ от занятия какой-либо правительственной должности квалифицировался бы как преступление. После обсуждения состава Совета Министров беседа перешла на рассмотрение разработанного проекта земельного устройства, насколько помнит B.C. Завойко, и этот проект особенного сочувствия Львова не встретил. Отправившись потом на вокзал с отъезжавшим Аладьиным купить газеты, B.C. Завойко на вокзале никакого серьезного разговора со Львовым не вел и обменивался с ним только немногими словами урывками, занятый разговорами с
I Номер страницы не указан. Далее в тексте большой пропуск.
II Упоминаемый список состава Совета министров см. выше в тексте документа.
230
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г, КОРНИЛОВА. ТОМ I
разъезжающимися после совещания в Ставке комиссарами. Свидетель обращает особое внимание на то, что никаких самостоятельных заявлений Львову в смысле определения условий реконструкции власти не делал и не мог делать, так как вообще в течение всего пребывания в Ставке таковых выступлений не делал и старался оставаться в тени. B.C. Завойко признается, что у него есть отвратительная черта характера, заключающаяся в том, что когда он видит перед собой «исключительного дурака», то является желание «отлить ему в разговоре с самым серьезным видом какую-нибудь пулю, идущую вразрез со всем сказанным до того времени»; если что-нибудь подобное случилось и со Львовым, то «свидетель снимает» с себя всякую ответственность, оставляя таковую всецело «на его интимном друге Керенском, остановившем свой выбор именно на столь подходящем посланце».
Встретив А.Ф. Аладьина, B.C. Завойко вместе с ним немедленно поехал в дом Верховного главнокомандующего. Дни 25 и 26 августа они оба посвятили на разговор и обсуждение разработанных свидетелем планов. По вечерам же они собирались вместе с Филоненко в кабинете Верховного главнокомандующего и совместно с ним обсуждали как состав нового Совета Министров, так и некоторые из проектов в ожидании предстоящего приезда Керенского и Савинкова. На этих совещаниях было решено предложить мысль о создании коллективной диктатуры под названием Совета обороны, в состав какового Совета должны были входить как постоянные члены генерал Корнилов, Керенский, Аладьин, Савинков и Филоненко. Одно время предполагалось участие в этом Совете и свидетеля, но впоследствии эта мысль была отвергнута по соображениям слишком большого численного состава Совета.
Предполагалось, что каждый из министров входит в состав Совета обороны вполне полноправным членом на время обсуждения вопросов, касающихся его ведомства. Окончательный список состава Совета Министров был таков: председатель Совета Министров и Верховный главнокомандующий — генерал Корнилов, заместитель председателя — АФ. Керенский, министр военный и морской — Б.В. Савинков, управляющий Военным министерством — сделать предложение генералу Алексееву и в случае его отказа — генерал Лукомский, управляющий Морским министерством — адмирал Колчак, министр иностранных дел — М.М. Филоненко, министр без портфеля для общей связи — АФ. Аладьин, продовольствия — B.C. Завойко, труда — Плеханов при товарище АИ. Белонож-кине, почт и телеграфов — предложить Церетели, юстиции — Малянтович или Н.Н. Таганцев, финансов — Путилов или Батолин, торговли и промышленности — С.Н. Третьяков, путей сообщения — Тахтамышев или Шуберский, вероисповедания — Карташев, народного просвещения — граф Игнатьев, земледелия — Пешехонов или Г.Е. Львов, внутренних дел — называлось несколько имен, но выбор не был остановлен ни на ком. В заключение было решено целый ряд министерских постов, за исключением перечисленных, оставить с условными кандидатами и выбор лиц для замещания их отложить до времени приезда в Ставку Керенского, Савинкова и прочих общественных деятелей, вызванных также к этому времени. Об опасности пребывания в Ставке для кого бы то ни было даже не поднималось разговора; говорилось лишь об опасности нахождения в Петрограде в момент выступления большевиков и подавления восстания.
Разговор по Юзу 26 августа вечером между генералом Корниловым и АФ. Керенским происходил в отсутствие B.C. Завойко, однако ему известно, что этот разговор не вселил ни в ком никаких подозрений и не нарушил общего хода жизни. Даже разговор, тоже по Юзу, Филоненко с Савинковым прошел совер-
ЧАСТЬ I. ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ КОМИССИЯ: МЕЖДУ ОБЩЕСТВОМ И ВЛАСТЬЮ
231
шенно незамеченным, и Филоненко, как оказалось впоследствии, даже не понял его. Так далеки все были от мысли о возможности каких-либо осложнений.
Утром 27 B.C. Завойко был спешно потребован к генералу Корнилову. Войдя в кабинет генерала, уже по лицу его свидетель понял, что случилось нечто особенное. Прочтя телеграмму без номера, числа и с краткой подписью «Керенский», B.C. Завойко сказал: «Очевидно, немецкая провокация», однако предложил вызвать комиссара Филоненко. Затем потребовали из архива телеграмму об отставке генерала Брусилова. Оказалось, на ней имеется и число, и час отправки, и номер. Тем временем прибыл Филоненко. Телеграмма Керенского была ему показана без всякого предупреждения, и он, прочитав ее, также заявил, что это «несомненная провокация». Решили, что М.М. Филоненко поговорит с Савинковым1, а до тех пор никаких мер не принимать.
Между тем «содержание телеграммы очень скоро облетело весь Могилев и стало известно всем. И со всех сторон в дом Верховного главнокомандующего устремились люди различного положения и значения; одни волновались и кричали, что это гибель армии, неизбежный прорыв фронта, другие, что они «этому позорному делу не приспешники» и должности не примут, третьи — представители казачества, — что казаки, верные своему слову о несменяемости Верховного, уведут с позиций по домам свои полки». Еще, собственно, ничего не случилось, а в Ставке уже создалась атмосфера неминуемой катастрофы и возможность гибели страны». Наконец, Филоненко переговорил с Савинковым и, вернувшись из аппаратной, сообщил, что телеграмма Керенского действительно имеет силу, что он ничего не понимает, что, очевидно, создалось какое-то невероятное недоразумение и что он получил приказание немедленно отправиться в Петроград. Тогда генерал Корнилов спросил генерала Лукомского, принимает ли он от него должность? При выражениях всеобщего сочувствия и одобрения генерал Лукомский отказался от предлагаемой ему чести и отправился составлять телеграмму военному министру193.
Было решено обратиться ко всем главнокомандующим фронтами и запросить по проводу их отношение к факту смены Верховного и ожидать ответа Савинкова на телеграмму Лукомского. В скором времени на эту телеграмму Савинковым по Юзу был дан ответ, в котором он отрицал правдивость распоряжений, данных им в присутствии целого ряда свидетелей. Филоненко все время находился в доме Верховного главнокомандующего, вне себя, как искренний сторонник генерала Корнилова, возмущался поведением Керенского и ругательски ругал его. Потом начались разговоры по прямому проводу генерала Корнилова и Филоненко с Савинковым194, которые затянулись почти до трех часов. Вокруг рос-ло возбуждение против Временного правительства, против Керенского и комиссара Филоненко как его представителя, раздавались предложения об его аресте, высказывались убеждения, что все происходящее — это провокация, заранее обдуманная и искусно проведенная и т.д. Слухи о предполагавшемся аресте, очевидно, дошли и до Филоненко, он пришел к свидетелю, сказал об этом и сообщил, что «как верный слуга Временного правительства он считает себя11 обязанным немедленно выехать в Петроград», но так как поезд уже ушел, а он сомневается, чтобы ему дали автомобиль, и не желая уезжать без согласия генерала Корнилова, которого искренно чтит и на стороне которого всецело находится, он находит, что самое лучшее было бы, если бы B.C. Завойко ему
I Запись разговора М.М. Филоненко с Б.В. Савинковым от 27 августа 1917 г. см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 28. Л. 97-100.
II Слово «себя» впечатано над строкой.
232
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ I
устроил у генерала Корнилова арест на честное слово. Видя вокруг общее возбуждение и считая пребывание Филоненко в Ставке очень полезным, B.C. Завойко передал эту просьбу генералу Корнилову, и тот согласился на арест Филоненко на словах. Таким образом, Филоненко все время оставался на свободе. Что касается его помощника Фонвизина и офицера при комиссаре Языкове1, то 27 августа было почему-то от них отобрано оружие и они были заключены в приемной впредь до того момента, когда об этом узнал генерал Корнилов и отпустил их на свободу. Задержание названных лиц продолжалось часа 2-2 1/г. В течение дня были получены ответы от всех главнокомандующих фронтами, и, несомненно, общее сознание неизбежности катастрофы все нарастало и нарастало. Для того чтобы внести успокоение в окружающих его, смятенных и возбужденных людей, генерал Корнилов заявил, что он должности своей не сдаст впредь до приезда в Ставку членов Временного правительства.
Ответа из Петрограда на подтвержденное утром по Юзу приглашение приехать в Ставку до вечера не последовало: Филоненко переговорил с генералом Корниловым, и между ними было условлено, что ночью Филоненко с экстренным поездом уедет в Петроград. Перед отъездом Филоненко забежал к свидетелю проститься. М.М. Филоненко был сильно расстроен и почти не владел собой. Он сказал приблизительно следующее: «Ясна наличность величайшего исторического недоразумения, причины — истеричность и неуравновешенность Керенского, глупость Львова, трусость всего состава правительства и преследование каких-то личных целей непосредственно председателем Совета Министров». Непонятна для него исключительно роль Савинкова во всей этой кутерьме. Тем не менее он надеется найти в себе силы и доводы, чтобы убедить всех в Петрограде ликвидировать это недоразумение, и надеется на успех. Он обращается к B.C. Завойко с просьбой воспрепятствовать приему скороспелых решений и постараться сделать так, чтобы ничто не попало в газеты. В этом случае он надеется, что успех его поездки будет гарантирован.
12 декабря 1917 г. в №249 «Известий ЦИК и Петроградского Совета Р и СД»195 было опубликовано письмо генерала Алексеева к П.Н. Милюкову196, датированное 12 сентября 1917 г., в котором генерал Алексеев просит помощи, скорой, энергичной и широкой, П.Н. Милюкова, «других общественных деятелей и всех, кто может что-либо сделать по следующему поводу». Усилия лиц, составляющих правительство, сводятся к тому, чтобы убедить всю Россию, и что события 27-31 августа являются мятежом и авантюрой кучки мятежников, генералов и офицеров, стремившихся свергнуть существующий государственный строй и стать во главе управления, а потому кучка эта подлежит быстрому преданию самому примитивному из судов — суду военно-революционному и заслуженной смертной казни. Генерал Алексеев, оспаривая подобное толкование выступления генерала Корнилова и доказывая, что «пора начать кампанию в печати по этому вопиющему делу», пишет далее: «У меня есть еще просьба. Я не знаю адресов г.г. Вышнеградского, Путилова и других. Семьи заключенных офицеров начинают голодать. Для спасения их нужно собрать и дать Комитету Союза офицеров до 300 ООО руб. Я настойчиво прошу их прийти на помощь. Не бросят они на произвол судьбы и голодание семьи тех, с которыми они были связаны общностью идеи и подготовки. Я очень прошу Вас взять на себя этот труд и известить меня о результате. В этом — мы, офицеры, более чем заинтересованы». Ввиду того, что упомянутая просьба генерала Алексеева о денежной помощи, обращенная к лицам, связанным с участниками настояще-
Так в тексте.
ЧАСТЬ I. ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ КОМИССИЯ: МЕЖДУ ОБЩЕСТВОМ И ВЛАСТЬЮ
233
го дела «общностью идеи и подготовки», давала возможность такого ее объяснения, которое не находило оснований во всем производстве по делу, Чрезвычайная комиссия, прервавшая активное расследование дела после октябрьского переворота, поручила прокурору Новочеркасской судебной палаты допросить генерала Алексеева по содержанию изложенного выше письма1, и генерал Алексеев показал следующее". Упомянутое письмо действительно было написано генералом Алексеевым и послано к Милюкову через доверенное лицо. Ввиду отстутствия в то время Милюкова письмо было вручено или Головину, или Ф.Ф. Кокошкину. С Вышнеградским генерал Алексеев совершенно не знаком, а с Путиловым иногда встречался в Совете Республики. Знал он их за людей"1, обладающих большими средствами, людей крупных в финансовом мире и только по этой причине решил письмом просить о материальной поддержке семейств тех офицеров, которые пострадали по делу генерала Корнилова. Той фразой в письме, на которую указывает особое требование Комиссии, генерал Алексеев отнюдь не хотел сказать, что Путилов и Вышнеградский принимают то или иное участие в деле генерала Корнилова. Ему казалось, что эти лица не могли не сочувствовать делу спасения России от гибели, что имел в виду и генерал Корнилов, а раз это так, то они должны были бы оказать материальную поддержку. Имели ли Вышнеградский и Путилов какое-либо касательство к делу генерала Корнилова, генералу Алексееву совершенно не известно.
Спрошенный по настоящему делу генерал Корнилов дал нижеследующие объяснения™. С первых же шагов своей деятельности в качестве главнокомандующего войсками Петроградского военного округа генерал Корнилов убедился в крайне вредном влиянии на войска Петроградского совета солдатских и рабочих депутатов, который, вовлекая войска гарнизона в борьбу политических партий, проводя в жизнь начала, разрушающие дисциплину и подрывающие авторитет начальников, постепенно дезорганизовав войска гарнизона, и без того не представлявшие из себя хорошо сплоченные части. Не считая возможным для себя быть невольным свидетелем и участником разрушения армии, генерал Корнилов предпочел просить освободить его от поста главнокомандующего войсками Петроградского военного округа и получил назначение на должность командующего VIII-ой армией. Армия находилась в состоянии почти полного разложения. В течение двух месяцев генералу Корнилову почти ежедневно пришлось бывать в войсковых частях, лично разъяснять солдатам необходимость дисциплины, ободрять офицеров и внушать войскам мысль о необходимости войны, активных действий, словом, подготовлять их к намеченному уже наступлению. В отношении комитетов генерал занял твердую позицию: отклоняя их вмешательство в дело перемен в командном составе, комитеты вводились в рамки их законной деятельности, им внушалось убеждение, что главнейшей задачей их является содействие командному составу в деле подъема духа в войсках.
I Указание и.о. председателя Чрезвычайной комиссии полковника P.P. Раупаха прокурору Новочеркасской судебной палаты от 14 декабря 1917 г. см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 13. Л. 211, 211 об. (См. документ №70 —т. 1).
II Протокол допроса генерала М.В. Алексеева судебным следователем по особо важным делам Новочеркасской судебной палаты от 22 декабря 1917 г. см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 13. Л. 212, 212 об.
III Так в тексте.
к Показание генерала Л.Г. Корнилова от 2-5 сентября 1917 г. см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 14. Л. 1-14. (См. документ № 32 — т. 2). v Так в тексте.
234
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ I
25 июня армия перешла в наступление и имела блестящий успех. Тут уже генерал Корнилов убедился, что твердое слово начальника и определенные действия необходимы, чтобы остановить развал армии. В ночь на 8 июля, в разгар прорыва фронта, генерал Корнилов принял должность главнокомандующего армиями Юго-Западного фронта. По донесениям с фронта, многие части не исполняли приказания, бросали свои позиции, другие не шли на поддержку. Каждое боевое приказание обсуждалось на митингах. По всем дорогам брели толпы солдат, дезертировавших из своих частей, производя грабежи и насилия в попутных селениях. Генерал Корнилов немедленно потребовал от начальников решительных действий против предателей и изменников, предупредив, что всю ответственность берет на себя. Он приказал расстреливать дезертиров и грабителей, выставляя трупы расстрелянных на дорогах, на видных местах с соответствующими надписями. Вместе с тем генерал Корнилов послал 8 июля телеграмму Верховному главнокомандующему с копиями — председателю Совета Министров, военному министру и комиссару Юго-Западного фронта, в которой в первый раз указал на необходимость применения исключительных мер до введения смертной казни на театре военных действий, добавляя, что «иначе вся ответственность падет1 на тех, кто словами думает править на тех полях, где царит смерть и позор предательства, малодушия и себялюбия». На эту телеграмму были получены ответы: от Верховного главнокомандующего, который сообщил, что он вполне разделяет взгляд генерала Корнилова, и от военного министра, что в распоряжении генерала Корнилова 14 пункт «Декладации прав солдат»197. Ввиду все усиливающегося развала армий Юго-Западного фронта был принят целый ряд мер для борьбы с разрухой, и, наконец, 11 июля генерал Корнилов обратился в председателю Совета Министров с телеграммой, которая начинается словами: «Армия обезумевших темных людей, не огражденная властью от систематического развращения и разложения, потерявших чувство человеческого достоинства, бежит...» В телеграмме указывалось на «необходимость немедленного восстановления закона смертной казни на театре военных действий», а заканчивалась она словами: «Сообщаю Вам, стоящим у кормила власти, что родина действительно накануне безвозвратной гибели, что время слов, увещаний и пожеланий прошло, что необходима непоколебимая государственно-революционная власть. Я заявляю, что, занимая высокоответственный пост, я никогда в жизни не соглашусь быть одним из орудий гибели родины. Довольно. Я заявляю, что если правительство не утвердит предлагаемых мною мер и тем лишит меня единственного средства спасти армию и использовать ее по действительному ее назначению — защиты родины и свободы, — то я, генерал Корнилов, самовольно слагаю с себя полномочия главнокомандующего»11. Утром 12 июля был получен от министра-председателя ответ, что принципиально закон о смертной казни принят и что вечером будет уже сообщена окончательная редакция этого закона. Объявление закона о смертной казни в армиях фронта произвело сразу отрезвляющее впечатление на массы. 16 июля в Ставке собралось Совещание главнокомандующих фронтами с участием министра-председателя для обсуждения мер по поднятию боеспособности армий. Генерал Корнилов получил телеграмму от Верховного главнокомандующего, что ввиду положения на фронте его приезд в Ставку не признается возможным.
I Слово «падет» впечатано над строкой.
II Телеграмму генерала Л.Г. Корнилова министру-председателю А.Ф. Керенскому и Верховному главнокомандующему А.А. Брусилову от 11 июля 1917 г. см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 14. Л. 16-20.
ЧАСТЬ I. ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ КОМИССИЯ: МЕЖДУ ОБЩЕСТВОМ И ВЛАСТЬЮ
235
Свои пожелания и предложения о мерах к поднятию боеспособности армии генерал Корнилов высказал в телеграмме за № 4254 (приложена к делу)1. Совещание в Ставке ни к какому практическому результату не привело вследствие того, что у всех участников этого Совещания, за исключением генерала Деникина, не хватило гражданского мужества поставить вопрос о мерах поднятия боеспособности армии вполне точно и определенно.
19 июля постановлением Временного правительства генерал Корнилов был назначен на пост Верховного главнокомандующего". В ответ на это генерал Корнилов обратился к председателю Совета Министров с телеграммой № 4424, в которой изложил те условия, при которых считает возможным принять пост Верховного главнокомандующего. Условия эти: «1) ответственность перед собственной совестью и всем народом; 2) полное невмешательство в оперативные распоряжения и потому назначение высшего командного состава; 3) распространение принятых [в] последнее время на фронте мер и на те местности тыла, где расположены пополнения для армии, и 4) принятие предложения, переданного телеграфно главковерху к Совещанию в Ставке»"1.
Генерал Корнилов выехал в Ставку лишь 24 июля, после того, как представитель Временного правительства М.М. Филоненко передал ему, что все пожелания его принципиально Временным правительством приняты, а возникший с назначением генерала Черемисова инцидент будет разрешен в соответствии с изложенными пожеланиями. 30 июля в Ставке было совещание по железнодорожным делам с участием министра путей сообщения Юренева, министра продовольствия Пешехонова и других лиц198. Доклад, сделанный инженером Шуберским, раскрыл участникам Совещания вопиющую картину полной дезорганизации железнодорожной службы и всю ее грозную опасность для армии и страны. В заключительном слове генерал Корнилов высказал, что для достижения целей войны необходимо иметь три армии: в окопах, в тылу — в мастерских и заводах и третью™ — железнодорожную, которая бы подвозила изготовленное в тылу на фронт. Для оздоровления рабочей и железнодорожной армии необходимо подчинение их той же железной дисциплине, которая устанавливается для армий фронта; вопрос о том, какие для этого нужно принять меры, пусть разберут специалисты. Что же касается мер для приведения армий в порядок, то о разработке таковых генералом Корниловым было приказано начальнику Штаба немедленно по принятии должности Верховного главнокомандующего. Доклад по этому вопросу был изготовлен, и генерал Корнилов повез его в Петроград 3 августа. В Зимнем Дворце в разговоре с ним А.Ф. Керенский коснулся вопроса, между прочим, о том, что со времени назначения генерала Корнилова Верховным главнокомандующим его представления Временному правительству носят слишком ультимативный характер, на что генерал Корнилов ответил, что эти требования диктуются не им самим, а обстановкой так как боеспособность армии слишком понижена, а противник, видимо, намерен использовать такое состояние армии и разруху в стране. Здесь же впервые А.Ф. Керенский поинтере-
I Примечание документа. Телеграмму № 4254 генерала Л.Г. Корнилова Верховному главнокомандующему от 15 июля 1917 г. см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 14. Л. 21-24.
II Постановление Временного правительства от 18 июля 1917 г. о назначении генерала Л.Г. Корнилова на пост Верховного главнокомандующего см.: Вестник Временного правительства. № 109. 20 июля 1917 г.
III Цитируется телеграмма генерала Л.Г. Корнилова А.Ф. Кйрен' -ому от 19 июля 1917 г. Телеграмму см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 14. Л. 25.
17 Слово «третью» впечатано над строкой.
236
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ I
совался мнением генерала Корнилова, что следует ли ему оставаться далее руководителем государства. Смысл ответа генерала Корнилова заключался в том, что, по его мнению, влияние А.Ф. Керенского в значительной мере понизилось, но тем не менее А.Ф. Керенский, как признанный вождь демократических партий, должен оставаться во главе Временного правительства, и что другого положения он, генерал Корнилов, себе не представляет. Доклада в этот день о мерах к поднятию боеспособности армии генерал Корнилов не делал по соглашению с Б.В. Савинковым, а докладывал Временному правительству об обстановке на фронтах, о вероятных переменах в стратегической ситуации и т. д.; говорил о том, что при малой устойчивости наших войск вообще, по всей вероятности, не удастся удержать Ригу. Когда генерал Корнилов коснулся вопроса о соотношении наших сил и сил противника на различных участках фронта и на каком из них возможно перейти, при наличии некоторых условий, в наступление, министр-председатель,, сидевший с генералом Корниловым рядом, наклонившись к нему, шепотом предупредил, что в этом вопросе нужно быть осторожным. Немного спустя ему была передана записка Б.В. Савинкова с таким же предупреждением. Генерал Корнилов был страшно поражен и возмущен тем, что в Совете Министров Российского государства Верховный главнокомандующий не может без опаски касаться таких вопросв, о которых он, в интересах обороны страны, считает необходимым поставить правительство в известность. По окончании заседания из некоторых слов Б.В. Савинкова генералу Корнилову стало ясным, что предупреждение имело в виду министра земледелия Чернова. После 3 августа левая пресса повела против генерала Корнилова кампанию199.
7 августа помощник комиссара Фонвизин предупредил генерала Корнилова, что по сведениям из Петрограда вопрос об его, генерала Корнилова, оставке решен окончательно. На это генерал Корнилов заявил, что лично его вопрос о пребывании на посту Верховного главнокомандующего мало занимает, но он просит довести до сведения кого следует, что такая мера вряд ли будет полезна в интересах дела, так как может вызвать в армии волнения. Генерал Корнилов сослался на настроение офицеров казачьих частей и многих общественных кругов, отношение которых к вопросу об его отставке ему известно. В промежуток между 7 и 9 августа генерал Корнилов получил от Военной лиги, Исполнительного комитета Союза офицеров, Совета Союза казачьих войск, Конференции Союза Георгиевских кавалеров, от Совещания общественных деятелей ряд резолюций с протестом против его отставки200 и, кроме того, много телеграмм и писем от частных лиц со всех концов России.
К делу приобщены копии резолюций перечисленных организаций1, из коих видно, что они были вынесены по поводу «планомерно проводимой мысли в некоторых органах печати о возможной смене Верховного главнокомандующего» или «гнусной агитации, направленной к подрыву доверия в армии и народе к генералу Корнилову», содержат в себе заявления о том, что «генерал Корнилов является истинным народным вождем, могущим возродить боевую мощь армии и вывести страну из крайне тяжелого положения», и наряду с выражением доверия генералу Корнилову говорят либо о «несменяемости» его, либо о гибельных последствиях его смены.
9 августа генерал Корнилов вновь выехал в Петроград после того, как накануне Б.В. Савинков и М.М. Филоненко по прямому проводу из Петрограда настойчиво доказывали необходимость его личного участия в обсуждении доклада о мерах к поднятию боеспособности армии. По прибытии в Петроград
1 Резолюции см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 14. Л. 28-32.
ЧАСТЫ. ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ КОМИССИЯ: МЕЖДУ ОБЩЕСТВОМ И ВЛАСТЬЮ
237
генерал Корнилов представился министру-председателю, по словам которого доклад, разработанный комиссаром Филоненко по указаниям Савинкова, ему неизвестен, что внесение этого доклада в Совет Министров он, А.Ф. Керенский, как военный министр не считает возможным и что он не уполномочивал Б.В. Савинкова приглашать генерала Корнилова в Петроград для участия в заседании. Ввиду этого генерал Корнилов пожелал предварительно объясниться с Б.В. Савинковым, который заявил, что доклад действительно не был представлен А.Ф. Керенскому в законченном виде, но что он докладывался ему по частям по мере его изготовления и, во всяком случае, содержание доклада министру-председателю известно, и что приглашение генерала Корнилова в Петроград сделано с ведома Временного правительства. Доклад в конце концов состоялся лишь в частном совещании Временного правительства, А.Ф. Керенский не желал допустить обсуждения доклада в пленарном заседании. По окончании доклада генералу Корнилову было заявлено, что правительство соглашается на все его предложения, вопрос же об их осуществлении является вопросом темпа правительственных мероприятий; что же касается части доклада, заключающей в себе проект милитаризации железных дорог и предприятий, работающих на оборону, то таковая часть должна предварительно подвергнуться обсуждению в специальных ведомствах. На отсрочку этих вопросов генерал Корнилов согласился, тем более что в его первоначальном докладе они детально совсем не затрагивались. Генерал Корнилов оставил А.Ф. Керенскому свой первоначальный доклад, а затем подписал доклад, разработанный Савинковым и Филоненко и ими уже подписанный, и с вокзала отправил и его А.Ф. Керенскому. Перед отъездом генерала Корнилова его посетил Б.В. Савинков, из слов которого генерал Корнилов заключил, что его отношения с А.Ф. Керенским за последние дни ухудшились, министр-председатель не принимает его с личным докладом, ив тот же день, когда генерал Корнилов сидел с докладом у министра-председателя, последний отказался принять управляющего Военным министерством Савинкова, прибывшего с докладом по тому же вопросу, о котором докладывал и генерал Корнилов. В этот же приезд в Петроград А.Ф. Керенский снова задал генералу Корнилову вопрос, представляется ли, по его мнению, желательным уход его, Керенского, из состава правительства; генерал Корнилов ответил то же, что было им сказано при свидании 3 августа. По дороге из Петрограда в Ставку генерал Корнилов по просьбе комиссара Филоненко послал телеграмму А.Ф. Керенскому с заявлением, что ввиду необходимости довести до конца программу, предложенную в докладе, он считает крайне нежелательной отставку Б.В. Савинкова, об уходе которого с поста, по личным разногласиям с Керенским, сообщил генералу Корнилову Филоненко.
13 августа генерал Корнилов приехал в Москву, приглашенный по телеграфу министром почт и телеграфов. В Москве посланному генералом Корниловым офицеру г. Никитин заявил, что выступления генерала Корнилова не предвиделось, причем о дальнейшем было предложено лично переговорить с министром-председателем. Вечером 13 августа к генералу Корнилову приехал министр путей сообщения Юренев с заявлением, что по постановлению Временного правительства генерал Корнилов может выступить в Совещании 14 августа, но в речи может касаться только стратегического положения на фронтах. Вечером того же дня в разговоре по телефону то же самое обстоятельство подтвердил и министр-председатель, однако генерал Корнилов доложил, что не считает возможным, выступая перед представителями всей страны, ограничиться изложением только сведений о стратегическом положении на фронте, и находит безусловно необходимым ознакомить страну с истинным состоянием ее вооруженных сил, и
238
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ I
указать на то, что необходимо предпринять, чтобы поднять их боеспособность; к этому генерал Корнилов добавил, что не позволит себе никаких резкостей и нападок и поэтому просит предоставить ему свободу выбора тем речи. Определенного ответа генералу Корнилову А.Ф. Керенский не дал. 14 августа состоялось выступление генерала Корнилова, причем свою речь он кончил так: «Для действительного воплощения воли народа к жизни и великому будущему свободной страны необходимо немедленное проведение в жизнь всей совкупности тех мер, которые перечислены в моем докладе. Я ни одной минуты не сомневаюсь в том, что все эти меры рано или поздно будут осуществлены, но невозможно допустить, чтобы решимость к проведению этих мер каждый раз совершалась бы под давлением поражений и уступок отечественной территории. Если решительные меры по поднятию дисциплины на фронте последовали как результат Тарнопольского погрома1 и утраты Галиции и Буковины, то нельзя допустить, чтобы порядок в тылу был последствием потери Риги; порядок же на железных дорогах — следствием уступки противнику Молдавии и Бессарабии. Я верю в светлое будущее России и в полное восстановление боевой мощи нашей армии. Нельзя только терять времени. Нужна решимость и твердое непреклонное проведение намеченных мер»201.
18 августа началось наступление немцев на фронте XII армии, и утром 20 августа пала Рига, несмотря на то, что место вероятной переправы было заранее известно и к месту прорыва были сосредоточены значительные резервы. Благодаря Рижскому прорыву мы потеряли сильные обронительные линии, потеряли крепость Усть-Двинск, богатый город Ригу, много артиллерии, разного рода запасы, и кроме того, наше положение на побережье Рижского залива в значительной мере поколебалось. ХП-ая армия с большими потерями и в большом расстройстве отошла на Венденские позиции. Вслед за этим в Ставку стали поступать сведения о подготовке немцами десантной операции в сторону Ревеля и даже, быть может, на Петроград. Одновременно и из тыла приходили тревожные сведения: взрыв пороховых заводов и артиллерийского склада в Казани; покушение на уничтожение заводов в Одессе и ряде других городов202; зверское убийство командующего III пех[отной] дивизией генерала Гиршфельда и комиссара Особой армии Линде203; аграрные погромы204 и т.д. 23 августа в Ставку съехались комиссары и представители фронтов для ознакомления с проектом нового положения о комиссарах и комитетах205.
Приехал и Савинков и сразу же заявил, что желает переговорить с генералом Корниловым наедине. Когда начальник Штаба и комиссар вышли из кабинета, Савинков сказал, что Керенский, признанный вождь левых партий, и генерал Корнилов, на ком, по его мнению, зиждутся все надежды правых политических партий России, должны идти рука об руку и что несогласия между ними могли бы вызвать крайнее обострение в положении; поэтому он считает своей важнейшей задачей подготовить почву соглашения между Керенским и генералом Корниловым с целью на их согласованной работе основать формирование сильной, крепкой власти. Генерал Корнилов заявил, что не считает себя вождем правых партий, но не отрицает и того, что несогласия между А.Ф. Керенским и им, генералом Корниловым, могли бы иметь пагубные последствия. Далее генерал Корнилов сказал, что хотя и не претендует на то, чтобы иметь влияние на тот или другой состав правительства, но раз интересуются его мнением, то он считает возможным заявить и открыто высказать, что находит Керенского человеком слабохарактерным, легко поддающимся чужим влияниям
Так в тексте. Вероятно, следует читать: «разгрома».
ЧАСТЬ I. ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ КОМИССИЯ: МЕЖДУ ОБЩЕСТВОМ И ВЛАСТЬЮ
239
и, конечно, не знающим того дела, во главе которого он стоял. Лично же против него генерал Корнилов ничего не имеет.
После долгого обсуждения вопроса в связи с положением страны генерал Корнилов в конце концов согласился, что при данном1 соотношении политических партий участие Керенского, безусловно, желательно, и добавил, что готов всемерно поддерживать А.Ф. Керенского, если это нужно для блага отечества. В ответ Б.В. Савинков заявил, что он счастлив слышать эти слова. В тот же день после обеда в кабинете у генерала Корнилова собрались Б.В. Савинков, генерал Лукомский и М.М. Филоненко. Сначала обсуждался вопрос о комитетах и комиссарах, причем Савинков и Филоненко высказались против главкоюза генерала Деникина, который не может наладить отношений с комиссарами и комитетами. Они высказали опасение, что если во главе фронтов будут стоять такие генералы, то трудно будет установить дружную работу и это будет отражаться на состоянии войны. Генерал Корнилов и генерал Лукомский горячо восстали против возможности легко убирать отличных боевых генералов из-за того, что у них являются иногда шероховатости в работе с комитетами. Было высказано, что если новое положение о комиссарах и комитетах будет составлено вполне определенно, то никаких недоразумений не будет, хороших боевых генералов слишком мало, чтобы их выставлять за борт из-за всякого недоразумения. Затем по предложению Савинкова перешли к установлению границ Петроградского военного губернаторства при формировании Особой армии для обороны подступов к Петрограду. После установления границ Савинков, обращаясь к генералу Корнилову, сказал почти дословно следующее: «Таким образом, Лавр Георгиевич, Ваши требования будут удовлетворены Временным правительством в ближайшие дни, но при этом правительство опасается, что в Петрограде могут возникнуть серьезные осложнения. Вам, конечно, известно, что примерно 28 или 29 августа в Петрограде ожидается серьезное выступление большевиков. Опубликование Ваших требований, проводимых через Временное правительство, конечно, послужит толчком для выступления большевиков, если бы почему-либо последнее задержалось. Хотя в нашем распоряжении и достаточно войск, но на них мы вполне рассчитывать не можем. Тем более, что неизвестно еще, как к новому закону отнесется Совет рабочих и солдатских депутатов. Последний также может оказаться против правительства, и тогда мы рассчитывать на наши войска не можем. Поэтому прошу Вас отдать распоряжение о том, чтобы 3-й конный корпус был к концу августа перетянут к Петрограду и был предоставлен в распоряжение правительства. В случае, если кроме большевиков выступят и члены Совета Р и СД, то нам придется действовать и против них. Я только прошу Вас во главе 3-го конного корпуса не присылать генерала Крымова, который для нас не особенно желателен. Он очень хороший боевой генерал, но вряд ли пригоден для таких операций»11.
После этого пришел генерал Романовский, и были окончательно установлены границы Петроградского военного губернаторства. Затем Савинков вновь вернулся к вопросу о возможном подавлении при участии 3-го конного корпуса выступления в Петрограде большевиков и CP и СД, если последний пойдет против Временного правительства. При этом Савинков сказал, что действия должны быть самые решительные и беспощадные, на что генерал Корнилов
429 Слово «данном» впечатано над строкой.
430 Слова Б.В. Савинкова цитируются по показанию генерала Л.Г. Корнилова от 2-5 сентября 1917 г. Показание см.: ГА РФ: Ф. 1780. On. 1. Д. 14. Л. 1-14. (См. документ № 32 — т. 2).
240
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ I
ответил, что будут даны соответствующие инструкции. Полковник Барановский со своей стороны прибавил: «Конечно, необходимо действовать самым решительным образом и ударить так, чтобы это почувствовала вся Россия»1. Потом Савинков, обращаясь к генералу Корнилову, сказал, что необходимо, дабы не вышло недоразумения и чтобы не вызвать выступления большевиков раньше времени, предварительно сосредоточить к Петрограду конный корпус, затем к этому времени объявить Петроградское военное губернаторство на военном положении и тогда опубликовать новый закон, надо, чтобы генерал Корнилов точно телеграфировал ему, Савинкову, о времени, когда подойдет корпус к Петрограду. Изложенные обстоятельства, касающиеся посещения Б.В. Савинковым Ставки, и происходившие там беседы были восстановлены 30 августа по памяти генералом Корниловым, Лукомским и Савинковым и записаны в особый протокол206, который и был представлен Чрезвычайной комиссии. К сказанному в протоколе генерал Корнилов добавляет, что Б.В. Савинков просил его заменить, если представится возможность, Кавказскую туземную дивизию регулярной кавалерией, так как «неловко поручать утверждение русской свободы кавказским горцам».
Генерал Корнилов обещал сделать все возможное и поручил начальнику Штаба запросить Северный и Западный фронты о возможности направить бригаду (не казачью) в распоряжение генерала Крымова. В день отъезда Б.В. Савинкова заканчивались занятия съезда комиссаров и комитетов. Выступив на этом совещании, генерал Корнилов призывал комитеты, комиссаров и командный состав к дружной работе для поднятия боеспособности армии, однако заявил, что, пока он остается у власти, он никогда не согласится на участие войсковых комитетов в деле аттестования командного состава. Генерал Корнилов и раньше протестовал против включения этого пункта в проект, и Савинков и Филоненко обещали безусловно его исключить, равно как и не оглашать их на съезде, однако означенный пункт на съезде был оглашен. В тот же день приехал В.Н.Львов. В бытность генерала Корнилова главнокомандующим войсками Петроградского военного округа он видел В.Н. Львова раза два в заседаниях Совета Министров, но кроме обычных приветствий при встрече никаких разговоров с ним не вел. Войдя в кабинет, Львов сразу заявил: «Я к Вам от Керенского с поручением». В.Н.Львов сказал от имени Керенского, что если, по мнению генерала Корнилова, дальнейшее участие Керенского в управлении страной не даст власти необходимой силы и твердости, то Керенский готов выйти из состава правительства. Если Керенский может рассчитывать на поддержку, то он готов продолжать работу. В.Н. Львов просил генерала Корнилова высказать его мнение по поводу предложения Керенского и изложить программу. Генерал Корнилов, очертив общее положение страны и армии (намерения немцев, убийство генерала Гиршфельда и комиссара Линде, пожар в Казани и т.п.), заявил, что по его глубокому убеждению единственным исходом из тяжелого положения страны является установление диктатуры и немедленное объявление страны на военном положении. Генерал Корнилов заявил, что лично не стремится к власти и готов немедленно подчиниться тому, кому будут вручены
1 Здесь цитируется показание генерала ЛГ. Корнилова от 2-5 сентября 1917 г. (См.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 14. Л. 7 об.). Генерал В.Л. Барановский в протоколе допроса от 7 сентября 1917 г. отрицает приписываемую ему фразу. (См.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 11. Л. 117). Протокол допроса В.Л. Барановского и штаб-офицера для поручений при начальнике Кабинета министра-председателя К.О. Данилевича от 7 сентября 1917 г. см.: Там же. Л. 176— 179 об. (См. документ Мз 9 — т. 2).
ЧАСТЬ I. ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ КОМИССИЯ: МЕЖДУ ОБЩЕСТВОМ И ВЛАСТЬЮ
241
диктаторские полномочия, — будь то сам А.Ф. Керенский, генерал Алексеев, генерал Каледин или другое лицо. Львов сказал, что не исключается возможность такого решения, что ввиду тяжелого положения страны Временное правительство в его нынешнем составе само придет к сознанию необходимости установления диктатуры и, весьма возможно, предложит ему, генералу Корнилову, обязанности диктатора. Генерал Корнилов заявил, что если бы так случилось, то, всегда держась мнения, что только твердая власть может спасти страну, он от такого предложения не отказался бы. Вместе с тем он просил В.Н. Львова передать А.Ф. Керенскому, что независимо от взглядов его, генерала Корнилова, на свойства характера А.Ф. Керенского и отношение последнего к нему он считает участие в управлении страной самого Керенского и Савинкова, безусловно, необходимым. Кроме того, генерал Корнилов просил передать А.Ф. Керенскому, что по имеющимся у него сведениям в Петрограде в ближайшие дни готовится выступление большевиков, и на А.Ф. Керенского готовится покушение, поэтому он просит последнего приехать в Ставку, дабы договориться с ним окончательно, и вместе с тем в Ставке он гарантирует ему честным словом безопасность...
В конце беседы в кабинет вошел с докладом B.C. Завойко, исполняющий обязанности ординарца, и генерал Корнилов в его присутствии еще раз повторил В.Н. Львову суть сделанных ему заявлений. Вечером 26 августа у генерала Корнилова собрались комиссар Филоненко, B.C. Завойко и Аладьин. Разговор снова коснулся тяжести состояния страны и необходимости иметь во главе ее сильную власть. Генерал Корнилов предложил им, считая их людьми хорошо знающими, наиболее выдающихся общественных деятелей и, имея в виду разговор с В.Н. Львовым и Савинковым, наметить такую схему организации власти и состава правительства, которая, включая в себя лучшие силы всех главных политических партий страны, могла бы дать правительство твердое, работоспособное, пользующееся полным доверием страны и армии. Был набросан проект Совета народной обороны с участием Верховного главнокомандующего в качестве председателя, А.Ф. Керенского — министра-заместителя, Б.В. Савинкова, генерала Алексеева, адмирала Колчака и Филоненко. Этот Совет обороны должен был осуществить коллективную диктатуру, так как установление единоличной диктатуры было признано нежелательным. На посты других министров намечались г.г. Тахтамышев, Третьяков, Покровский, граф Игнатьев, Аладьин, Плеханов, князь Г.Е. Львов, Завойко. Кроме князя Львова, Аладьина и Завойко, генерал Корнилов с другими знаком не был. О взгляде генерала Корнилова на необходимую конструкцию власти комиссар Филоненко в ту же ночь сообщил по прямому проводу Б.В. Савинкову. После этой беседы произошел разговор по прямому проводу с министром-председателем, во время которого генерал Корнилов, не допускавший и мысли о том, чтобы В.Н. Львов, член Государственной Думы и бывший член Временного правительства, мог бы по каким бы то ни было побуждениям исказить точный смысл сказанного ему, подтвердил по аппарату только приглашение свое А.Ф. Керенскому приехать в Ставку, твердо надеясь объясниться с ним здесь и прийти к окончательному соглашению, обсудив указанную уже схему организации власти и состава правительства. К участию в обсуждении вопроса о состоянии страны и мер, необходимых для спасения от окончательного развала как армии, так и всей страны, генерал Корнилов хотел привлечь М.В. Родзянко, кн. Г.Е. Львова и П.Н. Милюкова, которым были посланы телеграммы с просьбой прибыть не позже 29 августа в Ставку. В ночь с 26 на 27 августа согласно условию генерал Корнилов послал следующую телеграмму: «27 августа. 2 час. 40 минут. Управоенмину. Корпус сосредоточится в
242
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г, КОРНИЛОВА. ТОМ I
окрестностях Петрограда к вечеру 28 августа. Я прошу объявить Петроград на военном положении 29 августа. № 6394. Генерал Корнилов». (Подлинная телеграмма приобщена к делу)1. Получив на следующий день телеграмму о сдаче должности, генерал Корнилов пришел к убеждению, что правительство подпало в связи с предложенными проектами закона о смертной казни и т.д. под давление безответственных организаций и решило устранить его, генерала Корнилова, как главного инициатора этих мер. На вопрос генералу Лукомскому, намерен ли он принять на себя обязанности Верховного главнокомандующего, тот доложил, что при настоящих тяжелых условиях страны и армии он не считает возможным заменить генерала Корнилова, и прочел проект его телеграммы Временному правительству за № 6406". Одобрив проект этой телеграммы, генерал Корнилов приказал свое решение и решение генерала Лукомского довести до сведения главнокомандующих армиями всех фронтов, что и было сделано в телеграмме генерала Лукомского от 27 августа за № 6412й1.
27 августа в 5 час. 50 мин. генерал Корнилов переговорил по прямому проводу с Б.В. Савинковым, которому заявил, что ввиду создавшихся условий он не считает возможным уйти со своего поста. 28 августа генералу Корнилову была доложена копия телеграммы министра-председателя за № 710 на имя генерала Клембовского о назначении его временно исполняющим должность Верховного главнокомандующего с оставлением его во Пскове и с исполнением должности главнокомандующего армиями Северного фронта. На этой телеграмме генерал Корнилов положил следующую резолюцию: «Прошу генерала Клембовского срочно уведомить меня о его решении, так как на основании его вчерашней телеграммы мною уже принято определенное решение, отмена которого явится причиной больших потрясений в армии и стране»17. 28 августа Временное правительство объявило генерала Корнилова изменником Родины7 и потребовало отмены приказания о движении частей 3-го конного корпуса, сосредоточившегося в окрестностях Петрограда71. Имея в виду, во-первых, предыдущее распоряжение того же Временного правительства о направлении 3-го конного корпуса к Петрограду для подавления большевистского движения, во-вторых, принципиальное согласие Временного правительства на предложенную генералом Корниловым программу мер для оздоровления армии; в-третьих, беседу с управляющим Военным министерством Б.В. Савинковым и, в-четвертых, сведения об усилении давления CP и СД на Временное правительство, генерал
I Пояснение документа. Телеграмму генерала Л.Г.Корнилова А.Ф. Керенскому от 26 августа 1917 г. см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 46. Л. 3. (Опубл.: Революционное движение в России... С. 439).
II Текст телеграммы генерала А.С. Лукомского А.Ф. Керенскому № 6406 от 27 августа 1917 г. приведен ниже в тексте документа.
III Телеграмма генерала А.С. Лукомского главнокомандующим фронтами № 6412 от 27 августа 1917 г. цитируется ниже в тексте документа.
17 Телеграмму А.Ф. Керенского главнокомандующему Северного фронта генералу В.Н. Клембовскому от 28 августа 1917 г. с резолюцией на ней Корнилова см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 60. Л. 77. (Опубл.: Революционное движение в России... С. 455). На эту телеграмму генерал Клембовский ответил отказом принять должность Верховного главнокомандующего. (См.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 27. Л. 49). (См. приложение №7 —т. 2).
7 Указ Временного правительства о предании генерала Л.Г. Корнилова суду за мятеж от 28 августа 1917 г. см.: ГА РФ. Ф. 1779. Оп.2. Д. 120. Л. 178. (См. документ №2 —т. 1).
71 Здесь речь идет о телеграмме А.Ф. Керенского начальникам железных дорог от 28 августа 1917 г. (См.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 15. Л. 21).
ЧАСТЬ I. ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ КОМИССИЯ: МЕЖДУ ОБЩЕСТВОМ И ВЛАСТЬЮ
243
Корнилов пришел к выводу, что правительство окончательно подпало под влияние Совета, для борьбы с которым правительство само же вызвало войска. А потому, опираясь на заявления главнокомандующих фронтами1, генерал Корнилов решил выступить открыто и, произведя давление на Временное правительство, заставить его: 1) исключить из своего состава тех министров, которые, по имеющимся у него сведениям, были явными предателями родины и 2) реорганизоваться так, чтобы стране была гарантирована сильная и твердая власть. Для оказания давления на Временное правительство генерал Корнилов решил воспользоваться 3-м конным корпусом генерала Крымова, которому и приказал продолжить сосредоточение к Петрограду.
К изложенному показанию генерал Корнилов добавляет11, что ни в каких заговорах он не состоял и не состоит. Во всех своих разговорах с представителями различных политических партий генерал Корнилов всегда заявлял, что ни к каким политическим партиям не принадлежал и не принадлежит, а всегда поддерживал и будет поддерживать те из них, которые задаются одним намерением: спасти страну от гибели и вывести армию из состояния развала. Он заявлял, что всегда будет стоять за то, чтобы судьба России и вопрос о форме правления страны были решены Учредительным собранием. Генерал Корнилов заявлял, что никогда не будет поддерживать ни одной политической комбинации, которая имеет целью восстановление дома Романовых, считая, что эта династия в лице ее последних представителей сыграла роковую роль в жизни страны. Генералу Корнилову не было известно ни одной организации, которая бы стремилась к достижению тех же целей, во имя которых действовал и он. Когда же Корнилов выступил против министра-председателя, офицеры Штаба, узнав об этом, немедленно и честно исполняли его приказания и он, генерал Корнилов, приняв на себя такую ответственность, не допускал даже и мысли о том, чтобы кто-нибудь не исполнил его приказания. 26 августа бывший командующий войсками Московского военного округа полковник Верховский был в Ставке для обсуждения вопроса о сокращении численности армий. В разговоре с ним генерал Корнилов коснулся вопроса об установлении в стране диктатуры как неизбежного следствия тяжелого положения страны и возможных результатов в такой мере111. Полковник Верховский высказался, что, по его мнению, установление единоличной диктатуры могло бы вызвать большие потрясения в стране, диктатура же коллективная могла бы быть осуществлена с меньшими потрясениями; в беседе этой ничего конкретного — ни имен, ни времени — не указывалось. С А.Ф. Аладьиным генерал Корнилов познакомился 3 августа в Петрограде. А.Ф. Аладьин только что приехал из Англии, представился генералу Корнилову и передал ему привет от главнокомандующего английскими войсками генерала Робертсона. Разговор 3 августа продолжался несколько минут и касался исключительно состояния и организации английской армии. Вторая встреча с А.Ф. Аладьиным произошла в Москве во время Государственного совещания. Они обменялись с ним впечатлениями по поводу речей, произнесенных во время заседания, и так как А.Ф. Аладьин показался генералу Корнилову человеком интересным, отлично ознакомленным с настроением политических кругов в России, Англии, Франции и Америке, то генерал Корнилов пригла-
I Телеграммы генералов В.Н. Клембовского, П.С. Балуева, А.И. Деникина и Д.Г. Щерба-чева от 27 и 28 августа 1917 г. см.: приложение № 7 — т. 2.
II Излагается показание генерала Л.Г. Корнилова от 2-5 сентября 1917 г. (См.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 14. Л. 11-14; см. документ № 32 — т. 2).
III Так в тексте.
244
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ I
сил его в качестве гостя в Ставку. Приехав в Ставку 24 или 25 августа, А.Ф. Аладьин остался гостем генерала Корнилова и был застигнут событиями в Могилеве. Когда возник вопрос о возможности изменений в составе правительства, генерал Корнилов интересовался мнением А. Ф. Аладьина о представителях русских крупных политических партий.
С B.C. Завойко генерал Корнилов познакомился в апреле 1917 г. в Петрограде. В мае он приехал в армию, зачислился добровольцем в Дагестанский конный полк и остался при генерале Корнилове в качестве личного ординарца. B.C. Завойко отлично владеет пером, и поэтому генерал Корнилов поручал ему составление тех приказов и бумаг, где требовался особенно сильный художественный стиль.
Со штабс-капитаном Филоненко генерал Корнилов познакомился в мае месяце в армии. В июне, во время подготовки армий к наступлению, он проявил много умения, энергии, настойчивости и решительности в деле согласования работы командного состава с комитетами, а в боях во время Станиславского прорыва, принимая непосредственное участие в боевых действиях войск, проявил много личного мужества и воинской доблести. Последовательно Филоненко занимал должности комиссара Юго-Западного фронта и [комиссара Временного правительства] при Верховном главнокомандующем. Он был открытым сторонником проявления твердых и решительных мер в деле оздоровления армии и страны, пользовался полным доверием генерала Корнилова и был посвящен в его пожелания и предположения относительно изменений в составе Временного правительства, необходимых для получения власти твердой, работоспособной и честной. К некоторым из сотрудников генерала Корнилова по Штабу — генералам Лукомскому и Тихменеву, штабс-капитан Филоненко относился с недоверием и даже пытался подготовить почву для удаления их из Ставки, однако генерал Корнилов решительно воспротивился, считая, что право и ответственность за выбор помощников должна лежать всецело на начальнике и слаженность работы в Штабах, особенно в высших, несравненно важнее, чем принадлежность к каким-то политическим партиям. Штабс-капитан Филоненко неоднократно докладывал, что деятельность Главного комитета Союза офицеров армии и флота внушает опасение и другим комиссарам. Поэтому генерал Корнилов согласился на перевод Главного комитета в Москву и в этом направлении дал 21—22 августа указания председателю Комитета подполковнику Новосильцеву. 27 августа штабс-капитан Филоненко доложил генералу Корнилову, что он предполагает отправиться немедленно в Петроград. Находя, что присуствие его в Ставке, ввиду невыяснившегося еще положения в вопросе сдачи должности Верховного главнокомандующего, казалось генералу Корнилову более полезным для дела, и имея сведения, что против штабс-капитана Филоненко существует большое возбуждение в офицерских кругах, генерал Корнилов предложил ему остаться в Могилеве или отложить свой отъезд до 28 августа, заявив, что ему 27 августа не будет предоставлено ни места в вагоне, ни автомобиля. Штабс-капитан Филоненко доложил, что он получил приказание ехать в Петроград, и желал бы получить удостоверение, что он не исполнил этого приказания не по своей вине. Тогда же генерал Корнилов послал телеграмму управляющему Военным министерством, что штабс-капитан Филоненко задержан им, генералом Корниловым1. Никакому аресту он не подвергался, а в ночь с 27 на 28 августа ему был изготовлен экстренный поезд. Помощник ко-
1 Телеграмму генерала Л.Г.Корнилова Б.В. Савинкову от 27 августа 1917 г. см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 60. Л. 18.
ЧАСТЬ I. ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ КОМИССИЯ: МЕЖДУ ОБЩЕСТВОМ И ВЛАСТЬЮ
245
миссара Фонвизин был задержан вследствие неправильно понятого дежурным офицером приказания. Как только генералу Корнилову было доложено о задержании Фонвизина, он, генерал Корнилов, пригласил немедленно Фонвизина1 к себе, приказал освободить его и вернуть отобранный у него револьвер.
Телеграммы главнокомандующих фронтами, положенные генералом Корниловым в основу принятого им решения отказать Временному правительству в повиновении, следующего содержания:
1) От главкосева генерала Клембовского: «От главковерха получил телеграмму, что я назначаюсь на его место. Готовый служить Родине до последней капли крови, не могу во имя преданности и любви к ней принять эту должность, так как не чувствую в себе ни достаточно сил, ни достаточно умения для столь ответственной работы в переживаемое тяжелое и трудное время. Считаю перемену Верховного главнокомандующего крайне опасной, когда угроза внешнего врага целости Родины и свободы повелительно требует скорейшего проведения мер для поднятия дисциплины и боеспособности армий»".
2) От главкозапа генерала Балуева: «[В] телеграмме по должности командарма II еще от 12 июля я высказал, при каких условиях возможно поднять [бое]-способность армий и тем спасти Россию. В отношении мер, какие должны быть приняты, я вполне согласен с генералом Корниловым. Сейчас получил телеграмму, что генералу Корнилову приказано сдать должность главковерха. Считаю уход генерала Корнилова гибелью для армии и России, во-первых, потому, что генерал Корнилов всегда самоотверженно всем сердцем и искренно работал на благо Родины и единственный человек в России, способный своей железной волей водворить в армии порядок, а, во-вторых, увольнение его показывает, что проектированные меры правительством не принимаются, между тем нынешнее положение России требует безотлагательного принятия исключительных мер, и оставление генерала Корнилова во главе армии является настоятельно необходимым, несмотря ни на какие политические осложнения»"1.
3) От главкоюза генерала Деникина: «Я — солдат и не привык играть в прятки. 16 июля на Совещании с членами Временного правительства я заявил, что целым рядом военных мероприятий оно разрушило, растлило армию и втоптало в грязь наши боевые знамена. Оставление свое на посту главнокомандующего я понял тогда как сознание Временным правительством своего тяжелого греха перед Родиной и желание исправить содеянное зло. Сегодня получил известие, что генерал Корнилов, предъявивший известные требования, могущие еще спасти страну и армию, смещается с поста главковерха. Видя в этом возвращение власти на путь планомерного разрушения армии и, следовательно, гибели страны, считаю долгом довести до сведения Временного правительства, что по этому пути я с ним не пойду»™.
1 «Фонвизин» впечатано над строкой.
" Здесь цитируется телеграмма генерала В.Н. Клембовского А.Ф. Керенскому от 28 августа 1917 г. Телеграмму см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 60. Л. 59. (Опубл.: Революционное движение в России... С. 455-456.) (См. приложение № 7 — т. 2).
111 Здесь цитируется телеграмма главнокомандующего Западным фронтом генерала П.С. Балуева А.Ф. Керенскому от 28 августа 1917 г. Телеграмму см. ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 60. Л. 49-50. (Опубл: Корниловские дни... С. 118-119). (См. приложение №7 —т. 2).
w Здесь цитируется телеграмма главнокомандующего Юго-Западным фронтом генерала А.И. Деникина А.Ф. Керенскому от 27 августа 1917 г. Телеграмму см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 60. Л. 15-16. (Опубл: Революционное движение в России... С. 454). (См. приложение №6-т. 2).
246
15 июля Б.В. Савинков и М.М. Филоненко выехали в Ставку на совещание, на которое генерал Корнилов приглашен не был. Верховный главнокомандующий ограничился лишь предложением ему изложить на рассмотрение совещания проект мероприятий, рекомендуемых им для возрождения боеспособности армии. Этот проект в виде телеграммы был составлен B.C. Завойко согласно заданиям генерала Корнилова1.
Во время пребывания в штабе VIII армии и Юго-Западного фронта B.C. Завойко главным образом занимался смягчением и сглаживанием отношений высшего командного состава с комиссарами и Комитетами. Свидетель надеется, что ни Б.В. Савинков, ни М.М. Филоненко, ни В.П. Гобечиа не откажутся подтвердить, что в этих целях между ними было условлено, чтобы все комиссариатские бумаги на имя главнокомандующего фронтом адресовались на имя его адъютанта прапорщика Долинского и, таким образом, прежде всего попадали в руки его, B.C. Завойко, и им бы докладывались главнокомандующему.
Вскоре после Совещания в Ставке генералом Корниловым была получена телеграмма о назначении его Верховным главнокомандующим. Столь быстрое движение генерала Корнилова для B.C. Завойко было совершенно неожиданным, «несмотря на то, что окружающая обстановка и петроградские события как будто бы ясно говорили о том, что наша страна входит в не встречающуюся еще во всемирной истории эпоху «сверхпомпадурства», и потому каждому русскому обывателю прежде и раньше всего надлежит отказаться от способности чему-либо удивляться». B.C. Завойко заметил, что назначение «было по сердцу генералу, и внутренне он был доволен»11. Напротив, B.C. Завойко стал доказывать, что назначение Верховным не следует принимать по целому ряду причин. Когда же генерал Корнилов показал телеграмму Временного правительства и указал на то, что она средактирована таким образом, что от назначения отказаться невозможно, то заявил, что пассивное подчинение приказу и прием должности без всяких условий обратит генерала в такого же серого рядового Верховного главнокомандующего, какими были его предшественники, и поэтому надлежит, по крайней мере во имя спасения родины, поставить условия о реорганизации армии на началах, могущих вернуть ей известную боеспособность. И это предложение пришлось генералу не по душе, но идее B.C. Завойко «оказала неожиданную поддержку бестактность Петроградского сверхпомпадурства», выразившаяся в том, что на пост главнокомандующего Юго-Западным фронтом без ведома и согласия генерала Корнилова был назначен генерал Черемисов, тогда как генерал Корнилов, уже в качестве Верховного главнокомандующего, вызвал для замещения этой должности генерала Валуева. Это обстоятельство оказало должное влияние на генерала Корнилова, и им была послана
I Речь идет о телеграмме генерала Л.Г. Корнилова, содержащей проект мероприятий для поднятия боеспособности армии от 15 июля 1917 г., зачитанной на Совещании в Ставке 16 июля генералом А.С. Лукомским. (См.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 14. Л. 21-24. Опубл.: Красная летопись. №6. 1923. С. 31—32).
II Здесь и далее в документе цитируется показание B.C. Завойко от 6 октября 1917 г. (См. документ № 22 — т. 2).
220
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ I
Временному правительству средактированная B.C. Завойко известная телеграмма об условиях вступления в Верховное командование1.
Условия были приняты, и генерал Корнилов отправился в Могилев. Как раз в это время B.C. Завойко впервые почувствовал, что генерал Корнилов как будто бы утомлен постоянным общением с ним, B.C. Завойко. Перед отъездом в Могилев генерал Корнилов пригласил к себе B.C. Завойко и заявил, что Временное правительство через посредство министра Терещенко указало ему на безответственное влияние B.C. Завойко и просило об его устранении из числа его окружающих. B.C. Завойко немедленно уехал, получив двухмесячный отпуск, но предварительно имел «самую откровенную беседу о себе лично» с М.М. Филоненко. Он сказал ему, что ничего не имеет против отъезда, но боится, что в его отсутствие генерал Корнилов, особенно принимая во внимание его новое назначение, будет со всех сторон обложен разными партийными деятелями и добровольцами и, пожалуй, благодаря своей отчужденности от всякой политической деятельности, сделает какие-нибудь неправильные политические шаги, трудно поправимые в будущем и мешающие единой цели «спасения родины». М.М. Филоненко обещал B.C. Завойко и дал честное слово сделать все возможное, дабы уберечь генерала от сторонних политических влияний и в случае чего немедленно вызвать B.C. Завойко. После этого последний уехал.
Следующая встреча B.C. Завойко с генералом Корниловым произошла 3 августа в Петрограде. За этот период времени, проехав несколько сот верст на лошадях по Юго-Западу России, он окончательно убедился, что деревня утомлена и страждет всевозможными комитетами и беспорядками. Комитеты «являются богатой нивой для тучного урожая всякого рода взяточничества и прохвостни-чества, питательным бульоном для разводки нового вида микроба-паразита — некультурного бюрократа». Растущее не по дням, а по часам недовольство деревни заставляет свидетеля больше всего бояться того, «чтобы обезумевшие толпы не пошли на восток, и оттуда в виде чудотворной иконы не извлекли бы самого Николая II, и не потребовали бы от него чуда спасения России и своего». В Петрограде свидетель нашел полную сумятицу и неразбериху. Город утопал в нескончаемых потоках слов, думая, что он творит великое дело спасения родины, воссоздания новой демократической России. Однако тоска по власти, разочарование, неясное и глухое безделие бросались в глаза, и люди, изыскивая средства к общему спасению, видели одно целительное и спасительное лекарство от всех болезней и несчастий — в новом списке министров. В первый же день приезда в Петроград свидетелю показывали несколько таких списков: и контрреволюционный, и кадетский, и общественных деятелей, и чисто социалистический, и коалиционный, и советский. Тут же он узнал, что «болезни власти свыше назначено быть готовой к разрешению на Московском совещании».
Осведомившись из газет о прибытии генерала Корнилова в Петроград, B.C. Завойко поехал на вокзал. Генерал Корнилов его принял вечером на очень короткий срок. На предложение B.C. Завойко снова сопровождать его генерал Корнилов ответил категорическим отказом. Генерал Корнилов имел вид чрезвычайно озабоченный, был очень недоволен и, очевидно, совершенно разочарован в тех переговорах, которые ему пришлось вести. Тогда же свидетелю в поезде рассказывали о том, как министр-председатель заснул во время доклада военного министра, как Верховный главнокомандующий был предупрежден о том, что среди министров есть люди неверные и ненадежные и как, наконец,
1 Речь идет о телеграмме генерала Л.Г. Корнилова А.Ф. Керенскому от 19 июля 1917 г. (См.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 14. Л. 25; см. комментарий № 172 —т. 1).
ЧАСТЬ I. ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ КОМИССИЯ: МЕЖДУ ОБЩЕСТВОМ И ВЛАСТЬЮ
221
«все почтенное собрание Совета Министров боязливо реагировало на случайный разрыв автомобильной шины на набережной». Там же B.C. Завойко познакомился с А.Ф. Аладьиным, только что приехавшим из-за границы, и предложил ему переночевать у себя, а затем и жить у него.
5 августа B.C. Завойко выехал из Петрограда по делам нефтяных промыслов. Перед отъездом он побывал у Б.В. Савинкова, который встретил его вполне дружелюбно и был любезен исполнить одну просьбу, но отклонил другую — о Кюрце, относительно которого B.C. Завойко глубоко убежден, что он выслан из Петрограда на почве сведения личных счетов при помощи контрразведочного отделения. В доме же военного министра B.C. Завойко встретил М.М. Филоненко и беседовал с ним на общеполитические темы, о переменах в составе Совета министров и еще раз повторил просьбу о более внимательном наблюдении за обстановкой, окружающей генерала Корнилова, в целях охранения генерала от всякого вмешательства в политическую борьбу. B.C. Завойко уезжал из Петрограда под влиянием слухов о том, что генерал Корнилов не будет приглашен на Московское совещание. Во время своего путешествия на юг B.C. Завойко имел возможность убедиться, что вопрос создания новой власти в смысле перемены состава Совета Министров принял всероссийский характер и «чуть ли не каждый город и не всякий поезд железной дороги имел свой самый достоверный и последний список». В Ростове-на-Дону B.C. Завойко узнал, что генерал Корнилов вызван на Московское совещание, и немедленно же решил вернуться обратно и ехать ему навстречу, так как «считал себя обязанным» принять участие в обсуждении и составлении речи, которую, очевидно, предстояло произнести генералу Корнилову на Совещании. К тому же свидетеля побуждало предположение о возможности совершения различных попыток привлечь генерала Корнилова к той или иной политической группе.
B.C. Завойко встретил поезд Верховного главнокомандующего в Вязьме 13 августа около 5 час. утра. Он зашел сначала к полковнику Голицыну, а потом и к М.М. Филоненко. Встретившись с последним самым дружественным образом и разговаривая о предстоящем в Москве деле здесь же в поезде, решили, что им надлежит настоять на том, чтобы Верховный никуда бы не выезжал и ни в каких предварительных совещаниях участия не принимал. Затем Филоненко немедленно начал разговор о новом составе министров и — «мы вместе с ним составили один из бесчисленных списков, в котором, как и полагается, фигурировали мы оба, причем Филоненко на ролях иностранных или внутренних дел, а я — финансов или продовольствия», — показывает B.C. Завойко. Разговор этот носил вполне искренний характер. В Москве на вокзале генералу Корнилову была устроена очень торжественная встреча, и единственно, что неприятно поразило при этом свидетеля, — это цветы в руках солдат. В течение 13 августа генерал Корнилов весь день оставался в поезде и ездил только к Иверской. В связи с приездом генерала Корнилова в Москву «всеми верующими россиянами» были распущены самые фантастические слухи о замыслах Верховного главокомандующего, и вообще весь приезд его в Москву, по имеющимся у свидетеля данным, произвел на правительство и его ближайших агентов ошеломляющее впечатление.
B.C. Завойко, однако, самым категорическим образом утверждает, что не только каких-либо наступательных, а вообще никаких планов насчет Москвы у генерала Корнилова не было, и в последний день приезда вечером говорил: «Это какое-то сплошное сумасшествие». В течение того же вечера, помимо многочисленных родственников и корреспондентов, к генералу Корнилову заходили: генерал Алексеев, П.Н. Милюков, А.Ф. Аладьин и профессор Яковлев. Нико-
222
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ I
го больше из общественных деятелей и «людей на виду» свидетель у генерала Корнилова не видел. Генерал Каледин и Родичев были в числе встречавших на вокзале. Родзянко, по слухам, собирался приехать, но не приехал. П.Н. Милюков, встретивши на своем пути к вагону генерала Корнилова АФ. Аладьина, также зашедшего повидать генерала, еще в коридоре вагона недовольно спросил Верховного главнокомандующего: «А зачем здесь Аладьин?» На это генерал Корнилов ответил: «А зачем здесь П.Н. Милюков?» Впоследствии свидетель спрашивал А.Ф. Аладьина, какие у него отношения с Милюковым, на что тот ответил: «Никаких».
Около 12 часов ночи B.C. Завойко был приглашен к генералу Корнилову, и между ними произошла одна из самых продолжительных и откровенных бесед. Генерал Корнилов жаловался на сумбур и неразбериху настоящего, рассказывал о недоразумении, вышедшем с его последним приездом в Петроград, когда одни члены Временного правительства его вызывали, а другие просили не приезжать, упомянул о нелепых слухах, сопровождающих его приезд в Москву, указал на какой-то трепет и боязнь Временного правительства его выступления на Совещании и наряду с этим на продолжающийся развал армии, грозную стратегическую обстановку, ближайшее падение Риги, для спасения которой он бессилен что-либо сделать благодаря психозу, всецело охватившему двенадцатую армию, говорил о несомненной гибели страны, если торжествующим анархии и разврату не будет положен предел... B.C. Завойко спросил, что ему делать, на что генерал Корнилов сказал: «Ехать в Ставку», — и добавил, что его присутствие около себя находит необходимым, когда свидетель напомнил ему об отрицательном отношении к этому вопросу Временного правительства.
Затем они приступили к составлению речи. Работа не клеилась. Речь была составлена B.C. Завойко с М.М. Филоненко на следующий день рано утром, причем строилась на основаниях доклада, разработанного генералом Корниловым, Савинковым и Филоненко. 14 августа генерал Корнилов, так же как и Филоненко, выезжали только на Совещание, a B.C. Завойко после Совещания — в ресторан завтракать. На обратном пути в Ставку делились впечатлениями, смеялись «над трепетом сверхпомпадурства», над1 мудростью принимавшихся им мер, организацией шпионажа, наблюдением за установленными в их поезде телефонами и т.д. Свидетель отмечает, что замечания и рассказы Филоненко были особенно остроумны, а его неприятное и прямо враждебное отношение к Керенскому и его «мальчишеским выходкам» было ярко и ядовито зло11... Что касается существа Московского совещания, то было ясно, что оно останется «бесплодной смоковницей». Свидетель по этому поводу повторяет, что «Россию спасет чудо и отдельные люди, а не партии и их организации, ибо вся история говорит за то, что партийность и государственность — понятия несовместимые, из чего единое следствие — роскошь существования партий доступна лишь крепко спаянному государству, а вне существования такого государственного уклада нет места для бытия партий».
Прибыв в Ставку и присматриваясь к происходившему там, B.C. Завойко должен был констатировать факт наличия в Ставке той же всероссийской болезни — общего переустройс1ва министерства и власти. Об этом вопросе говорили все без исключения: находившиеся в Ставке, приезжавшие по различным делам из Петрограда официальные представители разнообразных ведомств и миссий, весь комиссариат, включая и Верховного комиссара, который этому
I Предлог «над» впечатан над строкой.
II Так в тексте.
ЧАСТЬ I. ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ КОМИССИЯ: МЕЖДУ ОБЩЕСТВОМ И ВЛАСТЬЮ
223
вопросу перемены состава министерств и деконструкции власти отдавал наибольшее внимание.
При наличии такой обстановки у B.C. Завойко создалось определенное и твердое убеждение, что Временным правительством со Ставкой, а потому и с генералом Корниловым ведутся затянувшиеся переговоры о составе нового министерства и существе власти. Ввиду этого B.C. Завойко немедленно приступил к разработке нового государственного строительства, отвечающего его убеждениям, с намерением в основу всех переговоров о власти положить определенные деловые требования немедленных реформ и мероприятий, без применения коих личные перемены в составе Совета Министров были бы «продолжением игры в бирюльки, которая уже столько месяцев губит Россию». В основание государственного строительства в качестве органа законодательной власти, по мысли свидетеля, должна была быть созвана Чрезвычайная Государственная Дума, уже по одному своему названию близкая сознанию народных масс. Свидетель считал правильным создать Чрезвычайную Государственную Думу следующего состава: 1) весь состав четвертой Думы, за исключением четырех правых фракций, как доказавших на деле свою неспособность к творческой работе даже в условиях эволюционного развития страны; 2) весь состав первой Государственной Думы, еще доныне живущей в благодарной народной памяти; 3) из состава членов обеих дум автоматически исключаются все представители духовенства, и вместо них Собору предоставляется право выбрать и со всеми правами членов Чрезвычайной Думы делегировать тридцать человек, по его, Собора, выбору; 4) сто человек от партийных организаций: с.-р., с.-д. меньшевиков и большевиков и Советов р. и с. депутатов по первым номерам списков, намеченных в кандидаты в Учредительное собрание от этих партий и организаций; 5) тридцать человек по назначению Временного правительства, наиболее известных в России общественных работников, промышленников вне зависимости от их политических убеждений; 6) двадцать человек от всех казачьих войск и 7) весь состав вновь образуемого Временного правительства. Этот проект, по показанию свидетеля, открыто обсуждался в Ставке, о нем знали все, а в более подробных беседах по поводу его принимали участие генерал Корнилов, Аладьин, Филоненко и другие; причем Филоненко сообщил свидетелю, что и Б.В. Савинков поставлен в курс этого предположения и вполне его одобряет. Местом созыва предназначалась Москва, как собирательница и созидательница земли русской, куда должно было переехать и Временное правительство. По степени государственной важности на втором месте свидетель ставит «проекты мероприятий в области военного строительства и возрождения боеспособности армий». Мероприятия эти сводились к сокращению числа призванных под знамена на 4 миллиона человек, к преобразованию деления армии на дивизии, к немедленному введению особого дисциплинарного устава с точно определенными наказаниями за всякий проступок всех воинских чинов, начиная с генерала и кончая солдатом, «к точному определению пределов компетенции комитетов и комиссаров, с установлением для всего личного персонала строгой ответственности, и к немедленному изданию уставов, охватывающих все стороны воинской жизни, и к редактированию таковых в связи с происшедшими в стране событиями». Отправной идеей в этой работе было следующее положение: «Без дисциплины нет культуры, без культуры нет демократии». Затем свидетелем было предложено ввести в действие в армии «призовое вознаграждение», то есть определенное денежное вознаграждение за каждого взятого пленного: австрийца или германца, за каждую винтовку, пулемет, орудие и т.д. Данный проект основывался на «непреложном факте подчинения солдатской массы господству
224
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ I
низменных и хищнических инстинктов» и на том положении, что для достижения победы должны быть использованы все средства. «Генерал Корнилов отнесся к предположению с надлежащей серьезностью. Филоненко, ознакомившись лишь с сущностью, не понял всего житейского и практического его значения и потому ударился в область теоретических рассуждений об его идейности и этичности применения».
Внешняя политика должна была иметь исходным пунктом «победу, громадную победу» именно на русском фронте, так как без победы никаких внутренних реформ быть не может — «русский народ в случае поражения или даже просто пассивного отношения к войне не останется хозяином у себя в стране». А потому продолжение войны в полном согласии с союзниками; но «принимая во внимание неизбежность громадной творческой работы внутри страны и полную и твердую уверенность, что эта работа будет осуществлена, — иной язык и способ разговора с ними, чем это было до сих пор при правительстве обоих последних режимов, до обидного повторяющих в этой области одно другое». От изложения разработанных им финансовых реформ свидетель воздержался, ибо «осуществление их — спасение страны и залог будущего благополучия, а разглашение их без осуществления будет ничем иным, как мальчишеской выходкой».
Вместе с тем B.C. Завойко отметил, что суть дела и причина всех причин лежит вовсе не в усиливающейся разрухе и растущем развале, а исключительно в отсутствии у власти смелых, решительных лиц, способных и не боящихся принять на себя всю тяжесть всей ответственности. Генерал Корнилов, Аладьин и Филоненко были в курсе только самых верхов предполагавшихся реформ.
Реформы замельные задумывались под непосредственным влиянием доклада, сделанного в Ставке профессором Московского университета Яковлевым, который после революции «бросил все и ушел в народ, дабы путем личных восприятий выяснить истинное отношение широких масс к этому наболевшему вопросу». В основу реформ была положена мысль о том, что «национализация» земли в стране, где не хватает учителей и около 75% безграмотного населения, невозможна, хотя стремление к черному переделу, которой разумеется под понятием «национализации» и «социализации» в одной части крестьянских масс, несомненно, существует, равно как и убеждение в том, что за этими новыми и непонятными словами скрывается действительное средство к его осуществлению.
Ввиду этого и при наличии целого ряда иных соображений предполагалось осуществить земельную реформу на основах «платного отчуждения земель в целях создания на началах собственности мелкого крестьянского земледелия». В грубых чертах проект таков: все земли частновладельческие, монастырские, удельные и казенные обращаются на основании разумной и справедливой оценки в особый государственный земельный фонд. Отчуждению не подлежат земли частных землевладельцев, площадь владений которых не превышает ста десятин, и те частные владения общей площадью 5 миллионов десятин, которые местными особо созданными учреждениями будут признаны имеющими промышленное значение, обслуживающими заводы и высококультурные хозяйства и т.п. Отчуждению не подлежат все лесные земельные угодья и дачи. Необходимый для выкупа капитал образуется путем установления особого налога на все виды собственности, не подлежащие отчуждению, то есть городские имущества, лесные угодья, промышленные предприятия и капиталы. Государственный земельный фонд предназначается для прирезки на отрубные участки площадью от 15 десятин в зависимости от места нахождения земли и распределяется безвозмездно между всеми солдатами, беспорочно и доблестно прошедшими военную службу на позициях, и семьями убитых воинов; матросы пользуются теми же правами.
ЧАСТЬ I. ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ КОМИССИЯ: МЕЖДУ ОБЩЕСТВОМ И ВЛАСТЬЮ
225
Для заведывания этим земельным фондом и распределения его между доблестными защитниками отечества создаются особые учреждения. Проект предполагалось предложить при организации нового Временного правительства, причем последнее должно было взять на себя обязательство разработать его детально к моменту созыва Учредительного собрания и употребить все усилия для проведения его в жизнь. Генерал Корнилов знал этот проект во всем его объеме и всецело его одобрял.
Филоненко был не только в курсе всего вышеизложенного, но в разработке проекта принимал деятельное участие и неоднократно совещался и беседовал с профессором Яковлевым. Кроме того, Филоненко передавал свидетелю, что этот проект им целиком сообщен Б.В. Савинкову, который со своей стороны горячо его приветствовал. Проект в Ставке обсуждался совершенно открыто, и многие им очень интересовались, в том числе и приезжавший позднее из Петрограда В.Н. Львов и Добрьшский. В.Н. Левов отнесся к проекту отрицательно. И в самой Ставке находились лица, относившиеся к изложенной реформе чрезвычайно враждебно.
В области продовольственной были предложены меры, которые схватывали бы не только область снабжения продовольствием в узком смысле, но одновременно с ним и снабжения топливом, металлами и остальными предметами первой необходимости. При составлении плана реформы учитывалась прежде всего та истина, что «введение государственных монополий в целях общенародного блага возможно лишь в тех отраслях промышленности, в которых, с одной стороны, наблюдается перепроизводство и которые, с другой стороны, ни в коем случае не производят предметов первой необходимости массового потребления, а лишь предметы удовлетворения той или иной, более или менее распространенной прихоти или привычки». В соответствии с этим и в целях дать простор личной инициативе и самодеятельности придуманных «институтов человечества», как бы оно в другое время ни называлось, предполагалось «немедленно уничтожить все продовольственные комитеты, уполномоченных и всю прочую братию, общими усилиями посадившими страну на пишу Св. Антония, поставить крест на хлебной монополии и на всем чиновничестве нового псевдодемократического пошиба и объявить свободную торговлю. Сказанное в отношении хлебной торговли в значительной степени относится и к яичной, мясной, масляной и т.д.».
Свидетель отмечает, что в способах осуществления всякой меры и от1 выработки плана переходного времени от одного порядка к другому зависит успех всякой реформы, однако какой намечался план переходного времени в отношении продовольственных реформ, он не указывает.
Изложенным исчерпываются показания B.C. Завойко в отношении фактической стороны разрабатывавшихся им реформ, и затем лишь кратко отмечено, что в общем государственом строительстве, конечно, не были забыты и такие области внутренней жизни, которые охватывали условия личной и имущественной неприкосновенности, правосудия церкви и народного образования. Сессия Чрезвычайной Государственной Думы предполагалась постоянной впредь до созыва Учредительного собрания. Временное правительство полагалось ответственным перед Государственной Думой как в полном своем составе, так и в лице отдельных министров. При Совете Министров намечалось учреждение особой должности министра без портфеля, который и явился бы объединяющим началом и лицом, наблюдающим за стройным выполнением общего плана. Во
Предлог «от» впечатан над строкой.
226
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л,Г. КОРНИЛОВА. ТОМ I
всех разговорах и беседах, возникавших по вышеперечисленным вопросам, постоянное участие принимал Филоненко, который особенно интересовался проектом реформ в области министерства иностранных и внутренних дел вследствие существовавшего предположения о назначении его министром на один из этих постов. Далее свидетель излагает свои мысли относительно Учредительного собрания, оговариваясь, что из этих мыслей им ни единого слова никому не было сказано. Из этих мыслей представляет известный интерес лишь утверждение свидетеля, что «все надежды, возлагаемые на Учредительное собрание, разлетятся прахом и что само Учредительное собрание явится блефом, который будет вскрыт и разогнан непосредственно народом, который пожелает рассчитаться со всеми теми, которые теоретическими построениями подтасовывали действительную жизнь». (B.C. Завойко закончил свои чрезвычайно пространные показания — 135 страниц — 6 октября). Поэтому свидетель имел в виду предложить Чрезвычайной Государственной Думе свою какую-то особую систему выборов в Учредительное собрание, однако самой системы этой не излагает.
По мере работ B.C. Завойко над планом нового государственного строительства жизнь в Ставке шла своим чередом, и ничто не давало повода сомневаться в том, что между Ставкой и Временным правительством идут «постоянные переговоры о пересоздании власти и что каждая оказия используется в этих целях впредь до момента нащупывания общих точек зрения и отправных пунктов». Вскоре наступили позорные дни падения Риги191. Генералом Корниловым событие это переживалось как «повторный удар хлыстом по самому больному для него месту — по чести Русской армии». И «позором этой операции во многом объясняется душевное и нравственное состояние лиц, обвиняемых ныне чуть ли не в измене и мятеже». «Рижский разгром — это великий исторический памятник комитетам и комиссарам, ибо на всем фронте не было армии, в которой, подобно двенадцатой армии, вся власть была бы захвачена этими учреждениями и организациями». За три или четыре дня до позорных дней Двины Войтинский и генерал Парский, в ясном сознании плодотворности творимой ими словесной работы, послали в газеты, а копии — в Ставку, телеграммы чрезвычайно надменного уверенного содержания, осведомившие население и всех, что войска доблестной двенадцатой армии, вверенные их руководству и попечительству, не отдадут ни пяди родной земли и готовы к самым упорнейшим боям, а непосредственно за этими телеграммами немцы перешагнули могучую1 Двину как маленький ручеек. Гнетущее настроение, созданное в Ставке Рижским разгромом, характеризовало время середины августа. Сознание своей беспомощности и бессилия, яркая картина гибели отечества накладывали свою тяжелую печать на все окружающее, и в тяжелой тревоге за ближайшее будущее тянулись день за днем. Одновременно в Ставку почти ежедневно поступали бюллетени контрразведки, которые только еще усиливали угнетенное состояние.
Свидетель сам читал о предстоящем десанте в Финляндию, о вооруженном восстании там же, готовом разразиться чуть ли не каждый день; о выступлении большевиков в конце августа, об их намерении захватить власть хотя бы на трое суток в целях разгрома Временного правительства, создания новой власти на предмет заключения сепаратного мира с Германией, разгрома банков и передачи всей земли в руки крестьян. Свидетель прекрасно понимал, что осуществление всего предсказывавшегося было не так уж легко, но ни у него, ни у генерала Корнилова ни на минуту не было и не могло быть сомнения в том, что попытки к исполнению всего предсказывавшегося будут сделаны и что сведения, сооб-
1 Слово «могучую» впечатано над строкой.
ЧАСТЬ I. ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ КОМИССИЯ: МЕЖДУ ОБЩЕСТВОМ И ВЛАСТЬЮ
227
щенные Ставке, действительны, тем более что для них было ясно, что при существующем положении вещей важен не конечный результат, а дальнейшее разрушение и развал и без того уже погибающей армии. Все это взятое вместе заставляло их с нетерпением ждать намеченного на 23 августа приезда в Ставку с важным поручением от Временного правительства Б.В. Савинкова. Накануне приезда последнего полковник Голицын посоветовал свидетелю уехать куда-нибудь на два дня, дабы не вызывать лишних разговоров ввиду ранее делавшихся на этот счет сообщений. B.C. Завойко передал об этом М.М. Филоненко, и он также согласился с тем, что вследствие бывших у него с Савинковым разговоров было бы лучше, если бы на время его присутствия B.C. Завойко куда-нибудь уехал. Ввиду этого 23 августа утром свидетель вместе с профессором Яковлевым выехали в окрестности Могилева до 25 августа, где и использовали время на детальную разработку проекта земельных реформ. На некоторое время 24 августа вечером B.C. Завойко был вызван в Ставку к генералу Корнилову. Генерал Корнилов рассказал ему о посещении Б.В. Савинкова, каковое обстоятельство свидетель излагает в общих чертах в соответствии с известным уже показанием Б.В. Савинкова. «Из любопытных подробностей разговора генерал Корнилов и полковник Голицын передавали «свидетелю» о том, что Савинков было стал возражать против оставления генерала Крымова во главе намеченного корпуса, но после слов генерала Корнилова, что генерал Крымов — это половина силы корпуса, Савинков пожал плечами и согласился». B.C. Завойко утверждает, что на его вопрос 24 вечером генералу Корнилову о том, не спрашивал ли он, в каком составе Временное правительство приняло решение о подавлении большевистского восстания и приказание о направлении кавалерийского корпуса к Петрограду, генерал Корнилов отвечал: «Ну, конечно, всем Временным правительством». И тогда же вечером свидетель сказал, «что Керенский, провозгласивший об отмене смертной казни в России навсегда и введший ее впоследствии, что Керенский, вышедший из волн Советов, попустительствовавший, если не покровительствовавший большевикам и ныне поднимающий на них руку и обнажающий меч, — дорого заплатит за свою непростительную близорукость и предательство». Генерал Корнилов на это ответил, что будущее неведомо, но что он никогда не шел в закрытую, и на месте Временного правительства открыто бы заявил «иду на вы», и тогда бы ни перед чем не остановился для достижения поставленной цели. Затем генерал Корнилов сообщил, что у него был чрезвычайный посол от Керенского В.Н. Львов, в миссии которого он не видит ни причин, ни смысла, что он отложил разговор со Львовым на следующее утро и просит B.C. Завойко присутствовать. 25 августа, прибыв в Ставку, B.C. Завойко получил от полковника Голицына письмо, переданное накануне В.Н. Львовым от А.Ф. Аладьина. В этом письме Аладьин сообщал, что представленный ему в Москве Львов заявил, что является особоуполномоченным министра-председателя Керенского на предмет ведения переговоров с генералом Корниловым о переустройстве власти и разработке программы нового правительства, причем по настойчивому желанию Керенского означенные переговоры должны вестись негласно. В кабинет генерала Корнилова B.C. Завойко пришел почти одновременно с В.Н. Львовым, которого увидел впервые. На вопрос генерала Корнилова, по чьему полномочию Львов ведет свои переговоры, последовал вполне определенный ответ, что он послан по инициативе и личному приказанию А.Ф. Керенского, что лучшей гарантией правдивости его слов является участие его в качестве министра в бывшем Совете Министров. На вопрос, почему А.Ф. Керенский выбрал именно его, Львова, он отвечал, что является интимнейшим другом Керенского, человеком, связан-
228
ДЕПО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ I
ным с ним не только узами самой искренней дружбы, но и целым рядом взаимных политических услуг и обязательств. Затем В.Н. Львов перешел к делу. Он изобразил чрезвычайно сумбурно положение страны в очень мрачных красках и указал на бессилье правительства. Потом он заявил, что задача заключается, главным образом, в выяснении принципиальных оснований для реконструкции власти, и, переходя на чрезвычайно возвышенный тон и пафос, сообщил, что его интимный друг Керенский в сознании всей безвыходности и трагичности положения страны, всецело забывая о себе лично, уполномочил его выяснить отношение генерала к одному из нижеследующих трех способов реконструкции правительства: 1) генерал образует Совет Министров без участия Керенского, который возвращается к частной жизни; 2) генерал образует Совет Министров с участием Керенского как министра юстиции или на каком-либо ином посту; и 3) Временное правительство декретирует генерала Корнилова как единоличного диктатора. B.C. Завойко заявляет, что это единственно верная редакция предложения, сделанного Львовым генералу Корнилову, и что он немедленно по окончании беседы сообщил о ней полковнику Голицыну и по встрече с А.Ф. Аладьиным передал ему. Свидетель не знает, что еще сказал Львов, но утверждает, что он сказал именно все вышеприведенное. По сообщении этого предложения Керенского Львов сейчас же перешел к высказыванию своего взгляда на все эти проекты реконструкции власти, причем горячо и упорно настаивал на принятии генералом именно третьего варианта, убеждая его, что по его, Львова, мнению в единоличной диктатуре единственный выход из создавшегося положения. Категорический отказ генерала Корнилова как будто бы только разжигал настойчивость Львова в повторении им своих доказательств о необходимости осуществления именно третьего варианта. Между тем генерал Корнилов заявил, что, всецело занятый реорганизацией армии, он не имеет ни времени, ни желания, ни даже опыта и знаний, чтобы принять на себя единоличное управление государством. Генерал Корнилов вполне определенно стоял на той точке зрения, что он никаких личных целей не преследует и что его горячее желание заключается только в том, чтобы и в тылу нашлись люди, которые своей работой по организации внутренней жизни страны облегчили бы ему выполнение великой задачи на фронте. Если положение страны Временное правительство действительно находит безвыходным, то он согласен принять участие и быть даже председателем Совета обороны, который олицетворял бы коллективную диктатуру, но при едином безусловном условии, что он, генерал Корнилов, не оставит Ставки, армии и фронта и будет иметь в Совете заместителя, которым может быть или генерал Алексеев, или Керенский, или Савинков. Убедившись, что генерала Корнилова невозможно сдвинуть с занятой им позиции, Львов перешел на обсуждение двух других вариантов, причем первый его вопрос был о том, находит ли генерал Корнилов желательным участие Керенского в Совете Министров. На этот вопрос генерал Корнилов ответил утвердительно и свое мнение обосновал той популярностью, которою Керенский еще продолжает пользоваться в широких кругах населения. Тогда Львов предложил сохранить за Керенским пост министра юстиции, на что генерал Корнилов ответил замечанием, что это такая деталь, о которой всегда успеется переговорить, a B.C. Завойко сказал, что популярность Керенского объясняется исключительно влиянием его крайне истерической натуры на массы, охваченные психозом истерии, что Керенский на посту министра юстиции довершал бы с другой только стороны славное дело Щегловитова по окончательному убиению русского правосудия, что Керенский и систематическая работа и творчество — понятия несовместимые, и потому единственное место, которое
ЧАСТЬ I. ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ КОМИССИЯ: МЕЖДУ ОБЩЕСТВОМ И ВЛАСТЬЮ
229
можно предоставить Керенскому в Совете Министров, — это «почетное место заместителя председателя без всяких обязанностей, а держать его на должности гастролирующего оратора и ни в коем случае не пускать его на фронт, где влияние его гастролей ярко отрицательное». После этого разговор перешел на состав министров, причем Львов указывал на необходимость образования кабинета из общественных деятелей, а свидетель утверждал, что все эти люди себя так зарекомендовали перед страной, что кабинет должен быть составлен из свежих людей, известных в области чисто практической работы. Говорилось также о созыве сессии Чрезвычайной Государственной Думы, причем Львов категорически отвергал проект относительно такой думы и горячо настаивал на созыве лишь одной IV Государственной Думы, упрямо отрицая малейшие указания на ее непопулярность. Генерал Корнилов, которого ждали срочные дела по Штабу, прервал беседу заявлением о том, что из имевшего место обмена мнений Львов знает общие точки зрения генерала по затронутым им от имени Керенского вопросам и не откажется передать министру-председателю просьбу о немедленном приезде в Ставку для выяснения всех вопросов и обсуждения создавшегося положения. После этого В.Н. Львов откланялся и вышел в комнату, занимаемую полковником Голицыным и свидетелем.
B.C. Завойко не скрывает, что за время заключения его в Комендантском управлении он узнал из газет о совершенно ином описании пребывания Львова в Ставке192, даже по показанию самого генерала Корнилова. Генерал Корнилов в его благородном стремлении покрыть вся и всех и сделать виновным исключительно себя одного упускает то, что может касаться других, и подчеркивает то, что оттеняет его деятельность. Свидетель утверждает, что никакого поручения, за исключением просьбы о приезде Керенского в Ставку, генерал Корнилов Львову не давал. В комнате свидетеля разговор продолжался на те же темы в присутствии Добрынского, с которым B.C. Завойко впервые познакомился, и профессора Яковлева. Львов вновь отстаивал необходимость созыва лишь четвертой Государственой Думы и притом исключительно для освящения власти, а равно на необходимости составления кабинета из общественных деятелей, как М.В. Родзянко, А.И. Гучкова, П.Н. Милюкова и др., утверждая, между прочим, что без участия Милюкова не может быть никаких министерств, пользующихся общественным доверием. Тут же свидетель составил один из бесчисленных списков состава Совета, помещая в нем имена, о большинстве которых в Ставке говорилось уже в течение приблизительно целого месяца (список упоминается выше на стр1. Постановления)11. Впоследствии этот список при совместном обсуждении его с генералом Корниловым, Филоненко и Аладьиным на предмет представления Керенскому при его ближайшем приезде в Ставку подвергся изменению.
С большинством министров, предназначавшихся к назначению, никаких переговоров не велось, и предполагалось издание закона, которым отказ от занятия какой-либо правительственной должности квалифицировался бы как преступление. После обсуждения состава Совета Министров беседа перешла на рассмотрение разработанного проекта земельного устройства, насколько помнит B.C. Завойко, и этот проект особенного сочувствия Львова не встретил. Отправившись потом на вокзал с отъезжавшим Аладьиным купить газеты, B.C. Завойко на вокзале никакого серьезного разговора со Львовым не вел и обменивался с ним только немногими словами урывками, занятый разговорами с
I Номер страницы не указан. Далее в тексте большой пропуск.
II Упоминаемый список состава Совета министров см. выше в тексте документа.
230
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г, КОРНИЛОВА. ТОМ I
разъезжающимися после совещания в Ставке комиссарами. Свидетель обращает особое внимание на то, что никаких самостоятельных заявлений Львову в смысле определения условий реконструкции власти не делал и не мог делать, так как вообще в течение всего пребывания в Ставке таковых выступлений не делал и старался оставаться в тени. B.C. Завойко признается, что у него есть отвратительная черта характера, заключающаяся в том, что когда он видит перед собой «исключительного дурака», то является желание «отлить ему в разговоре с самым серьезным видом какую-нибудь пулю, идущую вразрез со всем сказанным до того времени»; если что-нибудь подобное случилось и со Львовым, то «свидетель снимает» с себя всякую ответственность, оставляя таковую всецело «на его интимном друге Керенском, остановившем свой выбор именно на столь подходящем посланце».
Встретив А.Ф. Аладьина, B.C. Завойко вместе с ним немедленно поехал в дом Верховного главнокомандующего. Дни 25 и 26 августа они оба посвятили на разговор и обсуждение разработанных свидетелем планов. По вечерам же они собирались вместе с Филоненко в кабинете Верховного главнокомандующего и совместно с ним обсуждали как состав нового Совета Министров, так и некоторые из проектов в ожидании предстоящего приезда Керенского и Савинкова. На этих совещаниях было решено предложить мысль о создании коллективной диктатуры под названием Совета обороны, в состав какового Совета должны были входить как постоянные члены генерал Корнилов, Керенский, Аладьин, Савинков и Филоненко. Одно время предполагалось участие в этом Совете и свидетеля, но впоследствии эта мысль была отвергнута по соображениям слишком большого численного состава Совета.
Предполагалось, что каждый из министров входит в состав Совета обороны вполне полноправным членом на время обсуждения вопросов, касающихся его ведомства. Окончательный список состава Совета Министров был таков: председатель Совета Министров и Верховный главнокомандующий — генерал Корнилов, заместитель председателя — АФ. Керенский, министр военный и морской — Б.В. Савинков, управляющий Военным министерством — сделать предложение генералу Алексееву и в случае его отказа — генерал Лукомский, управляющий Морским министерством — адмирал Колчак, министр иностранных дел — М.М. Филоненко, министр без портфеля для общей связи — АФ. Аладьин, продовольствия — B.C. Завойко, труда — Плеханов при товарище АИ. Белонож-кине, почт и телеграфов — предложить Церетели, юстиции — Малянтович или Н.Н. Таганцев, финансов — Путилов или Батолин, торговли и промышленности — С.Н. Третьяков, путей сообщения — Тахтамышев или Шуберский, вероисповедания — Карташев, народного просвещения — граф Игнатьев, земледелия — Пешехонов или Г.Е. Львов, внутренних дел — называлось несколько имен, но выбор не был остановлен ни на ком. В заключение было решено целый ряд министерских постов, за исключением перечисленных, оставить с условными кандидатами и выбор лиц для замещания их отложить до времени приезда в Ставку Керенского, Савинкова и прочих общественных деятелей, вызванных также к этому времени. Об опасности пребывания в Ставке для кого бы то ни было даже не поднималось разговора; говорилось лишь об опасности нахождения в Петрограде в момент выступления большевиков и подавления восстания.
Разговор по Юзу 26 августа вечером между генералом Корниловым и АФ. Керенским происходил в отсутствие B.C. Завойко, однако ему известно, что этот разговор не вселил ни в ком никаких подозрений и не нарушил общего хода жизни. Даже разговор, тоже по Юзу, Филоненко с Савинковым прошел совер-
ЧАСТЬ I. ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ КОМИССИЯ: МЕЖДУ ОБЩЕСТВОМ И ВЛАСТЬЮ
231
шенно незамеченным, и Филоненко, как оказалось впоследствии, даже не понял его. Так далеки все были от мысли о возможности каких-либо осложнений.
Утром 27 B.C. Завойко был спешно потребован к генералу Корнилову. Войдя в кабинет генерала, уже по лицу его свидетель понял, что случилось нечто особенное. Прочтя телеграмму без номера, числа и с краткой подписью «Керенский», B.C. Завойко сказал: «Очевидно, немецкая провокация», однако предложил вызвать комиссара Филоненко. Затем потребовали из архива телеграмму об отставке генерала Брусилова. Оказалось, на ней имеется и число, и час отправки, и номер. Тем временем прибыл Филоненко. Телеграмма Керенского была ему показана без всякого предупреждения, и он, прочитав ее, также заявил, что это «несомненная провокация». Решили, что М.М. Филоненко поговорит с Савинковым1, а до тех пор никаких мер не принимать.
Между тем «содержание телеграммы очень скоро облетело весь Могилев и стало известно всем. И со всех сторон в дом Верховного главнокомандующего устремились люди различного положения и значения; одни волновались и кричали, что это гибель армии, неизбежный прорыв фронта, другие, что они «этому позорному делу не приспешники» и должности не примут, третьи — представители казачества, — что казаки, верные своему слову о несменяемости Верховного, уведут с позиций по домам свои полки». Еще, собственно, ничего не случилось, а в Ставке уже создалась атмосфера неминуемой катастрофы и возможность гибели страны». Наконец, Филоненко переговорил с Савинковым и, вернувшись из аппаратной, сообщил, что телеграмма Керенского действительно имеет силу, что он ничего не понимает, что, очевидно, создалось какое-то невероятное недоразумение и что он получил приказание немедленно отправиться в Петроград. Тогда генерал Корнилов спросил генерала Лукомского, принимает ли он от него должность? При выражениях всеобщего сочувствия и одобрения генерал Лукомский отказался от предлагаемой ему чести и отправился составлять телеграмму военному министру193.
Было решено обратиться ко всем главнокомандующим фронтами и запросить по проводу их отношение к факту смены Верховного и ожидать ответа Савинкова на телеграмму Лукомского. В скором времени на эту телеграмму Савинковым по Юзу был дан ответ, в котором он отрицал правдивость распоряжений, данных им в присутствии целого ряда свидетелей. Филоненко все время находился в доме Верховного главнокомандующего, вне себя, как искренний сторонник генерала Корнилова, возмущался поведением Керенского и ругательски ругал его. Потом начались разговоры по прямому проводу генерала Корнилова и Филоненко с Савинковым194, которые затянулись почти до трех часов. Вокруг рос-ло возбуждение против Временного правительства, против Керенского и комиссара Филоненко как его представителя, раздавались предложения об его аресте, высказывались убеждения, что все происходящее — это провокация, заранее обдуманная и искусно проведенная и т.д. Слухи о предполагавшемся аресте, очевидно, дошли и до Филоненко, он пришел к свидетелю, сказал об этом и сообщил, что «как верный слуга Временного правительства он считает себя11 обязанным немедленно выехать в Петроград», но так как поезд уже ушел, а он сомневается, чтобы ему дали автомобиль, и не желая уезжать без согласия генерала Корнилова, которого искренно чтит и на стороне которого всецело находится, он находит, что самое лучшее было бы, если бы B.C. Завойко ему
I Запись разговора М.М. Филоненко с Б.В. Савинковым от 27 августа 1917 г. см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 28. Л. 97-100.
II Слово «себя» впечатано над строкой.
232
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ I
устроил у генерала Корнилова арест на честное слово. Видя вокруг общее возбуждение и считая пребывание Филоненко в Ставке очень полезным, B.C. Завойко передал эту просьбу генералу Корнилову, и тот согласился на арест Филоненко на словах. Таким образом, Филоненко все время оставался на свободе. Что касается его помощника Фонвизина и офицера при комиссаре Языкове1, то 27 августа было почему-то от них отобрано оружие и они были заключены в приемной впредь до того момента, когда об этом узнал генерал Корнилов и отпустил их на свободу. Задержание названных лиц продолжалось часа 2-2 1/г. В течение дня были получены ответы от всех главнокомандующих фронтами, и, несомненно, общее сознание неизбежности катастрофы все нарастало и нарастало. Для того чтобы внести успокоение в окружающих его, смятенных и возбужденных людей, генерал Корнилов заявил, что он должности своей не сдаст впредь до приезда в Ставку членов Временного правительства.
Ответа из Петрограда на подтвержденное утром по Юзу приглашение приехать в Ставку до вечера не последовало: Филоненко переговорил с генералом Корниловым, и между ними было условлено, что ночью Филоненко с экстренным поездом уедет в Петроград. Перед отъездом Филоненко забежал к свидетелю проститься. М.М. Филоненко был сильно расстроен и почти не владел собой. Он сказал приблизительно следующее: «Ясна наличность величайшего исторического недоразумения, причины — истеричность и неуравновешенность Керенского, глупость Львова, трусость всего состава правительства и преследование каких-то личных целей непосредственно председателем Совета Министров». Непонятна для него исключительно роль Савинкова во всей этой кутерьме. Тем не менее он надеется найти в себе силы и доводы, чтобы убедить всех в Петрограде ликвидировать это недоразумение, и надеется на успех. Он обращается к B.C. Завойко с просьбой воспрепятствовать приему скороспелых решений и постараться сделать так, чтобы ничто не попало в газеты. В этом случае он надеется, что успех его поездки будет гарантирован.
12 декабря 1917 г. в №249 «Известий ЦИК и Петроградского Совета Р и СД»195 было опубликовано письмо генерала Алексеева к П.Н. Милюкову196, датированное 12 сентября 1917 г., в котором генерал Алексеев просит помощи, скорой, энергичной и широкой, П.Н. Милюкова, «других общественных деятелей и всех, кто может что-либо сделать по следующему поводу». Усилия лиц, составляющих правительство, сводятся к тому, чтобы убедить всю Россию, и что события 27-31 августа являются мятежом и авантюрой кучки мятежников, генералов и офицеров, стремившихся свергнуть существующий государственный строй и стать во главе управления, а потому кучка эта подлежит быстрому преданию самому примитивному из судов — суду военно-революционному и заслуженной смертной казни. Генерал Алексеев, оспаривая подобное толкование выступления генерала Корнилова и доказывая, что «пора начать кампанию в печати по этому вопиющему делу», пишет далее: «У меня есть еще просьба. Я не знаю адресов г.г. Вышнеградского, Путилова и других. Семьи заключенных офицеров начинают голодать. Для спасения их нужно собрать и дать Комитету Союза офицеров до 300 ООО руб. Я настойчиво прошу их прийти на помощь. Не бросят они на произвол судьбы и голодание семьи тех, с которыми они были связаны общностью идеи и подготовки. Я очень прошу Вас взять на себя этот труд и известить меня о результате. В этом — мы, офицеры, более чем заинтересованы». Ввиду того, что упомянутая просьба генерала Алексеева о денежной помощи, обращенная к лицам, связанным с участниками настояще-
Так в тексте.
ЧАСТЬ I. ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ КОМИССИЯ: МЕЖДУ ОБЩЕСТВОМ И ВЛАСТЬЮ
233
го дела «общностью идеи и подготовки», давала возможность такого ее объяснения, которое не находило оснований во всем производстве по делу, Чрезвычайная комиссия, прервавшая активное расследование дела после октябрьского переворота, поручила прокурору Новочеркасской судебной палаты допросить генерала Алексеева по содержанию изложенного выше письма1, и генерал Алексеев показал следующее". Упомянутое письмо действительно было написано генералом Алексеевым и послано к Милюкову через доверенное лицо. Ввиду отстутствия в то время Милюкова письмо было вручено или Головину, или Ф.Ф. Кокошкину. С Вышнеградским генерал Алексеев совершенно не знаком, а с Путиловым иногда встречался в Совете Республики. Знал он их за людей"1, обладающих большими средствами, людей крупных в финансовом мире и только по этой причине решил письмом просить о материальной поддержке семейств тех офицеров, которые пострадали по делу генерала Корнилова. Той фразой в письме, на которую указывает особое требование Комиссии, генерал Алексеев отнюдь не хотел сказать, что Путилов и Вышнеградский принимают то или иное участие в деле генерала Корнилова. Ему казалось, что эти лица не могли не сочувствовать делу спасения России от гибели, что имел в виду и генерал Корнилов, а раз это так, то они должны были бы оказать материальную поддержку. Имели ли Вышнеградский и Путилов какое-либо касательство к делу генерала Корнилова, генералу Алексееву совершенно не известно.
Спрошенный по настоящему делу генерал Корнилов дал нижеследующие объяснения™. С первых же шагов своей деятельности в качестве главнокомандующего войсками Петроградского военного округа генерал Корнилов убедился в крайне вредном влиянии на войска Петроградского совета солдатских и рабочих депутатов, который, вовлекая войска гарнизона в борьбу политических партий, проводя в жизнь начала, разрушающие дисциплину и подрывающие авторитет начальников, постепенно дезорганизовав войска гарнизона, и без того не представлявшие из себя хорошо сплоченные части. Не считая возможным для себя быть невольным свидетелем и участником разрушения армии, генерал Корнилов предпочел просить освободить его от поста главнокомандующего войсками Петроградского военного округа и получил назначение на должность командующего VIII-ой армией. Армия находилась в состоянии почти полного разложения. В течение двух месяцев генералу Корнилову почти ежедневно пришлось бывать в войсковых частях, лично разъяснять солдатам необходимость дисциплины, ободрять офицеров и внушать войскам мысль о необходимости войны, активных действий, словом, подготовлять их к намеченному уже наступлению. В отношении комитетов генерал занял твердую позицию: отклоняя их вмешательство в дело перемен в командном составе, комитеты вводились в рамки их законной деятельности, им внушалось убеждение, что главнейшей задачей их является содействие командному составу в деле подъема духа в войсках.
I Указание и.о. председателя Чрезвычайной комиссии полковника P.P. Раупаха прокурору Новочеркасской судебной палаты от 14 декабря 1917 г. см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 13. Л. 211, 211 об. (См. документ №70 —т. 1).
II Протокол допроса генерала М.В. Алексеева судебным следователем по особо важным делам Новочеркасской судебной палаты от 22 декабря 1917 г. см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 13. Л. 212, 212 об.
III Так в тексте.
к Показание генерала Л.Г. Корнилова от 2-5 сентября 1917 г. см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 14. Л. 1-14. (См. документ № 32 — т. 2). v Так в тексте.
234
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ I
25 июня армия перешла в наступление и имела блестящий успех. Тут уже генерал Корнилов убедился, что твердое слово начальника и определенные действия необходимы, чтобы остановить развал армии. В ночь на 8 июля, в разгар прорыва фронта, генерал Корнилов принял должность главнокомандующего армиями Юго-Западного фронта. По донесениям с фронта, многие части не исполняли приказания, бросали свои позиции, другие не шли на поддержку. Каждое боевое приказание обсуждалось на митингах. По всем дорогам брели толпы солдат, дезертировавших из своих частей, производя грабежи и насилия в попутных селениях. Генерал Корнилов немедленно потребовал от начальников решительных действий против предателей и изменников, предупредив, что всю ответственность берет на себя. Он приказал расстреливать дезертиров и грабителей, выставляя трупы расстрелянных на дорогах, на видных местах с соответствующими надписями. Вместе с тем генерал Корнилов послал 8 июля телеграмму Верховному главнокомандующему с копиями — председателю Совета Министров, военному министру и комиссару Юго-Западного фронта, в которой в первый раз указал на необходимость применения исключительных мер до введения смертной казни на театре военных действий, добавляя, что «иначе вся ответственность падет1 на тех, кто словами думает править на тех полях, где царит смерть и позор предательства, малодушия и себялюбия». На эту телеграмму были получены ответы: от Верховного главнокомандующего, который сообщил, что он вполне разделяет взгляд генерала Корнилова, и от военного министра, что в распоряжении генерала Корнилова 14 пункт «Декладации прав солдат»197. Ввиду все усиливающегося развала армий Юго-Западного фронта был принят целый ряд мер для борьбы с разрухой, и, наконец, 11 июля генерал Корнилов обратился в председателю Совета Министров с телеграммой, которая начинается словами: «Армия обезумевших темных людей, не огражденная властью от систематического развращения и разложения, потерявших чувство человеческого достоинства, бежит...» В телеграмме указывалось на «необходимость немедленного восстановления закона смертной казни на театре военных действий», а заканчивалась она словами: «Сообщаю Вам, стоящим у кормила власти, что родина действительно накануне безвозвратной гибели, что время слов, увещаний и пожеланий прошло, что необходима непоколебимая государственно-революционная власть. Я заявляю, что, занимая высокоответственный пост, я никогда в жизни не соглашусь быть одним из орудий гибели родины. Довольно. Я заявляю, что если правительство не утвердит предлагаемых мною мер и тем лишит меня единственного средства спасти армию и использовать ее по действительному ее назначению — защиты родины и свободы, — то я, генерал Корнилов, самовольно слагаю с себя полномочия главнокомандующего»11. Утром 12 июля был получен от министра-председателя ответ, что принципиально закон о смертной казни принят и что вечером будет уже сообщена окончательная редакция этого закона. Объявление закона о смертной казни в армиях фронта произвело сразу отрезвляющее впечатление на массы. 16 июля в Ставке собралось Совещание главнокомандующих фронтами с участием министра-председателя для обсуждения мер по поднятию боеспособности армий. Генерал Корнилов получил телеграмму от Верховного главнокомандующего, что ввиду положения на фронте его приезд в Ставку не признается возможным.
I Слово «падет» впечатано над строкой.
II Телеграмму генерала Л.Г. Корнилова министру-председателю А.Ф. Керенскому и Верховному главнокомандующему А.А. Брусилову от 11 июля 1917 г. см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 14. Л. 16-20.
ЧАСТЬ I. ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ КОМИССИЯ: МЕЖДУ ОБЩЕСТВОМ И ВЛАСТЬЮ
235
Свои пожелания и предложения о мерах к поднятию боеспособности армии генерал Корнилов высказал в телеграмме за № 4254 (приложена к делу)1. Совещание в Ставке ни к какому практическому результату не привело вследствие того, что у всех участников этого Совещания, за исключением генерала Деникина, не хватило гражданского мужества поставить вопрос о мерах поднятия боеспособности армии вполне точно и определенно.
19 июля постановлением Временного правительства генерал Корнилов был назначен на пост Верховного главнокомандующего". В ответ на это генерал Корнилов обратился к председателю Совета Министров с телеграммой № 4424, в которой изложил те условия, при которых считает возможным принять пост Верховного главнокомандующего. Условия эти: «1) ответственность перед собственной совестью и всем народом; 2) полное невмешательство в оперативные распоряжения и потому назначение высшего командного состава; 3) распространение принятых [в] последнее время на фронте мер и на те местности тыла, где расположены пополнения для армии, и 4) принятие предложения, переданного телеграфно главковерху к Совещанию в Ставке»"1.
Генерал Корнилов выехал в Ставку лишь 24 июля, после того, как представитель Временного правительства М.М. Филоненко передал ему, что все пожелания его принципиально Временным правительством приняты, а возникший с назначением генерала Черемисова инцидент будет разрешен в соответствии с изложенными пожеланиями. 30 июля в Ставке было совещание по железнодорожным делам с участием министра путей сообщения Юренева, министра продовольствия Пешехонова и других лиц198. Доклад, сделанный инженером Шуберским, раскрыл участникам Совещания вопиющую картину полной дезорганизации железнодорожной службы и всю ее грозную опасность для армии и страны. В заключительном слове генерал Корнилов высказал, что для достижения целей войны необходимо иметь три армии: в окопах, в тылу — в мастерских и заводах и третью™ — железнодорожную, которая бы подвозила изготовленное в тылу на фронт. Для оздоровления рабочей и железнодорожной армии необходимо подчинение их той же железной дисциплине, которая устанавливается для армий фронта; вопрос о том, какие для этого нужно принять меры, пусть разберут специалисты. Что же касается мер для приведения армий в порядок, то о разработке таковых генералом Корниловым было приказано начальнику Штаба немедленно по принятии должности Верховного главнокомандующего. Доклад по этому вопросу был изготовлен, и генерал Корнилов повез его в Петроград 3 августа. В Зимнем Дворце в разговоре с ним А.Ф. Керенский коснулся вопроса, между прочим, о том, что со времени назначения генерала Корнилова Верховным главнокомандующим его представления Временному правительству носят слишком ультимативный характер, на что генерал Корнилов ответил, что эти требования диктуются не им самим, а обстановкой так как боеспособность армии слишком понижена, а противник, видимо, намерен использовать такое состояние армии и разруху в стране. Здесь же впервые А.Ф. Керенский поинтере-
I Примечание документа. Телеграмму № 4254 генерала Л.Г. Корнилова Верховному главнокомандующему от 15 июля 1917 г. см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 14. Л. 21-24.
II Постановление Временного правительства от 18 июля 1917 г. о назначении генерала Л.Г. Корнилова на пост Верховного главнокомандующего см.: Вестник Временного правительства. № 109. 20 июля 1917 г.
III Цитируется телеграмма генерала Л.Г. Корнилова А.Ф. Кйрен' -ому от 19 июля 1917 г. Телеграмму см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 14. Л. 25.
17 Слово «третью» впечатано над строкой.
236
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ I
совался мнением генерала Корнилова, что следует ли ему оставаться далее руководителем государства. Смысл ответа генерала Корнилова заключался в том, что, по его мнению, влияние А.Ф. Керенского в значительной мере понизилось, но тем не менее А.Ф. Керенский, как признанный вождь демократических партий, должен оставаться во главе Временного правительства, и что другого положения он, генерал Корнилов, себе не представляет. Доклада в этот день о мерах к поднятию боеспособности армии генерал Корнилов не делал по соглашению с Б.В. Савинковым, а докладывал Временному правительству об обстановке на фронтах, о вероятных переменах в стратегической ситуации и т. д.; говорил о том, что при малой устойчивости наших войск вообще, по всей вероятности, не удастся удержать Ригу. Когда генерал Корнилов коснулся вопроса о соотношении наших сил и сил противника на различных участках фронта и на каком из них возможно перейти, при наличии некоторых условий, в наступление, министр-председатель,, сидевший с генералом Корниловым рядом, наклонившись к нему, шепотом предупредил, что в этом вопросе нужно быть осторожным. Немного спустя ему была передана записка Б.В. Савинкова с таким же предупреждением. Генерал Корнилов был страшно поражен и возмущен тем, что в Совете Министров Российского государства Верховный главнокомандующий не может без опаски касаться таких вопросв, о которых он, в интересах обороны страны, считает необходимым поставить правительство в известность. По окончании заседания из некоторых слов Б.В. Савинкова генералу Корнилову стало ясным, что предупреждение имело в виду министра земледелия Чернова. После 3 августа левая пресса повела против генерала Корнилова кампанию199.
7 августа помощник комиссара Фонвизин предупредил генерала Корнилова, что по сведениям из Петрограда вопрос об его, генерала Корнилова, оставке решен окончательно. На это генерал Корнилов заявил, что лично его вопрос о пребывании на посту Верховного главнокомандующего мало занимает, но он просит довести до сведения кого следует, что такая мера вряд ли будет полезна в интересах дела, так как может вызвать в армии волнения. Генерал Корнилов сослался на настроение офицеров казачьих частей и многих общественных кругов, отношение которых к вопросу об его отставке ему известно. В промежуток между 7 и 9 августа генерал Корнилов получил от Военной лиги, Исполнительного комитета Союза офицеров, Совета Союза казачьих войск, Конференции Союза Георгиевских кавалеров, от Совещания общественных деятелей ряд резолюций с протестом против его отставки200 и, кроме того, много телеграмм и писем от частных лиц со всех концов России.
К делу приобщены копии резолюций перечисленных организаций1, из коих видно, что они были вынесены по поводу «планомерно проводимой мысли в некоторых органах печати о возможной смене Верховного главнокомандующего» или «гнусной агитации, направленной к подрыву доверия в армии и народе к генералу Корнилову», содержат в себе заявления о том, что «генерал Корнилов является истинным народным вождем, могущим возродить боевую мощь армии и вывести страну из крайне тяжелого положения», и наряду с выражением доверия генералу Корнилову говорят либо о «несменяемости» его, либо о гибельных последствиях его смены.
9 августа генерал Корнилов вновь выехал в Петроград после того, как накануне Б.В. Савинков и М.М. Филоненко по прямому проводу из Петрограда настойчиво доказывали необходимость его личного участия в обсуждении доклада о мерах к поднятию боеспособности армии. По прибытии в Петроград
1 Резолюции см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 14. Л. 28-32.
ЧАСТЫ. ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ КОМИССИЯ: МЕЖДУ ОБЩЕСТВОМ И ВЛАСТЬЮ
237
генерал Корнилов представился министру-председателю, по словам которого доклад, разработанный комиссаром Филоненко по указаниям Савинкова, ему неизвестен, что внесение этого доклада в Совет Министров он, А.Ф. Керенский, как военный министр не считает возможным и что он не уполномочивал Б.В. Савинкова приглашать генерала Корнилова в Петроград для участия в заседании. Ввиду этого генерал Корнилов пожелал предварительно объясниться с Б.В. Савинковым, который заявил, что доклад действительно не был представлен А.Ф. Керенскому в законченном виде, но что он докладывался ему по частям по мере его изготовления и, во всяком случае, содержание доклада министру-председателю известно, и что приглашение генерала Корнилова в Петроград сделано с ведома Временного правительства. Доклад в конце концов состоялся лишь в частном совещании Временного правительства, А.Ф. Керенский не желал допустить обсуждения доклада в пленарном заседании. По окончании доклада генералу Корнилову было заявлено, что правительство соглашается на все его предложения, вопрос же об их осуществлении является вопросом темпа правительственных мероприятий; что же касается части доклада, заключающей в себе проект милитаризации железных дорог и предприятий, работающих на оборону, то таковая часть должна предварительно подвергнуться обсуждению в специальных ведомствах. На отсрочку этих вопросов генерал Корнилов согласился, тем более что в его первоначальном докладе они детально совсем не затрагивались. Генерал Корнилов оставил А.Ф. Керенскому свой первоначальный доклад, а затем подписал доклад, разработанный Савинковым и Филоненко и ими уже подписанный, и с вокзала отправил и его А.Ф. Керенскому. Перед отъездом генерала Корнилова его посетил Б.В. Савинков, из слов которого генерал Корнилов заключил, что его отношения с А.Ф. Керенским за последние дни ухудшились, министр-председатель не принимает его с личным докладом, ив тот же день, когда генерал Корнилов сидел с докладом у министра-председателя, последний отказался принять управляющего Военным министерством Савинкова, прибывшего с докладом по тому же вопросу, о котором докладывал и генерал Корнилов. В этот же приезд в Петроград А.Ф. Керенский снова задал генералу Корнилову вопрос, представляется ли, по его мнению, желательным уход его, Керенского, из состава правительства; генерал Корнилов ответил то же, что было им сказано при свидании 3 августа. По дороге из Петрограда в Ставку генерал Корнилов по просьбе комиссара Филоненко послал телеграмму А.Ф. Керенскому с заявлением, что ввиду необходимости довести до конца программу, предложенную в докладе, он считает крайне нежелательной отставку Б.В. Савинкова, об уходе которого с поста, по личным разногласиям с Керенским, сообщил генералу Корнилову Филоненко.
13 августа генерал Корнилов приехал в Москву, приглашенный по телеграфу министром почт и телеграфов. В Москве посланному генералом Корниловым офицеру г. Никитин заявил, что выступления генерала Корнилова не предвиделось, причем о дальнейшем было предложено лично переговорить с министром-председателем. Вечером 13 августа к генералу Корнилову приехал министр путей сообщения Юренев с заявлением, что по постановлению Временного правительства генерал Корнилов может выступить в Совещании 14 августа, но в речи может касаться только стратегического положения на фронтах. Вечером того же дня в разговоре по телефону то же самое обстоятельство подтвердил и министр-председатель, однако генерал Корнилов доложил, что не считает возможным, выступая перед представителями всей страны, ограничиться изложением только сведений о стратегическом положении на фронте, и находит безусловно необходимым ознакомить страну с истинным состоянием ее вооруженных сил, и
238
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ I
указать на то, что необходимо предпринять, чтобы поднять их боеспособность; к этому генерал Корнилов добавил, что не позволит себе никаких резкостей и нападок и поэтому просит предоставить ему свободу выбора тем речи. Определенного ответа генералу Корнилову А.Ф. Керенский не дал. 14 августа состоялось выступление генерала Корнилова, причем свою речь он кончил так: «Для действительного воплощения воли народа к жизни и великому будущему свободной страны необходимо немедленное проведение в жизнь всей совкупности тех мер, которые перечислены в моем докладе. Я ни одной минуты не сомневаюсь в том, что все эти меры рано или поздно будут осуществлены, но невозможно допустить, чтобы решимость к проведению этих мер каждый раз совершалась бы под давлением поражений и уступок отечественной территории. Если решительные меры по поднятию дисциплины на фронте последовали как результат Тарнопольского погрома1 и утраты Галиции и Буковины, то нельзя допустить, чтобы порядок в тылу был последствием потери Риги; порядок же на железных дорогах — следствием уступки противнику Молдавии и Бессарабии. Я верю в светлое будущее России и в полное восстановление боевой мощи нашей армии. Нельзя только терять времени. Нужна решимость и твердое непреклонное проведение намеченных мер»201.
18 августа началось наступление немцев на фронте XII армии, и утром 20 августа пала Рига, несмотря на то, что место вероятной переправы было заранее известно и к месту прорыва были сосредоточены значительные резервы. Благодаря Рижскому прорыву мы потеряли сильные обронительные линии, потеряли крепость Усть-Двинск, богатый город Ригу, много артиллерии, разного рода запасы, и кроме того, наше положение на побережье Рижского залива в значительной мере поколебалось. ХП-ая армия с большими потерями и в большом расстройстве отошла на Венденские позиции. Вслед за этим в Ставку стали поступать сведения о подготовке немцами десантной операции в сторону Ревеля и даже, быть может, на Петроград. Одновременно и из тыла приходили тревожные сведения: взрыв пороховых заводов и артиллерийского склада в Казани; покушение на уничтожение заводов в Одессе и ряде других городов202; зверское убийство командующего III пех[отной] дивизией генерала Гиршфельда и комиссара Особой армии Линде203; аграрные погромы204 и т.д. 23 августа в Ставку съехались комиссары и представители фронтов для ознакомления с проектом нового положения о комиссарах и комитетах205.
Приехал и Савинков и сразу же заявил, что желает переговорить с генералом Корниловым наедине. Когда начальник Штаба и комиссар вышли из кабинета, Савинков сказал, что Керенский, признанный вождь левых партий, и генерал Корнилов, на ком, по его мнению, зиждутся все надежды правых политических партий России, должны идти рука об руку и что несогласия между ними могли бы вызвать крайнее обострение в положении; поэтому он считает своей важнейшей задачей подготовить почву соглашения между Керенским и генералом Корниловым с целью на их согласованной работе основать формирование сильной, крепкой власти. Генерал Корнилов заявил, что не считает себя вождем правых партий, но не отрицает и того, что несогласия между А.Ф. Керенским и им, генералом Корниловым, могли бы иметь пагубные последствия. Далее генерал Корнилов сказал, что хотя и не претендует на то, чтобы иметь влияние на тот или другой состав правительства, но раз интересуются его мнением, то он считает возможным заявить и открыто высказать, что находит Керенского человеком слабохарактерным, легко поддающимся чужим влияниям
Так в тексте. Вероятно, следует читать: «разгрома».
ЧАСТЬ I. ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ КОМИССИЯ: МЕЖДУ ОБЩЕСТВОМ И ВЛАСТЬЮ
239
и, конечно, не знающим того дела, во главе которого он стоял. Лично же против него генерал Корнилов ничего не имеет.
После долгого обсуждения вопроса в связи с положением страны генерал Корнилов в конце концов согласился, что при данном1 соотношении политических партий участие Керенского, безусловно, желательно, и добавил, что готов всемерно поддерживать А.Ф. Керенского, если это нужно для блага отечества. В ответ Б.В. Савинков заявил, что он счастлив слышать эти слова. В тот же день после обеда в кабинете у генерала Корнилова собрались Б.В. Савинков, генерал Лукомский и М.М. Филоненко. Сначала обсуждался вопрос о комитетах и комиссарах, причем Савинков и Филоненко высказались против главкоюза генерала Деникина, который не может наладить отношений с комиссарами и комитетами. Они высказали опасение, что если во главе фронтов будут стоять такие генералы, то трудно будет установить дружную работу и это будет отражаться на состоянии войны. Генерал Корнилов и генерал Лукомский горячо восстали против возможности легко убирать отличных боевых генералов из-за того, что у них являются иногда шероховатости в работе с комитетами. Было высказано, что если новое положение о комиссарах и комитетах будет составлено вполне определенно, то никаких недоразумений не будет, хороших боевых генералов слишком мало, чтобы их выставлять за борт из-за всякого недоразумения. Затем по предложению Савинкова перешли к установлению границ Петроградского военного губернаторства при формировании Особой армии для обороны подступов к Петрограду. После установления границ Савинков, обращаясь к генералу Корнилову, сказал почти дословно следующее: «Таким образом, Лавр Георгиевич, Ваши требования будут удовлетворены Временным правительством в ближайшие дни, но при этом правительство опасается, что в Петрограде могут возникнуть серьезные осложнения. Вам, конечно, известно, что примерно 28 или 29 августа в Петрограде ожидается серьезное выступление большевиков. Опубликование Ваших требований, проводимых через Временное правительство, конечно, послужит толчком для выступления большевиков, если бы почему-либо последнее задержалось. Хотя в нашем распоряжении и достаточно войск, но на них мы вполне рассчитывать не можем. Тем более, что неизвестно еще, как к новому закону отнесется Совет рабочих и солдатских депутатов. Последний также может оказаться против правительства, и тогда мы рассчитывать на наши войска не можем. Поэтому прошу Вас отдать распоряжение о том, чтобы 3-й конный корпус был к концу августа перетянут к Петрограду и был предоставлен в распоряжение правительства. В случае, если кроме большевиков выступят и члены Совета Р и СД, то нам придется действовать и против них. Я только прошу Вас во главе 3-го конного корпуса не присылать генерала Крымова, который для нас не особенно желателен. Он очень хороший боевой генерал, но вряд ли пригоден для таких операций»11.
После этого пришел генерал Романовский, и были окончательно установлены границы Петроградского военного губернаторства. Затем Савинков вновь вернулся к вопросу о возможном подавлении при участии 3-го конного корпуса выступления в Петрограде большевиков и CP и СД, если последний пойдет против Временного правительства. При этом Савинков сказал, что действия должны быть самые решительные и беспощадные, на что генерал Корнилов
429 Слово «данном» впечатано над строкой.
430 Слова Б.В. Савинкова цитируются по показанию генерала Л.Г. Корнилова от 2-5 сентября 1917 г. Показание см.: ГА РФ: Ф. 1780. On. 1. Д. 14. Л. 1-14. (См. документ № 32 — т. 2).
240
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ I
ответил, что будут даны соответствующие инструкции. Полковник Барановский со своей стороны прибавил: «Конечно, необходимо действовать самым решительным образом и ударить так, чтобы это почувствовала вся Россия»1. Потом Савинков, обращаясь к генералу Корнилову, сказал, что необходимо, дабы не вышло недоразумения и чтобы не вызвать выступления большевиков раньше времени, предварительно сосредоточить к Петрограду конный корпус, затем к этому времени объявить Петроградское военное губернаторство на военном положении и тогда опубликовать новый закон, надо, чтобы генерал Корнилов точно телеграфировал ему, Савинкову, о времени, когда подойдет корпус к Петрограду. Изложенные обстоятельства, касающиеся посещения Б.В. Савинковым Ставки, и происходившие там беседы были восстановлены 30 августа по памяти генералом Корниловым, Лукомским и Савинковым и записаны в особый протокол206, который и был представлен Чрезвычайной комиссии. К сказанному в протоколе генерал Корнилов добавляет, что Б.В. Савинков просил его заменить, если представится возможность, Кавказскую туземную дивизию регулярной кавалерией, так как «неловко поручать утверждение русской свободы кавказским горцам».
Генерал Корнилов обещал сделать все возможное и поручил начальнику Штаба запросить Северный и Западный фронты о возможности направить бригаду (не казачью) в распоряжение генерала Крымова. В день отъезда Б.В. Савинкова заканчивались занятия съезда комиссаров и комитетов. Выступив на этом совещании, генерал Корнилов призывал комитеты, комиссаров и командный состав к дружной работе для поднятия боеспособности армии, однако заявил, что, пока он остается у власти, он никогда не согласится на участие войсковых комитетов в деле аттестования командного состава. Генерал Корнилов и раньше протестовал против включения этого пункта в проект, и Савинков и Филоненко обещали безусловно его исключить, равно как и не оглашать их на съезде, однако означенный пункт на съезде был оглашен. В тот же день приехал В.Н.Львов. В бытность генерала Корнилова главнокомандующим войсками Петроградского военного округа он видел В.Н. Львова раза два в заседаниях Совета Министров, но кроме обычных приветствий при встрече никаких разговоров с ним не вел. Войдя в кабинет, Львов сразу заявил: «Я к Вам от Керенского с поручением». В.Н.Львов сказал от имени Керенского, что если, по мнению генерала Корнилова, дальнейшее участие Керенского в управлении страной не даст власти необходимой силы и твердости, то Керенский готов выйти из состава правительства. Если Керенский может рассчитывать на поддержку, то он готов продолжать работу. В.Н. Львов просил генерала Корнилова высказать его мнение по поводу предложения Керенского и изложить программу. Генерал Корнилов, очертив общее положение страны и армии (намерения немцев, убийство генерала Гиршфельда и комиссара Линде, пожар в Казани и т.п.), заявил, что по его глубокому убеждению единственным исходом из тяжелого положения страны является установление диктатуры и немедленное объявление страны на военном положении. Генерал Корнилов заявил, что лично не стремится к власти и готов немедленно подчиниться тому, кому будут вручены
1 Здесь цитируется показание генерала ЛГ. Корнилова от 2-5 сентября 1917 г. (См.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 14. Л. 7 об.). Генерал В.Л. Барановский в протоколе допроса от 7 сентября 1917 г. отрицает приписываемую ему фразу. (См.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 11. Л. 117). Протокол допроса В.Л. Барановского и штаб-офицера для поручений при начальнике Кабинета министра-председателя К.О. Данилевича от 7 сентября 1917 г. см.: Там же. Л. 176— 179 об. (См. документ Мз 9 — т. 2).
ЧАСТЬ I. ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ КОМИССИЯ: МЕЖДУ ОБЩЕСТВОМ И ВЛАСТЬЮ
241
диктаторские полномочия, — будь то сам А.Ф. Керенский, генерал Алексеев, генерал Каледин или другое лицо. Львов сказал, что не исключается возможность такого решения, что ввиду тяжелого положения страны Временное правительство в его нынешнем составе само придет к сознанию необходимости установления диктатуры и, весьма возможно, предложит ему, генералу Корнилову, обязанности диктатора. Генерал Корнилов заявил, что если бы так случилось, то, всегда держась мнения, что только твердая власть может спасти страну, он от такого предложения не отказался бы. Вместе с тем он просил В.Н. Львова передать А.Ф. Керенскому, что независимо от взглядов его, генерала Корнилова, на свойства характера А.Ф. Керенского и отношение последнего к нему он считает участие в управлении страной самого Керенского и Савинкова, безусловно, необходимым. Кроме того, генерал Корнилов просил передать А.Ф. Керенскому, что по имеющимся у него сведениям в Петрограде в ближайшие дни готовится выступление большевиков, и на А.Ф. Керенского готовится покушение, поэтому он просит последнего приехать в Ставку, дабы договориться с ним окончательно, и вместе с тем в Ставке он гарантирует ему честным словом безопасность...
В конце беседы в кабинет вошел с докладом B.C. Завойко, исполняющий обязанности ординарца, и генерал Корнилов в его присутствии еще раз повторил В.Н. Львову суть сделанных ему заявлений. Вечером 26 августа у генерала Корнилова собрались комиссар Филоненко, B.C. Завойко и Аладьин. Разговор снова коснулся тяжести состояния страны и необходимости иметь во главе ее сильную власть. Генерал Корнилов предложил им, считая их людьми хорошо знающими, наиболее выдающихся общественных деятелей и, имея в виду разговор с В.Н. Львовым и Савинковым, наметить такую схему организации власти и состава правительства, которая, включая в себя лучшие силы всех главных политических партий страны, могла бы дать правительство твердое, работоспособное, пользующееся полным доверием страны и армии. Был набросан проект Совета народной обороны с участием Верховного главнокомандующего в качестве председателя, А.Ф. Керенского — министра-заместителя, Б.В. Савинкова, генерала Алексеева, адмирала Колчака и Филоненко. Этот Совет обороны должен был осуществить коллективную диктатуру, так как установление единоличной диктатуры было признано нежелательным. На посты других министров намечались г.г. Тахтамышев, Третьяков, Покровский, граф Игнатьев, Аладьин, Плеханов, князь Г.Е. Львов, Завойко. Кроме князя Львова, Аладьина и Завойко, генерал Корнилов с другими знаком не был. О взгляде генерала Корнилова на необходимую конструкцию власти комиссар Филоненко в ту же ночь сообщил по прямому проводу Б.В. Савинкову. После этой беседы произошел разговор по прямому проводу с министром-председателем, во время которого генерал Корнилов, не допускавший и мысли о том, чтобы В.Н. Львов, член Государственной Думы и бывший член Временного правительства, мог бы по каким бы то ни было побуждениям исказить точный смысл сказанного ему, подтвердил по аппарату только приглашение свое А.Ф. Керенскому приехать в Ставку, твердо надеясь объясниться с ним здесь и прийти к окончательному соглашению, обсудив указанную уже схему организации власти и состава правительства. К участию в обсуждении вопроса о состоянии страны и мер, необходимых для спасения от окончательного развала как армии, так и всей страны, генерал Корнилов хотел привлечь М.В. Родзянко, кн. Г.Е. Львова и П.Н. Милюкова, которым были посланы телеграммы с просьбой прибыть не позже 29 августа в Ставку. В ночь с 26 на 27 августа согласно условию генерал Корнилов послал следующую телеграмму: «27 августа. 2 час. 40 минут. Управоенмину. Корпус сосредоточится в
242
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г, КОРНИЛОВА. ТОМ I
окрестностях Петрограда к вечеру 28 августа. Я прошу объявить Петроград на военном положении 29 августа. № 6394. Генерал Корнилов». (Подлинная телеграмма приобщена к делу)1. Получив на следующий день телеграмму о сдаче должности, генерал Корнилов пришел к убеждению, что правительство подпало в связи с предложенными проектами закона о смертной казни и т.д. под давление безответственных организаций и решило устранить его, генерала Корнилова, как главного инициатора этих мер. На вопрос генералу Лукомскому, намерен ли он принять на себя обязанности Верховного главнокомандующего, тот доложил, что при настоящих тяжелых условиях страны и армии он не считает возможным заменить генерала Корнилова, и прочел проект его телеграммы Временному правительству за № 6406". Одобрив проект этой телеграммы, генерал Корнилов приказал свое решение и решение генерала Лукомского довести до сведения главнокомандующих армиями всех фронтов, что и было сделано в телеграмме генерала Лукомского от 27 августа за № 6412й1.
27 августа в 5 час. 50 мин. генерал Корнилов переговорил по прямому проводу с Б.В. Савинковым, которому заявил, что ввиду создавшихся условий он не считает возможным уйти со своего поста. 28 августа генералу Корнилову была доложена копия телеграммы министра-председателя за № 710 на имя генерала Клембовского о назначении его временно исполняющим должность Верховного главнокомандующего с оставлением его во Пскове и с исполнением должности главнокомандующего армиями Северного фронта. На этой телеграмме генерал Корнилов положил следующую резолюцию: «Прошу генерала Клембовского срочно уведомить меня о его решении, так как на основании его вчерашней телеграммы мною уже принято определенное решение, отмена которого явится причиной больших потрясений в армии и стране»17. 28 августа Временное правительство объявило генерала Корнилова изменником Родины7 и потребовало отмены приказания о движении частей 3-го конного корпуса, сосредоточившегося в окрестностях Петрограда71. Имея в виду, во-первых, предыдущее распоряжение того же Временного правительства о направлении 3-го конного корпуса к Петрограду для подавления большевистского движения, во-вторых, принципиальное согласие Временного правительства на предложенную генералом Корниловым программу мер для оздоровления армии; в-третьих, беседу с управляющим Военным министерством Б.В. Савинковым и, в-четвертых, сведения об усилении давления CP и СД на Временное правительство, генерал
I Пояснение документа. Телеграмму генерала Л.Г.Корнилова А.Ф. Керенскому от 26 августа 1917 г. см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 46. Л. 3. (Опубл.: Революционное движение в России... С. 439).
II Текст телеграммы генерала А.С. Лукомского А.Ф. Керенскому № 6406 от 27 августа 1917 г. приведен ниже в тексте документа.
III Телеграмма генерала А.С. Лукомского главнокомандующим фронтами № 6412 от 27 августа 1917 г. цитируется ниже в тексте документа.
17 Телеграмму А.Ф. Керенского главнокомандующему Северного фронта генералу В.Н. Клембовскому от 28 августа 1917 г. с резолюцией на ней Корнилова см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 60. Л. 77. (Опубл.: Революционное движение в России... С. 455). На эту телеграмму генерал Клембовский ответил отказом принять должность Верховного главнокомандующего. (См.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 27. Л. 49). (См. приложение №7 —т. 2).
7 Указ Временного правительства о предании генерала Л.Г. Корнилова суду за мятеж от 28 августа 1917 г. см.: ГА РФ. Ф. 1779. Оп.2. Д. 120. Л. 178. (См. документ №2 —т. 1).
71 Здесь речь идет о телеграмме А.Ф. Керенского начальникам железных дорог от 28 августа 1917 г. (См.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 15. Л. 21).
ЧАСТЬ I. ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ КОМИССИЯ: МЕЖДУ ОБЩЕСТВОМ И ВЛАСТЬЮ
243
Корнилов пришел к выводу, что правительство окончательно подпало под влияние Совета, для борьбы с которым правительство само же вызвало войска. А потому, опираясь на заявления главнокомандующих фронтами1, генерал Корнилов решил выступить открыто и, произведя давление на Временное правительство, заставить его: 1) исключить из своего состава тех министров, которые, по имеющимся у него сведениям, были явными предателями родины и 2) реорганизоваться так, чтобы стране была гарантирована сильная и твердая власть. Для оказания давления на Временное правительство генерал Корнилов решил воспользоваться 3-м конным корпусом генерала Крымова, которому и приказал продолжить сосредоточение к Петрограду.
К изложенному показанию генерал Корнилов добавляет11, что ни в каких заговорах он не состоял и не состоит. Во всех своих разговорах с представителями различных политических партий генерал Корнилов всегда заявлял, что ни к каким политическим партиям не принадлежал и не принадлежит, а всегда поддерживал и будет поддерживать те из них, которые задаются одним намерением: спасти страну от гибели и вывести армию из состояния развала. Он заявлял, что всегда будет стоять за то, чтобы судьба России и вопрос о форме правления страны были решены Учредительным собранием. Генерал Корнилов заявлял, что никогда не будет поддерживать ни одной политической комбинации, которая имеет целью восстановление дома Романовых, считая, что эта династия в лице ее последних представителей сыграла роковую роль в жизни страны. Генералу Корнилову не было известно ни одной организации, которая бы стремилась к достижению тех же целей, во имя которых действовал и он. Когда же Корнилов выступил против министра-председателя, офицеры Штаба, узнав об этом, немедленно и честно исполняли его приказания и он, генерал Корнилов, приняв на себя такую ответственность, не допускал даже и мысли о том, чтобы кто-нибудь не исполнил его приказания. 26 августа бывший командующий войсками Московского военного округа полковник Верховский был в Ставке для обсуждения вопроса о сокращении численности армий. В разговоре с ним генерал Корнилов коснулся вопроса об установлении в стране диктатуры как неизбежного следствия тяжелого положения страны и возможных результатов в такой мере111. Полковник Верховский высказался, что, по его мнению, установление единоличной диктатуры могло бы вызвать большие потрясения в стране, диктатура же коллективная могла бы быть осуществлена с меньшими потрясениями; в беседе этой ничего конкретного — ни имен, ни времени — не указывалось. С А.Ф. Аладьиным генерал Корнилов познакомился 3 августа в Петрограде. А.Ф. Аладьин только что приехал из Англии, представился генералу Корнилову и передал ему привет от главнокомандующего английскими войсками генерала Робертсона. Разговор 3 августа продолжался несколько минут и касался исключительно состояния и организации английской армии. Вторая встреча с А.Ф. Аладьиным произошла в Москве во время Государственного совещания. Они обменялись с ним впечатлениями по поводу речей, произнесенных во время заседания, и так как А.Ф. Аладьин показался генералу Корнилову человеком интересным, отлично ознакомленным с настроением политических кругов в России, Англии, Франции и Америке, то генерал Корнилов пригла-
I Телеграммы генералов В.Н. Клембовского, П.С. Балуева, А.И. Деникина и Д.Г. Щерба-чева от 27 и 28 августа 1917 г. см.: приложение № 7 — т. 2.
II Излагается показание генерала Л.Г. Корнилова от 2-5 сентября 1917 г. (См.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 14. Л. 11-14; см. документ № 32 — т. 2).
III Так в тексте.
244
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ I
сил его в качестве гостя в Ставку. Приехав в Ставку 24 или 25 августа, А.Ф. Аладьин остался гостем генерала Корнилова и был застигнут событиями в Могилеве. Когда возник вопрос о возможности изменений в составе правительства, генерал Корнилов интересовался мнением А. Ф. Аладьина о представителях русских крупных политических партий.
С B.C. Завойко генерал Корнилов познакомился в апреле 1917 г. в Петрограде. В мае он приехал в армию, зачислился добровольцем в Дагестанский конный полк и остался при генерале Корнилове в качестве личного ординарца. B.C. Завойко отлично владеет пером, и поэтому генерал Корнилов поручал ему составление тех приказов и бумаг, где требовался особенно сильный художественный стиль.
Со штабс-капитаном Филоненко генерал Корнилов познакомился в мае месяце в армии. В июне, во время подготовки армий к наступлению, он проявил много умения, энергии, настойчивости и решительности в деле согласования работы командного состава с комитетами, а в боях во время Станиславского прорыва, принимая непосредственное участие в боевых действиях войск, проявил много личного мужества и воинской доблести. Последовательно Филоненко занимал должности комиссара Юго-Западного фронта и [комиссара Временного правительства] при Верховном главнокомандующем. Он был открытым сторонником проявления твердых и решительных мер в деле оздоровления армии и страны, пользовался полным доверием генерала Корнилова и был посвящен в его пожелания и предположения относительно изменений в составе Временного правительства, необходимых для получения власти твердой, работоспособной и честной. К некоторым из сотрудников генерала Корнилова по Штабу — генералам Лукомскому и Тихменеву, штабс-капитан Филоненко относился с недоверием и даже пытался подготовить почву для удаления их из Ставки, однако генерал Корнилов решительно воспротивился, считая, что право и ответственность за выбор помощников должна лежать всецело на начальнике и слаженность работы в Штабах, особенно в высших, несравненно важнее, чем принадлежность к каким-то политическим партиям. Штабс-капитан Филоненко неоднократно докладывал, что деятельность Главного комитета Союза офицеров армии и флота внушает опасение и другим комиссарам. Поэтому генерал Корнилов согласился на перевод Главного комитета в Москву и в этом направлении дал 21—22 августа указания председателю Комитета подполковнику Новосильцеву. 27 августа штабс-капитан Филоненко доложил генералу Корнилову, что он предполагает отправиться немедленно в Петроград. Находя, что присуствие его в Ставке, ввиду невыяснившегося еще положения в вопросе сдачи должности Верховного главнокомандующего, казалось генералу Корнилову более полезным для дела, и имея сведения, что против штабс-капитана Филоненко существует большое возбуждение в офицерских кругах, генерал Корнилов предложил ему остаться в Могилеве или отложить свой отъезд до 28 августа, заявив, что ему 27 августа не будет предоставлено ни места в вагоне, ни автомобиля. Штабс-капитан Филоненко доложил, что он получил приказание ехать в Петроград, и желал бы получить удостоверение, что он не исполнил этого приказания не по своей вине. Тогда же генерал Корнилов послал телеграмму управляющему Военным министерством, что штабс-капитан Филоненко задержан им, генералом Корниловым1. Никакому аресту он не подвергался, а в ночь с 27 на 28 августа ему был изготовлен экстренный поезд. Помощник ко-
1 Телеграмму генерала Л.Г.Корнилова Б.В. Савинкову от 27 августа 1917 г. см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 60. Л. 18.
ЧАСТЬ I. ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ КОМИССИЯ: МЕЖДУ ОБЩЕСТВОМ И ВЛАСТЬЮ
245
миссара Фонвизин был задержан вследствие неправильно понятого дежурным офицером приказания. Как только генералу Корнилову было доложено о задержании Фонвизина, он, генерал Корнилов, пригласил немедленно Фонвизина1 к себе, приказал освободить его и вернуть отобранный у него револьвер.
Телеграммы главнокомандующих фронтами, положенные генералом Корниловым в основу принятого им решения отказать Временному правительству в повиновении, следующего содержания:
1) От главкосева генерала Клембовского: «От главковерха получил телеграмму, что я назначаюсь на его место. Готовый служить Родине до последней капли крови, не могу во имя преданности и любви к ней принять эту должность, так как не чувствую в себе ни достаточно сил, ни достаточно умения для столь ответственной работы в переживаемое тяжелое и трудное время. Считаю перемену Верховного главнокомандующего крайне опасной, когда угроза внешнего врага целости Родины и свободы повелительно требует скорейшего проведения мер для поднятия дисциплины и боеспособности армий»".
2) От главкозапа генерала Балуева: «[В] телеграмме по должности командарма II еще от 12 июля я высказал, при каких условиях возможно поднять [бое]-способность армий и тем спасти Россию. В отношении мер, какие должны быть приняты, я вполне согласен с генералом Корниловым. Сейчас получил телеграмму, что генералу Корнилову приказано сдать должность главковерха. Считаю уход генерала Корнилова гибелью для армии и России, во-первых, потому, что генерал Корнилов всегда самоотверженно всем сердцем и искренно работал на благо Родины и единственный человек в России, способный своей железной волей водворить в армии порядок, а, во-вторых, увольнение его показывает, что проектированные меры правительством не принимаются, между тем нынешнее положение России требует безотлагательного принятия исключительных мер, и оставление генерала Корнилова во главе армии является настоятельно необходимым, несмотря ни на какие политические осложнения»"1.
3) От главкоюза генерала Деникина: «Я — солдат и не привык играть в прятки. 16 июля на Совещании с членами Временного правительства я заявил, что целым рядом военных мероприятий оно разрушило, растлило армию и втоптало в грязь наши боевые знамена. Оставление свое на посту главнокомандующего я понял тогда как сознание Временным правительством своего тяжелого греха перед Родиной и желание исправить содеянное зло. Сегодня получил известие, что генерал Корнилов, предъявивший известные требования, могущие еще спасти страну и армию, смещается с поста главковерха. Видя в этом возвращение власти на путь планомерного разрушения армии и, следовательно, гибели страны, считаю долгом довести до сведения Временного правительства, что по этому пути я с ним не пойду»™.
1 «Фонвизин» впечатано над строкой.
" Здесь цитируется телеграмма генерала В.Н. Клембовского А.Ф. Керенскому от 28 августа 1917 г. Телеграмму см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 60. Л. 59. (Опубл.: Революционное движение в России... С. 455-456.) (См. приложение № 7 — т. 2).
111 Здесь цитируется телеграмма главнокомандующего Западным фронтом генерала П.С. Балуева А.Ф. Керенскому от 28 августа 1917 г. Телеграмму см. ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 60. Л. 49-50. (Опубл: Корниловские дни... С. 118-119). (См. приложение №7 —т. 2).
w Здесь цитируется телеграмма главнокомандующего Юго-Западным фронтом генерала А.И. Деникина А.Ф. Керенскому от 27 августа 1917 г. Телеграмму см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 60. Л. 15-16. (Опубл: Революционное движение в России... С. 454). (См. приложение №6-т. 2).
246
No comments:
Post a Comment
Note: Only a member of this blog may post a comment.