11 Дело генерала Л.Г.Корнилова Том 1

ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г, КОРНИЛОВА. ТОМ I
4) От поглавкорума генерала Щербачева: «Считаю смену Верховного командования [в] настоящее особенно трудное время, которое переживает Россия, крайне опасной в военном отношении, с другой стороны, вполне разделяя меры, предложенные генералом Корниловым для поднятия дисциплины [в] целях восстановления боеспособности армии, считаю долгом совести заявить, что смена генерала Корнилова неминуемо гибельно отразится на армии и защите России. Обращаюсь к Вашему патриотизму во имя спасения Родины сохранить армию от раскола»1. (Подлинные телеграммы при деле11).
Спрошенный по делу генерал Лукомский показал следующее111. После февральского переворота сейчас же за выходом приказа № 1 Совета С. и Р.Д.207 армия стала быстро разлагаться. Отмена этого приказа дела не исправила: лозунг в толпу был брошен, и события стали развиваться естественным путем; между солдатами и офицерами образовалась пропасть. После первого угара, благодаря работе командного состава и работе войсковых комитетов (большая часть которых работала в примирительном направлении) отношения между солдатами и офицерами стали улучшаться и работа в армии начала налаживаться. Но появление Ленина, его проповедь «большевизма» и объявленная «декларация прав» опять ухудшили положение. Проповедь большевиков нашла полный отклик в солдатской массе, и так как шкурный вопрос стало возможным легко объяснять «идеей», то «большевиков» стало в армии все больше и больше. Некоторые из представителей высшего командного состава горячо восстали против создавшегося положения, но следствием этого явилось лишь увольнение генералов Алексеева, Гурко и Драгомирова. Положение в армии осложнялось тем, что никто не знал прав и обязанностей комитетов. Многие комитеты произвольно стали расширять свои права, и это только вело за собой дальнейшие столкновения между командным составом и солдатами. Речь А.Ф. Керенского в мае 1917 года в Исполнительном комитете Совета С и РД208, в которой было сказано о праве «отвода начальников», внесла во взаимные отношения между офицерами и солдатами еще больше розни.
Учреждение в армии институтов комиссаров209 было, в общем, полезно, но грешило опять-таки тем, что не были точно определены права и обязанности комиссаров. Армия продолжала разваливаться. Высший командный состав сознавал, что скоро армия перестанет существовать, что мы не будем в состоянии продолжать войну, что вряд ли при создавшихся условиях армия останется на зиму в окопах. Прекращение же нами войны знаменовало бы гибель России, гибель полученных народом свобод и расплату за войну. Наши союзники от нас отвернулись бы, и, конечно, Россия главным образом должна была бы уплатить за войну другим государствам — или территорией, или какими-либо другими компенсациями. Сознавал это и генерал Брусилов. Между тем наши союзники, начавшие операцию на Западном фронте210, настойчиво требовали, чтобы мы согласно обязательствам, данным на последней союзнической конференции, перешли в наступление. Главнокомандующие фронтами оттягивали нача-
I Здесь цитируется телеграмма помощника главнокомандующего Румынским фронтом генерала Д.Г. Щербачева А.Ф. Керенскому от 28 августа 1917 г. Телеграмму см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 27. Л. 49. (Опубл.: Корниловские дни... С. 118). (См. приложение № 7 — т. 2).
II Примечание документа.
III Показание начальника Штаба Верховного главнокомандующего генерала А. С. Лукомского от 2-4 сентября 1917 г. см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 14. Л. 50-69. (Частично опубл.: Революционное движение в России... С. 428—432); от 4 сентября: Там же. Л. 70—76 об. (См. документы № 40, 41 — т. 2).
ЧАСТЬ I. ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ КОМИССИЯ: МЕЖДУ ОБЩЕСТВОМ И ВЛАСТЬЮ
247
ло наступления, считая, что войска крайне ненадежны. Наконец, решено было произвести наступление в половине июля, начиная с Юго-Западного фронта. На серьезный успех никто не рассчитывал, но наступление являлось необходимым ради наших союзнических обязательств. Наступление состоялось, и затем последовала всем известная катастрофа на Юго-Западном фронте211. Еще до наступления на Юго-Западном фронте высшим командным составом армии отлично сознавалось, что недостаточно требовать занятий и работы на фронте, но необходимо принять меры, чтобы разложение армии не шло с тыла. Неоднократно указывалось, что пропаганду «ленинцев» и «большевиков» надо считать столь же опасной для Родины, для свобод, завоеванных народом, как и пропаганду справа (контрреволюцию). Указывалось, что за пропаганду большевизма надо карать со всей строгостью закона, объявив эту пропаганду преступной и опасной для Родины. Но правительство в этом отношении ничего существенного не предпринимало. Только в период катастрофы на Юго-Западном фронте раздался в первый раз громкий решительный голос вновь назначенного главнокомандующего Юго-Западным фронтом генерала Корнилова. В своих требованиях о введении смертной казни на фронте генерал Корнилов был поддержан комиссарами Савинковым и Филоненко. Требования генерала Корнилова были удовлетворены. Но этого было недостаточно. Все отлично понимали, что какие бы меры на фронте ни принимались, армию нельзя оздоровить до тех пор, пока не будет оздоровлен тыл. И генерал Корнилов, после назначения своего главковерхом, немедленно стал настаивать перед Временным правительством на проведении в жизнь ряда мер, которые должны были бы оздоровить и армию и тыл. Срочному проведению в жизнь мер по оздоровлению армии и тыла генерал Корнилов придавал чрезвычайное значение. Как министр-председатель, так и управляющий военным министерством шли навстречу требованиям генерала Корнилова, но разрешение вопроса затягивалось. Наконец, за несколько дней до Московского совещания представители правительства и генерал Корнилов вполне договорились, и на Московском совещании было сделано заявление о необходимости принятия решительных мер для оздоровления армии и тыла212. Таким образом, оставалось лишь провести меры через Временное правительство. Но после Московского совещания началась в различных крайних газетах, а также в «Известиях СС и РД» травля против генерала Корнилова213. И хотя 24 августа управляющий Военным министерством Савинков привез готовый проект представления во Временное правительство, но ясно чувствовалось, что проведение в жизнь этих мероприятий встретит серьезные затруднения как со стороны большевиков, так и со стороны Советов С и РД. А в то же время, в течение августа, со всех сторон стали поступать вполне определенные сведения о том, что большевики выступят в Петрограде между 28 и 31 августа. Цель их — захват власти, объявление перемирия и попытка вступления с Германией в переговоры о мире. Словом, чувствовалось, что атмосфера сгущается. Такова общая схема событий, предшествовавших конфликту генерала Корнилова с Временным правительством. В частности, генерал Лукомский подтвердил затем показание генерала Корнилова в части, касающейся изложения обстоятельств посещения Ставки 24 августа Б.В. Савинковым.
Свои отношения к генералу Корнилову генерал Лукомский характеризует так. Будучи назначен начальником Штаба одновременно с назначением генерала Брусилова, генерал Лукомский после назначения и приезда генерала Корнилова немедленно его спросил, хочет ли он, чтобы генерал Лукомский оставался начальником Штаба, и если хочет, то он, генерал Лукомский, останется при условии полного доверия к нему, так как только при этом условии возможна
248
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ I
совместная работа Верховного главнокомандующего и его начальника Штаба. В ответ на это генерал Корнилов заявил, что генерала Лукомского совсем не знает, знает только по слухам и просит пока остаться, а затем в зависимости от того, как сложатся отношения, будет видно. Генерал Лукомский остался. Он ежедневно имел у генерала Корнилова по два доклада, причем кроме чисто служебных разговоров ими обсуждались и вопросы устроения армии и ее оздоровления. В этих вопросах их взгляды вполне совпадали, и они оба считали, что необходимо принять все меры к тому, чтобы оздоровить тыл, в частности Петроград. Этот последний вопрос особенно остро встал после катастрофы на Северном фронте: отдачи Риги и беспорядочного отхода XII армии. Стратегическая обстановка указывала на необходимость образовать особую армию для обороны подступов к Петрограду по обоим берегам Финского залива. При этом Штаб армии, естественно, должен был бы расположиться в Петрограде или в ближайших его окрестностях. Обстоятельства требовали, чтобы в этом случае Петроград был очищен от всяких тыловых учреждений, запасных войск, а также являлось необходимым принять меры к тому, чтобы Петроград перестал быть очагом политических волнений, передающихся в армию. Примерно 6 или 7 августа по приказанию генерала Корнилова надлежало перевезти Туземную дивизию, а затем две дивизии 3-го конного корпуса в район Великие Луки — Невель. Ставя эту перевозку в связь с событиями на Северном фронте, генерал Лукомский при первом же докладе спросил генерала Корнилова, почему им выбран указанный район и не лучше ли подать дивизии ближе к фронту. Генерал Корнилов ответил, что он считает указанный район наиболее подходящим, ибо отсюда можно одинаково удобно подать конницу как на Северный фронт, так, в случае надобности, и на Западный; но, кроме того, у него есть и особые соображения, о которых он переговорит с ним, генералом Лукомским, в ближайшие дни. В это время и Туземная дивизия и конный корпус находились в районе Проскурова и стояли в резерве Юго-Западного фронта, нажим на который со стороны немцев прекратился. Кроме конных частей к переброске на Северный фронт были намечены еще некоторые части. При одном из следующих докладов генерал Лукомский опять спросил, не имеет ли генерал Корнилов что-либо против него. Вопрос был задан ввиду выступления комиссара Филоненко против генерала Лукомского, а также потому, что генералу Лукомскому была не совсем ясна мысль генерала Корнилова сосредоточить конницу в указанном им районе. Генерал Корнилов сказал, что хотя Филоненко и еще один общественый деятель действительно высказались против генерала Лукомского, но «это неважно, а вот нам с Вами необходимо переговорить по другому более серьезному делу». Затем генерал Корнилов указал на необходимость образования особой армии для обороны подступов к Петрограду в случае начатия немцами серьезных операций на Северном фронте, указал на то громадное значение, которое приобретает Петроград как штаб-квартира штаба фронта, и на необходимость очистить его от всяких тыловых учреждений, а также от запасных частей. «Вообще придется принять ряд мер, дабы оздоровить Петроград, а проведение этих мер в жизнь может вызвать ряд серьезных недоразумений». Далее генерал Корнилов указал, что, по вполне достоверным источникам, в конце августа надо ожидать выступления в Петрограде большевиков, с которыми Временное правительство или может не справиться, или же <в отношении которых^ пойдет опять на полумеры и никакого оздоровления не последует.
1 Текст, заключенный в угловые скобки, впечатан над строкой.
ЧАСТЫ. ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ КОМИССИЯ: МЕЖДУ ОБЩЕСТВОМ И ВЛАСТЬЮ
249
Учитывая все эти соображения, генерал Корнилов решил сосредоточить конницу в указанном районе, чтобы можно было конницу двинуть и на фронт, и к Петрограду, если это потребуется вследствие1 выступления большевиков или осложнений по проведению в жизнь мер по эвакуации из Петрограда всего лишнего и вредного. Затем генерал Корнилов заговорил о необходимости скорее провести в жизнь все им намеченные мероприятия, а также добиться того, чтобы страна получила наконец твердую власть, которая могла бы спасти армию, спасти Родину. «Я не контрреволюционер, — прибавил генерал Корнилов, — я ненавидел старый режим, который тяжело отразился на моих близких. Возврата к старому нет и не может быть. Но нам нужна власть, которая действительно спасла бы Россию, которая дала бы возможность с честью закончить войну и довела бы Россию до Учредительного собрания, которое бы и занялось строительством свободной России. Среди нашего теперешнего правительства есть твердые люди, но есть и такие, которые губят дело, губят Россию; главное же, у нас теперь нет власти, и надо эту власть создать. Возможно, что мне придется оказать некоторое давление на правительство, возможно, что если в Петрограде будут беспорядки, то после их подавления мне придется войти в состав правительства и принять участие в создании новой сильной власти»11. Затем генерал Корнилов спросил, может ли генерал Лукомский после того, что он ему сказал, оставаться начальником Штаба. Генерал Лукомский ответил, что хотя вполне верит, что генерал Корнилов лично для себя ничего не ищет, но хочет определенно от него услышать, что здесь нет никаких авантюристических стремлений, нет желания добиться диктаторской власти и что это не вызовет ни гражданской войны, ни отразится на фронте. Получив заверение, что, конечно, ничего этого не будет, генерал Лукомский спросил, есть ли у генерала Корнилова уверенность, что его план вызовет поддержку широких кругов населения и поддержку главарей политических партий. Генерал Корнилов ответил, что ему приходилось говорить со многими политическими деятелями и представителями крупных общественных кругов, и он убежден, что поддержка будет полная. В частности, он указал, что в состав будущей власти должны будут, конечно, войти такие люди, как Керенский и Савинков. Затем со слов генерала Корнилова генерал Лукомский понял, что и Филоненко в курсе дела. Не видя во всем сказанном генералом Корниловым чего-либо бесчестного, а наоборот, всецело разделяя взгляд, что надо же наконец создать такую власть, которая действительно управляла бы страной, генерал Лукомский не сомневался в том, что с А.Ф. Керенским генерал Корнилов сговорится, так как сам слышал, как 16 июля в Ставке на совещании АФ. Керенский сказал: «Я делаю и постараюсь сделать, что могу. Но если Вы хотите, то я могу хоть сейчас совсем уйти из состава правительства»214, а кроме того, со слов М.И. Терещенко, полковника Барановского и контр-адмирала Бубнова, знал, что А.Ф. Керенский неоднократно возвращался к вопросу о необходимости создать наконец сильную власть. Неоднократно обсуждался вопрос о создании директории. Из событий, предшествовавших 24 августа, генерал Лукомский может отметить, что после Московского совещания генерал Корнилов ему сказал, что он надеется, что ему не придется оказывать сильного давления на правительство, ибо последнее, по-видимому, сознает, что надо принять меры для создания
I Слово «вследствие» впечатано над строкой.
II Здесь цитируются слова генерала Л.Г. Корнилова, которые приводит генерал А.С. Лукомский в своем показании от 2-4 сентября 1917 г. Показание А.С. Лукомского от 2-4 сентября 1917 г. см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 14. Л. 50 - 69. (См. документ № 40 — т. 2).
250
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ I
сильной власти. После прорыва германцами ХП-ой армии и полученного донесения, что части 45-ой пехотной дивизии, бывшие в Финляндии, отказываются от посадки для отправления в район ХП-ой армии, с Юго-Западного фронта был вызван Корниловский ударный полк, который предполагалось сначала перевезти в район Нарвы, Осетинский и Дагестанский полки и уже во время событий конца августа — Польский уланский полк для поддержания порядка в Могилеве. Три последние части были задержаны в пути и не пропущены по назначению. 24 августа приезжал Б.В. Савинков, 25 — В.Н. Львов. После отъезда Б.В. Савинкова генерал Лукомский обратился к генералу Корнилову и сказал, что у него теперь не остается никаких сомнений, что его действия вполне согласуются со взглядами министра-председателя и управляющего Военным министерством, и он, генерал Лукомский, не опасается никаких недоразумений. В этот же вечер генерал Крымов получил от генерала Корнилова инструкции и поехал к своему корпусу. При разговоре генерала Корнилова с В.Н. Львовым генерал Лукомский не присутствовал, но со слов генерала Корнилова знает, что В.Н. Львов приезжал по поручению А.Ф. Керенского переговорить о том, как лучше образовать сильную власть. В.Н. Львов сказал, что А.Ф. Керенский спрашивает, что именно предпочитает генерал Корнилов: 1) полный уход из состава кабинета А.Ф. Керенского; 2) оставление А.Ф. Керенского министром-председателем, но с обязательным включением в состав кабинета генерала Корнилова как Верховного главнокомандующего, или 3) диктатуру. Генерал Корнилов ответил, что он не допускает и мысли об уходе из состава кабинета А.Ф. Керенского и Б.В. Савинкова, ибо их имена слишком популярны. Оставление Керенского министром-председателем вряд ли желательно, ибо он едва ли сможет дать больше того, что уже дал. Генерал Корнилов предпочел бы диктатуру, и если обстоятельства потребуют, он готов был бы принять на себя всю ответственность и тяжесть власти. Кроме того, он просил А.Ф. Керенского и Б.В. Савинкова приехать в Ставку. Генерал Лукомский убежден, что под словом «диктатура» генерал Корнилов подразумевал диктатуру коллегиальную, а не единоличную по следующему основанию. В тот же день или 26, когда генерал Лукомский зашел к генералу Корнилову с каким-то срочным делом, то застал там Завойко и Аладьина. Генерал Корилов предложил генералу Лукомскому присесть и выслушать схему намеченной власти, которую, если события в Петрограде развернутся, он хочет предложить на обсуждение А.Ф. Керенскому, Савинкову и представителям крупнейших политических партий, которых он вызывает в Ставку. По этой схеме должен был бы быть образован Совет народной обороны с диктаторской властью в составе генерала Корнилова, А.Ф. Керенского, Савинкова, Филоненко, а также министров путей сообщения и внутренних дел. Генерал Корнилов добавил, что если он лично будет признан для этого неподходящим, то могут назначить другого, так как для себя лично он власти не ищет. Генерал Лукомский сделал возражение против представления Филоненко поста министра иностранных дел и ушел заниматься своими делами.
27 утром была получена телеграмма об отчислении генерала Корнилова от должности. Генерал Корнилов заявил, что он стал жертвой недостойной провокации, что это может вызвать серьезные волнения в армии и что он не находит возможным при таких условиях слепо покоряться решению членов Временного правительства. Со своей стороны генерал Лукомский сказал, что при создавшейся обстановке он затрудняется принять командование армиями и сейчас же послал мотивированную телеграмму министру-председателю, заключив ее примерно такой фразой: «О последующем решении испрашиваю указа-
ЧАСТЬ I. ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ КОМИССИЯ: МЕЖДУ ОБЩЕСТВОМ И ВЛАСТЬЮ
251
ний»1. В ответ на эту телеграмму генерал Лукомский был объявлен предателем и изменником11, и во временное командование было указано вступить главнокомандующему Северным фронтом, оставаясь во Пскове. Генерал Клембовс-кий указал на невыполнимость этого с технической стороны, ибо управлять армиями можно только из Ставки — из Могилева111.
Вслед за создавшимся конфликтом были получены телеграммы от главнокомандующих фронтами и некоторых командующих армиями с протестами против увольнения генерала Корнилова215.
Выступление большевиков в Петрограде не состоялось, и фактически все закончилось. Создалось действительно для широкой публики впечатление, что генерал Корнилов поднял мятеж и отправил корпус громить Петроград. Между тем генерал Лукомский полагает, что генерал Корнилов совершенно искренно, не стремясь захватить власть в свои руки, имел в виду лишь пользу [для] Родины. О каких-либо контрреволюционных действиях не может быть и речи. Генерал Корнилов переоценил свою популярность, переоценил заверения различных общественных кругов, что они его всецело будут поддерживать. Генерал Корнилов слишком наивно и доверчиво относился к людям, которые лишь делали вид, что идут с ним рука об руку, а в действительности, толкая его на различные решения, занимались провокацией. Особенно ошибся генерал Корнилов в АФ. Керенском, Савинкове и Филоненко. Генерал Лукомский думает, что А.Ф. Керенский сам был введен в заблуждение, а роль Савинкова и Филоненко представляется в очень некрасивом свете. Не думая ни одной минуты быть мятежником, генерал Корнилов, вследствие крайне ловко подстроенной интриги, оказался таковым в глазах очень многих. Генерал Лукомский глубоко убежден, что никакого заговора против Временного правительства или какой-либо организации для поддержки генералу Корнилову не было. Безусловно ничего не зная npolv какой-либо предварительный заговор, генерал Лукомский допускает лишь возможность, что в больших центрах были организации для локализации выступления большевиков.
С 27 августа генерал Корнилов открыто пошел против Временного правительства, и генералу Лукомскому, как его начальнику Штаба и ближайшему помощнику, надлежало немедленно и совершенно отстраниться от дальнейших его действий. Генерал Лукомский отлично понимал, что с формальной стороны он идет по преступному пути, но положение было слишком сложное и исключало для него всякий другой путь. Во-первых, теплилась еще надежда, что Временное правительство пойдет на компромисс ради избежания колоссального скандала и дабы не вносить дальнейшей разрухи в армию. Во-вторых, было понятно, что если бы даже генерал Корнилов сразу уступил требованию Временного правительства, то следствия и огласки не избежать, и в результате пострадал бы корпус офицеров, так как начались бы на местах всякие недоразумения между солдатами и офицерами; избежать этого можно было бы лишь при
I Телеграмма начальника Штаба Верховного главнокомандующего генерала А.С. Лукомского министру-председателю А.Ф. Керенскому заканчивалась словами: «Ожидаю срочных указаний. Лукомский». (ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 43. Л. 10).
II Указ Временного правительства Правительствующему Сенату об отстранении от должности и предании суду за мятеж генерала А.С. Лукомского см.: ГА РФ. Ф. 1779. Оп. 2. Д. 120. Л. 180.
III Имеется в виду телеграмма главнокомандующего армиями Северного фронта В.Н. Клем-бовского А.Ф. Керенскому от 28 августа 1917 г. (См.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 60. Л. 55).
к Предлог «про» впечатан над строкой.
252
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ I
уступке со стороны Временного правительства. В-третьих, чисто товарищеское чувство и чувство чести не позволяло оставить генерала Корнилова, которого так жестоко подвели те, кто теперь решил его карать. В-четвертых, отказ генерала Лукомского временно принять должность главковерха уже трактовался преступным и, следовательно, подлежащим суду. И в-пятых, действия представителей правительства были столь неприглядны, носили столь провокационный характер, что невольно все симпатии были на стороне генерала Корнилова, который ничего, кроме блага Родины, не желал. При этих условиях и при единодушном сочувствии всех офицеров Ставки Корнилову уход генерала Лукомского с поста носил бы характер трусости и бегства.
Генерал Лукомский указывает, что 27 августа отстранялся от должности не генерал Корнилов как живое лицо, а отвергались идеи, им проводимые. И так как последнее было гибельно для многострадальной России, то отсюда вытекало и окончательное решение генерала Лукомского, решение оставаться рядом с генералом Корниловым. В отношении армии для восстановления ее боеспособности было необходимо: а) установить в тылу, как и на фронте, смертную казнь; б) восстановить дисциплинарную власть начальников и их авторитет; в) восстановить наружную дисциплину и обязательное взаимное приветствие; г) ограничить в армии право митингов и собраний и д) выработать положение о комиссарах и комитетах.
Без срочного проведения в жизнь этих мер армия в ближайшие 2-3 месяца должна окончательно развалиться, и продолжение войны будет невозможно, надо будет признать себя подлецами, нарушившими союзнические обязательства, и вести Россию к гибели. Но в России нет власти не только в армии, но и во всей стране — ни наверху, ни на местах. Развал полный во всех отраслях. Чтобы спасти самое существование, России нужно создать действительно сильную власть, не находящуюся под давлением каких бы то ни было безответственных органов. Генерал Корнилов поднял свой голос как по первому, так и по второму вопросу. На все эти требования генерала Корнилова, по словам бывшего управляющего Военным министерством, последовало полное согласие министра-председателя, и оставалось лишь провести их через Временное правительство. Генерал Лукомский не сомневается, что правая часть Совета Министров вполне искренно решилась бы удовлетворить требования генерала Корнилова, ибо они не могли не понять всего ужаса положения. Но вряд ли Чернов и те из министров, кои считали себя ответственными перед Советом Си РД, пошли бы на удовлетворение требований генерала Корнилова, так как существование их было связано прежде всего с уничтожением «декларации прав военнослужащих», которой в Советах и солдатских массах придается такое громадное значение. Таким образом, проведение в жизнь требований генерала Корнилова потребовало бы от правой части Совета Министров разрыва с Советом С и РД.
Положение Временного правительства было действительно трудное, ибо ведь оно только номинально полновластно, в действительности же, до последнего времени, должно было сообразовывать свои действия с гораздо более полновластными, чем оно, — Советами С и РД. Поэтому-то генерал Лукомский думает, что хотя Временное правительство предполагало провести меры, предложенные генералом Корниловым и пойти против Совета С и РД, но предполагать — одно, а решиться это другое... И вот в последний момент чувствовалось, что Временное правительство решилось пожертвовать генералом Корниловым, а не разрывать с Советом С и РД.
Подобное же положение создалось и в частном вопросе с положением о комиссарах и комитетах. Проект положения был выработан в политическом отде-
ЧАСТЫ. ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ КОМИССИЯ: МЕЖДУ ОБЩЕСТВОМ И ВЛАСТЬЮ
253
ле при управляющем военным министерством и 24 августа привезен Савинковым на одобрение генерала Корнилова. Савинков настаивал, чтобы генерал Корнилов сейчас же одобрил проект, дабы его можно было бы беззамедлительно утвердить и опубликовать. При беглом просмотре проекта обнаружились два основания, с которыми ни генерал Корнилов, ни генерал Лукомский никак согласиться не могли: а) право и обязанность соответствующих комитетов давать аттестации начальствующим лицам и б) право соответственных комиссаров отводить (то есть, попросту говоря, увольнять) «младший командный состав до командиров корпусов» включительно. Когда на это было обращено внимание Савинкова, то он согласился с генералом Корниловым, сказал, что это напутано у него в политическом отделе, и предупредил Филоненко, чтобы оба эти пункта были вычеркнуты и не докладывались в заседании с комиссарами и представителями комитетов. Но дальше происходит нечто странное: во-первых, 25 августа на заседании комиссаров и председателей комитетов под председательством Филоненко начальник политического отдела граф Толстой, делая доклад о «положении», полностью говорит и об «аттестациях» и об «отводах», и, во-вторых, в записке, присланной 27 августа Филоненко на одобрение генерала Корнилова, оснований нового «положения» равным образом полностью говорится и об «аттестациях» и об «отводах». Получается впечатление, что опять-таки в угоду принципа «демократизации» армии не хотят считаться с мнением и самолюбием командного состава. Согласия на такое «положение» генерал Корнилов никогда бы не дал, а следовательно, для его проведения в жизнь на основаниях, выработанных в политическом отделе Военного министерства, надо было бы убрать генерала Корнилова.
В своем показании генерал Лукомский подтвердил обстоятельства, изложенные выше в телеграмме генерала Романовского относительно основания вызова в Ставку офицеров для обучения бомбометанию1. Затем он счел долгом заявить, что из числа арестованных генерал-квартирмейстеров генерал Романовский вряд ли знает более его, а полковник Плющевский-Плющик, как ведавший личным составом Генерального штаба и политической жизнью армии, был совершенно в стороне от всего происходившего и, безусловно, ничего не знал.
Как уже упоминалось выше, 27 августа генералом Лукомским было отправлено две телеграммы: за №№ 6406 и 6412. Первая из них на имя министра-председателя следующего содержания: «Все близко стоявшие к военному делу отлично сознавали, что при создавшейся обстановке и при фактическом руководстве и направлении внутренней политики безответственными общественными организациями, а также громадного разлагающего влияния этих организаций на массу армий последнюю воссоздать не удастся, а наоборот, армия, как таковая, должна окончательно развалиться через два-три месяца, и тогда Россия принуждена будет заключить позорный сепаратный мир, последствия которого были бы для России ужасны. Правительство принимало полумеры, которые, ничего не исправляя, лишь затягивали агонию и, спасая революцию, не спасали Россию. Между тем завоевания революции можно было спасти лишь путем спасения России, а для этого прежде всего необходимо создать действительно сильную власть и оздоровить тыл. Генерал Корнилов предъявил ряд требований, проведение коих в жизнь затягивалось. При таких условиях генерал Корнилов,
1 Телеграмму 1-го генерал-квартирмейстера Штаба Верховного главнокомандующего И.П. Романовского начальнику штаба Западного фронта генерал-лейтенанту Н.Н. Духонину от 22 августа 1917 г. см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 11. Л. 53-54. (Опубл.: Революционное движение в России... С. 420; см. также комментарии № 107, 166 — т. 2).
254
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ I
не преследуя никаких личных честолюбивых замыслов и опираясь на ясно выраженное сознание всей здоровой части общества и армии, требовавшее скорейшего создания крепкой власти для спасения Родины, а с ней и завоеваний революции, считал необходимым более решительные меры, кои обеспечивали бы водворение порядка в стране. Приезд Савинкова и Львова, сделавших предложение генералу Корнилову в том же смысле от Вашего имени, лишь заставило1 генерала Корнилова принять окончательное решение, и, идя согласно с Вашим предложением, отдал окончательные распоряжения, отменять которые теперь уже поздно. Ваша следующая телеграмма указывает, что решение, принятое прежде Вами и сообщенное от Вашего имени Савинковым и Львовым, теперь изменилось. Считаю долгом совести, имея в виду лишь пользу Родины, определенно Вам заявить, что теперь остановить начавшееся с Вашего же одобрения дело невозможно, и это поведет лишь к гражданской войне, окончательному разложению армии и позорному сепаратному миру, следствием чего, конечно, не будет закрепление завоеваний революции. Ради спасения России Вам необходимо идти с генералом Корниловым, а не смещать его. Смещение генерала Корнилова поведет за собой ужасы, которых Россия еще не переживала. Я лично не могу принять на себя ответственность за армию хотя бы на короткое время и не считаю возможным принимать должность от генерала Корнилова, ибо за этим последует взрыв в армии, который погубит Россию. Ожидаю срочных указаний. Лукомский»11.
Вторая телеграмма за № 6412 адресована главнокомандующим фронтами и заключает в себе следующее: «После ряда требований генерала Корнилова, на которые последовало со стороны Временного правительства принципиальное согласие, сегодня за подписью «Керенский» без номера последовала телеграмма о том, чтобы генерал Корнилов сдал мне временно должность до приезда нового «главковерха», а сам ехал [в] Петроград. Генерал Корнилов, не признавая возможным при создавшейся обстановке из-за опасения гражданской войны и взрыва в армии сдать должность, решил пока таковую за собой сохранить, а я отказался впредь до полного выяснения обстановки таковую принимать. По приказанию главковерха сообщаю об этом для сведения. Лукомский»111.
Из отметок, имеющихся на обеих приведенных телеграммах, видно, что телеграмма за № 6412 была передана главнокомандующим 27 августа в период времени с 16 час. 55 мин. до 17 час. 27 мин. (главнокомандующему Кавказским фронтом — 28 августа в 0 час. 55 мин.), а телеграмма за № 6406 — 28 августа с Зчас. до 7 час. 30 мин.
Из показаний полковника Плющевского-Плющика™, второго генерал-квартирмейстера, следует, что до 27 августа он ничего не знал, а после 27 августа его деятельность почти прекратилась, так как фронты поддерживали связь со Ставкой лишь по операционным вопросам, он же ведал службой Генерального штаба, личным составом, переводами и назначениями, историческими и военно-научными вопросами, контрразведкой и политической жизнью армии. В част-
I Так в тексте.
II Цитируется телеграмма генерала А.С. Лукомского А.Ф. Керенскому от 27 августа 1917 г. Телеграмму см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 43. Л. 10.
III Цитируется телеграмма генерала А.С. Лукомского главнокомандующим фронтами от 28 августа 1917 г. Телеграмму см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 60. Л. 19.
w Протокол допроса 2-го генерал-квартирмейстера Штаба Верховного главнокомандующего полковника Ю.Н. Плющевского-Плющика от 2—4 сентября 1917 г. см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 11. Л. 55-66. (См. документ №77 —т. 2).
ЧАСТЬ I. ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ КОМИССИЯ: МЕЖДУ ОБЩЕСТВОМ И ВЛАСТЬЮ
255
ности, о разговорах А.Ф. Керенского, Савинкова и Львова с генералом Корниловым он узнал только после 27 августа из приказов и воззваний. Такая его неосведомленность объясняется, главным образом, тем, что он не пользовался доверием генерала Корнилова и лиц, непосредственно его окружавших. Ему, полковнику Плющевскому-Плющику, со слов генерала Лукомского известно, что уже два раза поднимался вопрос об его отчислении от Штаба, и отчисление не состоялось только благодаря поддержке генерала Лукомского, знавшего и уважавшего его. Затем эта неосведомленность объясняется еще и тем, что он, полковник Плющевский-Плющик, к политике никогда не стремился и получил полное отвращение к ней еще с первых дней революции, когда в силу особых обстоятельств ему пришлось быть товарищем председателя в Офицерско-солдатском союзе. Повинность эту он нес 5 недель и довел себя до ночных кошмаров. Наконец, в Ставке он все свободное время проводил дома, почти не соприкасаясь с офицерством, кроме двух-трех человек, бывавших у него, и, таким образом, и не мог быть в курсе политических событий. Ни в каком заговоре он, полковник Плющевский-Плющик, не был и мало в него верит. Он ведал «политической жизнью» армии, то есть организацией ее на новых началах— с комитетами и комиссарами. Через это производство проходили как отдельные донесения о всяких эксцессах, так еженедельные сводки о том, что делается в армии. Весь этот Материал давал ужасающую картину развала. Причины гибели армии заключались: 1) в полном отсутствии дисциплины; 2) в полном отсутствии власти и падении всяких авторитетов, не исключая и рели-гаи, и 3) в политике и преступной агитации. Имевшийся материал дал толчок тому, что 23 июля ко времени приезда генерала Корнилова полковник Плющевский-Плющик подал доклад наштаверху о мероприятиях, необходимых для оздоровления армии. Этот доклад, впоследствии исправленный и дополненный, был отвезен генералом Корниловым 3 августа в Петроград.
10 августа полковник Плющевский-Плющик в Петрограде ознакомился и с Савинковским докладом. Последний по внешности очень похож на первый, но в то время как в первом все усилия были направлены к поднятию власти начальника, во втором старались поднять авторитет комиссаров. Местами прямо в фразах первого проекта вместо слов «начальник» ставилось слово «комиссар». По этому поводу Филоненко много и взволнованно доказывал, что это только первый шаг и что дальше обе стороны пойдут вместе. Все усилия и Савинкова, и Филоненко были направлены к тому, чтобы генерал Корнилов подписал проект. В конце концов генерал Корнилов это и сделал, хотя и не очень охотно. Но кроме того, в савинковском проекте были затронуты вопросы и совершенно не входившие в компетенцию главковерха, как, например, подробности устройства жизни заводов и железных дорог на началах милитаризации.
Полковник Плющевский-Плющик присутствовал при обсуждении савинков-ского проекта 10 августа министрами. По существу проекта возражали все министры, и главным образом против его «невоенной части», которая подверглась жестокой критике. Что же касается мероприятий, намеченных для армии, то полковник Плющевский-Плющик вынес впечатление, что почва вполне благоприятна не только для проведения проекта савинковского, но и штабного.
12 августа полковник Плющевский-Плющик исполнял приказание генерала Корнилова об отправлении министру-председателю телеграммы, написанной рукой генерала Корнилова, в которой он ходатайствует о неувольнении в отставку Филоненко ввиду его высокополезной деятельности.
24 августа на Совещании комиссаров и представителей комитетов читался савинковский доклад216, причем выяснилось, что зачеркнутые места графом
256
ДЕПО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ I
Толстым, по-видимому, были прочитаны. 25 августа выступал генерал Корнилов. Его речь на офицеров произвела очень сильное впечатление, особенно своей решительностью и твердостью. Охарактеризовав положение России, он заявил, что не время теперь спорам и раздорам, что рассматриваемый проект ведет не к оздоровлению армии, а к окончательному ее разложению и что он, как Верховный главнокомандующий, с ним не согласен.
Спрошенный по делу 1-ый генерал-квартирмейстер генерал Романовский объяснил следующее'. Вступление генерала Корнилова в должность главнокомандующего Юго-Западным фронтом ознаменовалось рядом решительных мер, до расстрела беглецов и мародеров включительно. Известна также его телеграмма с требованием от Временного правительства решительных мер до расстрела беглецов и мародеров включительно. По назначении генерала Корнилова отступление на Юго-Западном фронте хотя и не прекратилось немедленно, но всеми почувствовалась сильная рука, порядок стал восстанавливаться217, а требования генерала Корнилова, по крайней мере в кардинальном вопросе о введении смертной казни, со стороны Временного правительства были удовлетворены.
В то же время на Западном фронте происходили события, весьма печально рисовавшие полный развал армии. Так, в 10-й армии в районе Молодечно скопилось до пяти дивизий, не жалавших подчиняться приказаниям начальства. Сил для быстрого восстановления порядка тут не было. Отсюда явилась мысль о необходимости сосредоточить крупную конную часть в резерве Верховного главнокомандующего где-либо в районе Западного фронта. Мысль эту предположено было осуществить выводом с Румынского фронта наиболее богатого кавалерией 3-го конного корпуса, стоявшего частью в резерве помощника главнокомандующего Румынским фронтом, частью — на охране железных дорог этого фронта. Вывод этот можно было произвести безболезненно для фронта, и 3-й конный корпус начал перевозиться на Западный фронт, но не прекращающееся отступление армии Юго-Западного фронта заставило свернуть корпус и расположить его в районе Проскурова. Мысль эта, однако, оставлена не была, и генерал Брусилов решил в район Могилева перевезти Кавказскую кавалерийскую дивизию, стоявшую на отдыхе в Тифлисской и Елисаветпольской губерниях, но затем, кажется, ввиду указания военного министра на неудобство сосредоточивать части в район Могилева, дивизия была направлена в район Минска. 16 июля в Ставке на Совещании была представлена особенно ярко генералом Деникиным картина полного развала армии и был потребован ряд мероприятий, проведение которых в жизнь являлось неотложным". А.Ф. Керенский, по-видимому, поверил нарисованной картине, в его заключительном слове как будто чувствовалось желание пойти навстречу предъявленным требованиям, тон его речи был извиняющийся, те акты, которые разваливали армию, он относил на счет своего предшественника А. И. Гучкова и на комиссию генерала Поливанова. Генералу Деникину, говорившему очень резко, он пожал руку и благодарил за откровенное и правдивое слово. Хотя некоторые из мероприятий он находил невозможным провести в данный момент, тем не менее получалось впечатление, что
I Показание 1-го квартирмейстера при Штабе Верховного главнокомандующего генерала И.П. Романовского от 2-4 сентября 1917 г. см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 14. Л. 77—90. (См. документ № 54 — т. 2).
II Выступление генерала А.И. Деникина на совещании в Ставке 16 июля 1917 г. далее излагается в докладе. Протокол совещания см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 39. Л. 1—32 об. (Опубл.: Красная летопись. 1923. № 6. С. 151—188). Выступление Деникина на совещании см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 39. Л. 3-10. Опубл.: Красная летопись. 1923. № 6. С. 153-160.
ЧАСТЬ I, ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ КОМИССИЯ: МЕЖДУ ОБЩЕСТВОМ И ВЛАСТЬЮ
257
со стороны военного министра будет все сделано, чтобы помочь армии1. Дальнейшие его шаги, выразившиеся в замене на посту Верховного главнокомандующего генерала Брусилова более решительным генералом Корниловым, укрепляли в этой мысли, равно как и назначение Б.В. Савинкова на пост управляющего Военным министерством подтверждало как будто взятый решительный курс. 3 августа генерал Романовский ездил в Петроград с генералом Корниловым. Пробыли они в Петрограде с 11 Уг час. до 2 час. ночи, и значительная часть этого времени, часа 3-4, были проведены генералом Корниловым в разговоре с Савинковым с глазу на глаз.
Впечатление от поездки получалось, что генерал Корнилов действует в полном согласии с Савинковым. Был генерал Романовский в тот же день и на заседании Временного правительства. От заседания Временного правительства у него осталось впечатление довольно тяжелое, чувствовалось глубокое раздвоение и отсутствие каких-либо высоких стимулов, способных спаять это разнородное и кратковременное сообщество, не имевшее ни реальной силы, ни морального авторитета. Хотелось верить, что достаточной силой является сам Керенский, но от соприкасавшихся с ним приходилось слышать, что он устал, измотался и повести за собой весь кабинет, видимо, не мог. На обратном пути из Петрограда генерал Корнилов говорил, что Керенский задал ему вопрос, не пора ли ему, Керенскому, уйти с поста министра-председателя, на что генерал Корнилов ответил отрицательно. Начиная с конца июля стратегическая обстановка складывалась таким образом, что наступление противника на Румынском и Юго-Западном фронтах приостановилось, а дальнейшее наступление следовало11 ожидать на Северном фронте. Крайне неудовлетворительное состояние войск 12-ой армии и Балтийского флота, наличие Петрограда и Кронштадта в сравнительно близком тылу, серьезные осложнения в Финляндии, — все это не давало уверенности в том, что немцы в случае удара не получат крупного и дешевого успеха, который побудит их развивать операцию вплоть до Петрограда. Положение осложнялось получавшимися сведениями о росте большевистского движения и возможности нового с их стороны выступления для захвата власти хотя бы на короткое время с тем, чтобы по радиотелеграфу объявить мир или перемирие. Ввиду всех этих данных Верховный главнокомандующий приказал в начале августа начать сосредоточение кавалерии в районе Невель, Ново-Сокольники, Великие Луки. Этот район давал возможность подать части как на любой из участков Северного фронта, так и на правый фланг Западного фронта, на побережье, в Финляндию, а в случае надобности и в Петроград. Позднее, с целью более быстрой посадки и перевозки дивизии были рассредоточены между Псковом, Дном и Великими Луками.
В первую голову в начале августа началась перевозка Кавказской туземной дивизии, а затем 1-ой Донской и Уссурийской конной дивизии. (К делу приобщены телеграммы, определяющие передвижения упомянутых частей111). Настро-
I Выступление А.Ф. Керенского на совещании в Ставке 16 июля 1917 г. см.: Красная летопись. № 6, 1923. С. 175-180.
II Слово «следовало» впечатано над строкой.
III Примечание документа. Имеются в виду телеграммы генералов А.С. Лукомского и И.П. Романовского. Телеграммы А.С. Лукомского от 25 августа 1917 г. см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 46. Л. 60 (опубл.: Революционное движение в России... С. 437); от 26 августа см.: Там же. Л. 61, 63 (опубл.: Указ. соч. С. 439). Телеграммы И.П. Романовского от 25 августа см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 46. Л. 59 (опубл.: Указ соч. С. 437); от 26 августа см.: Там же. Л. 64 (опубл.: Указ. соч. С. 440); от 27 августа см.: Там же. Л. 65.
258
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ I
ение всех этих частей, по заявлению начальствующих лиц, было очень хорошее, и в случае выступления против правительства большевиков можно было вполне положиться на эти части, в случае же возникновения конфликта у правительства с Советами, по заявлению генерала Крымова, рассчитывать на то, чтобы части пошли против Советов, нельзя было. Излагая обстоятельства посещения 24 августа Б.В. Савинковым Ставки в общем согласно с показанием генерала Корнилова, генерал Романовский приводит и следующие детали. При обсуждении вопроса о выделении Петрограда из территории, намечавшейся Особой армии, генерал Романовский указал на необходимость очистки Петрограда и Кронштадта в политическом отношении, что непременным условием ставит Морской штаб и командующий Балтийским флотом, на что генералу Романовскому возразили, что это будет произведено Временным правительством, которое объявит Петроград на военном положении, как только подтянет 3-й конный корпус к Петрограду. Когда Савинков указал на желательность по психологическим мотивам, чтобы в подавлении беспорядков кроме казаков участвовала также и регулярная конница, то ему на это ответили, что в Уссурийской дивизии имеется Приморский драгунский полк и что можно воспользоваться частями передвигающейся из Финляндии к Рижскому побережью 14-ой кавалерийской дивизии и, наконец, что можно подтянуть полк или два 2-ой кавалерийской дивизии, которая в то время перебрасывалась с Западного фронта на Северный. Решено было 2-ой уланский Курляндский полк передвинуть в район Царского села. Относительно вызова офицеров для обучения бомбометанию генерал Романовский подтвердил обстоятельства, изложенные в приведенной выше телеграмме его от 21 августа. Организаций каких-либо, которые вместе с генералом Корниловым стремились бы к ниспровержению существующего правительства, генерал Романовский не знает и думает, что их и не было, так как иначе они как-нибудь проявились бы и, во всяком случае, дело военного мятежа против Временного правительства оказалось бы более организованным, в данном случае генерал Романовский лично следов какой-либо организации не видел. Для него несомненно, что армия погибла, и как человеку, любящему армию, отдавшему всю жизнь ей, ему нестерпимо примириться с мыслью, что армии нет, что немцы нас добьют и вправе плевать нам в лицо и говорить, что славянский навоз годен только для удобрения немецкой культуры. Самолюбие русского и самолюбие военного направляло его по пути, который мог бы привести к спасению России, к спасению армии, без которой не может жить Россия. Единственным путем представляется путь сильной власти, причем какая эта будет власть, для генерала Романовского в сущности безразлично, лишь бы она была сильная, разумная и честная, то есть русская, а не немецкая. Было также несомненно, что эта власть не может не быть в полном согласовании с Верховным главнокомандующим.
В армии авторитетов не осталось, можно было безвозбранно поносить кого угодно, вплоть до Верховного главнокомандующего и военного министра, армия же без головы, конечно, уже не армия, а страшная для своей страны и для своего народа банда. Поэтому генералу Романовскому казалось, что стремление создать сильную власть должно быть и у каждого члена правительства, поскольку он не является человеком, лишенным честности и узко партийным.
Таким образом, для генерала Романовского была совершенно естественна мысль о стремлении правительства так или иначе опереться на генерала Корнилова, что и поддерживалось различными слухами и подтверждалось фактами. На Московском совещании выяснилось расхождение двух течений общественной русской жизни. Одно течение стремилось спасать Россию, а вместе с тем и
ЧАСТЬ I. ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ КОМИССИЯ: МЕЖДУ ОБЩЕСТВОМ И ВЛАСТЬЮ
259
завоевания революции; другое стремилось спасать только революцию. Генерал Корнилов оказался одним из ярких представителей первого течения, и у генерала Романовского и мысли не могло возникнуть, чтобы не примкнуть к этому течению. 27 августа, когда была получена телеграмма о смещении генерала Корнилова, для генерала Романовского стало ясно, что то течение, представителем которого являлся генерал Корнилов, потерпело крушение, в успехе генерала Корнилова с этого момета никаких самообольщений не было, оставалось только применить силы к тому, чтобы предотвратить возможность гражданской войны и затем разделить участь генерала Корнилова и генерала Лукомского. В том, что ни 3-ий конный корпус и никакая другая часть не выступит против Временного правительства, у генерала Романовского никаких сомнений не было, и оставалась лишь надежда, хотя и очень слабая, на то, что общественное мнение воздействует на правительство, убедит его, что здесь вопрос не в мятеже против правительства, а гораздо более глубокий, что мятеж этот будет скоро подавлен, но глубокая рана останется во всем русском организме, и что лучше избежать раздирать эту рану.
Как видно из протокола совещания, происшедшего в Ставке 16 июля, речь генерала Деникина, в качестве главнокомандующего Западным фронтом, заключалась в следующем. Генерал Деникин, вступив в командование фронтом, застал войска его совершенно развалившимися. Когда пришла пора исполнять свой долг, когда был дан приказ о занятии исходного положения для наступления, до десяти дивизий не становились в исходное положение. Потребовалась огромная работа начальников всех степеней, комитетов, агитаторов, потребовались бесконечные просьбы, уговоры, убеждения...
В полках по 8-10 самогонных спиртных заводов; пьянство, картеж, буйство, грабежи, иногда убийства... Все, что было возможно в отношении нравственного воздействия, было сделано. Приезжал Верховный главнокомандующий генерал Брусилов; и после своих бесед с комитетами и выборными двух корпусов вынес впечатление, что «солдаты хороши, а начальники испугались и растерялись»... Это неправда. Начальники в невероятно тяжелой обстановке сделали все, что могли. Но г. Верховный главнокомандующий не знает, что митинг 1-го Сиб[ирского] корпуса, где его речь принималась наиболее восторженно, после его отъезда продолжался... Выступали новые ораторы, призывавшие не слушать «старого буржуя» и осыпавшие его площадной бранью. Их призывы также встречались громом аплодисментов...
Военного министра (АФ. Керенского), объезжавшего части и вдохновенным словом подымавшего их на подвиг, восторженно приветствовали в 28-ой дивизии. А по возвращении его встретила делегация одного из полков, заявившая, что этот и другой полк через полчаса после отъезда министра-председ[ателя] вынесли постановление — не наступать. В числе факторов, которые должны были морально поднять войска, но фактически послужили к их вящему разложению, были комиссары и комитеты. Быть может, среди комиссаров и есть такие черные лебеди, которые, не вмешиваясь в свое дело, приносят известную пользу. Но самый институт, внося двоевластие, трения, непрошенное и преступное вмешательство, не может не разлагать армии. Генерал Деникин так характеризует комиссаров Западного фронта. Один, быть может, хороший и честный человек, но утопист, совершенно не знающий не только военной жизни, но и жизни вообще. О своей власти необычайно высокого мнения. Другой — с таким же знанием военной жизни — социал-демократ, стоящий на грани меньшевизма и большевизма, тот развал, которой был внесен в армию декларацией, счел недостаточным и требовал дальнейшей демократизации, отвода и аттестации
260
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ I
начальников, отмены второй половины §14, предоставлявшей начальникам право применять оружие против трусов и негодяев, требовал свободы слова не только во внеслужебное время, но и на службе... Третий — нерусский — по-видимому, с презрением относящийся к русскому солдату, подходил к полку обыкновенно с таким градом отборных ругательств, к каким никогда не прибегали начальники при царском режиме. И странно: сознательные и свободные революционные воины принимают это обращение как должное, слушают и исполняют. Комиссар этот, по заявлению начальников, приносит несомненную пользу. Другое разрушающее начало — комитеты. Генерал Деникин не отрицает прекрасной работы многих комитетов, всеми силами исполняющих свой долг, но утверждает, что принесенная ими польза ни в малейшей степени не окупит того огромного вреда, который внесло в управление армией многовластие, многоголовие, столкновения, вмешательство, дискредитирование власти, и иллюстрирует свою мысль рядом примеров. Далее генерал Деникин говорит о «нравственной подготовке наступления», когда выносились постановления то наступать, то не наступать или даже «выразить недоверие Временному правительству и считать наступление изменой революции»; когда перед самым началом боевой операции должны были уйти со своих постов в общем 60 начальников, от командира корпуса до командира полка. Учесть все то зло, которое внесено было комитетами, трудно. В них нет своей твердой дисциплины. Вынесенное отрадное постановление большинством голосов — это мало. Проводят его в жизнь отдельные члены комитета. И большевики, прикрываясь положением члена комитета, не раз безвозбранно сеяли семена смуты и бунта. В результате — многоголовие и многовластие: вместо укрепления власти — ее дискредитирование. И боевой начальник, опекаемый, контролируемый, возводимый, свергаемый и дискредитируемый со всех сторон, должен был властно и мужественно вести в бой войска... Дальше генерал Деникин описывает предпринятое наступление по донесениям начальников, сообщающих о трусости и недисциплинированности некоторых частей, доходивших до паники, до огромного размера самовольной утечки солдат и т.д. Генерал Деникин констатирует, что никогда еще ему не приходилось драться при таком перевесе в числе штыков и материальных средств. Никогда еще обстановка не сулила таких блестящих перспектив. На 19-верстном фронте у него было 184 батальона против 29 вражеских; 900 орудий против 300 немецких; 138 батальонов было введено в бой против перволинейных 17 немецких. И все пошло прахом. Генерал Деникин говорит: «У нас нет армии, и необходимо во что бы то ни стало создать ее. Новые законы правительства, выводящие армию на надлежащий путь, еще не проникли в толщу ее, и трудно сказать поэтому, какое они произвели впечатление. Ясно, что одни репрессии не в силах вывести армию из того тупика, в который она попала». Когда повторяют на каждом шагу, что причиной развала армии послужили большевики, он, генерал Деникин, протестует. Армию развалили другие, а большевики лишь поганые черви, которые завелись в гнойниках армейского организма. Развалило армию военное законодательство последних четырех месяцев. Развалили лица, по обидной иронии судьбы высоко честные и идейные, но совершенно не понимающие жизни, быта армии, не знающие исторических законов ее существования. Вскоре после своего нового назначения военный министр (А.Ф. Керенский) сказал генералу Деникину: «Революционизирование страны и армии окончено. Теперь должна идти лишь созидательная работа...» На это генерал Деникин позволил себе доложить: «Окончено, но несколько поздно». Объявлена декларация прав военнослужащих. Все до одного военные начальники заявили, что в ней гибель армии. Генерал Алексеев телеграфировал, что декларация — последний гвоздь,
ЧАСТЫ. ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ КОМИССИЯ: МЕЖДУ ОБЩЕСТВОМ И ВЛАСТЬЮ
261
вбиваемый в гроб, уготованный для Русской армии. Генерал Брусилов заявлял, что можно еще спасти армию и даже двинуть ее в наступление, но лишь при условии не издавать декларации. «Но нас никто не слушал». И вот хлынула в армию политика. Хлынула волна разбойничьей (большевистской) и пораженческой литературы. Правосудие вконец было изъято из армии, ибо деятельность военных судов ввиду предстоящей демократизации их, по предложению Главного военно-судного управления, без уведомления даже Ставки, была приостановлена, за исключением дел исключительной важности, а дисциплинарные суды частью не действовали, а частью бойкотировались. В результате целого ряда законодательных мер упразднена власть и дисциплина, оплеван офицерский состав, которому ясно выражено недоверие и неуважение. В одной из своих речей на Северном фронте военный министр (А.Ф. Керенский) обмолвился знаменательной фразой: «Я могу в 24 часа разогнать весь высший командный состав армии, армия мне ничего не скажет». Но все можно простить, все можно перенести, если бы это нужно было для победы. Генерал Деникин приводит одну параллель. К нему на фронт, в 703-ий полк, приехал Соколов с другими петроградскими делегатами. Приехал с благородной целью бороться с тьмой невежества и моральным разложением, особенно проявившимся в этом полку. Его нещадно избили. «Мы все отнеслись с негодованием к дикой толпе негодяев. Все всполошилось. Всякого ранга комитеты вынесли ряд осуждающих постановлений. Военный министр в грозных речах, в приказах осудил позорное поведение. Сурамцев послал сочувственную телеграмму Соколову. Другая картина... Я помню хорошо январь 1915 года под Лутовиско. В жестокий мороз, по пояс в снегу однорукий бесстрашный герой полковник Носков рядом со стрелками под жарким огнем вел свой полк в атаку на отвесные неприступные скаты высоты 804... Тогда смерть пощадила его. И вот теперь пришли две роты, вызвали генерала Носкова, окружили его, убили и ушли. Я спрашиваю господина военного министра: обрушился ли он всей силой пламенного красноречия, обрушился ли он всей силой гнева и тяжестью власти на негодных убийц, послал ли он сочувственную телеграмму несчастной семье павшего героя?..» Переходя к офицерскому составу, генерал Деникин заявил, что ему страшно тяжело говорить об этом кошмарном вопросе. «В самые мрачные времена царского самодержавия опричники и жандармы не подвергали таким нравственным пыткам, такому издевательству тех, кто считался преступниками, как теперь офицеры, гибнущие за Родину, подвергаются со стороны темной массы, руководимой отбросами революции. Их оскорбляют на каждом шагу. Их бьют, да, да, бьют. Но они не придут к Вам с жалобой. Им стыдно, смертельно стыдно. И одиноко в углу землянки не один из них в слезах переживает горе...» Не удивительно, что многие офицеры единственным выходом из своего положения считают смерть в бою... Затем генерал Деникин указывает те героические меры, которые необходимы, чтобы вывести армию на истинный путь. Меры эти следующие: 1) сознание своей ошибки и вины Временным правительством, не понявшим и не оценившим благородного и искреннего порыва офицеров, радостно принявшего весть о перевороте и отдающего несчетное число жизней за Родину; 2) Петрограду, совершенно чуждому армии, не знающему ее быта, жизни и исторических основ ее существования, прекратить всякое военное законодательство. Полная мочь1 Верховному главнокомандующему, ответственному лишь перед Временным правительством; 3) изъять политику из армии; 4) отменить декларацию в основной ее части. Упразднить комиссаров и комите-
1 Так в тексте.
262
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА, ТОМ I
ты, постепенно изменяя функции последних; 5) вернуть власть начальникам; восстановить дисциплину и внешние формы порядка и приличия; 6) делать назначения на высшие должности не только по признакам молодости и решимости, но вместе с тем и боевому и служебному опыту; 7) создать в резерве начальников отборные, законопослушные части трех родов оружия, как опору против военного бунта и ужасов предстоящей демобилизации и 8) ввести военно-революционные суды и смертную казнь для тыла, войск и гражданских лиц, совершающих тождественные преступления. «И эти меры могут дать, хотя далеко не скоро, благотворные результаты. Но они необходимы, ибо судьба страны зависит от ее армии».
Закончил свою речь генерал Деникин обращением к Временному правительству в лице присутствующих министров: «Ведите русскую жизнь к правде и свету под красным знаменем свободы. Но дайте и нам реальную возможность за эту свободу вести в бой войска под старыми нашими боевыми знаменами, с которых — не бойтесь — стерты имена самодержцев, стерты прочно и в серцах наших. Их нет больше. Но есть Родина. Есть море пролитой крови. Есть слава былых побед. Но Вы — Вы втоптали наши боевые знамена в грязь. Теперь пришло время: поднимите их и преклонитесь перед ними». В протоколе Совещания отмечено: «В сильном волнении генерал Деникин просит председателя разрешить выйти на некоторое время. Министр-председатель жмет руку генералу Деникину и благодарит генерала за откровенно и правдиво выраженное мнение».
Присутствовавший на том же заседании комиссар Юго-Западного фронта Б.В. Савинков заявил1, что он почти целиком присоединяется к мнению господина главнокомандующего Юго-Западным фронтом». Он присоединился бы совсем, если бы не вопрос о дисциплинарной власти. Возражая другим ораторам, Б.В. Савинков сказал между прочим: «Если бы я смотрел на положение наших дел, как господин главнокомандующий Западным фронтом, то я должен был бы сказать, что война наша проиграна. Но я с этим согласиться не могу, я говорю, что мы должны кончить войну без позора. Рядом разумных и настойчивых мер мы приведем нашу революционную армию в такое состояние, что она не будет хуже армии старой. Главная причина — это падение дисциплины. Эта причина слагается из трех данных. 1) Наше военное законодательство не всегда было удачно. Приказ № 1 — есть преступление, от него и пошла вся разруха; 2) преступная пропаганда, революционный карьеризм, когда некоторые, потакая солдатам, делали себе карьеру. Армия была наводнена большевистской литературой. Главную опасность представляли, конечно, не эти большевистские издания, но издания с печатью высокого авторитета. В армию присылались в подарок от высокоавторитетных учреждений газеты и литература большевистского направления; и 3) третья причина — это недоверие солдат к командному составу, ко всем, кто носит погоны». По выслушании11 заявлений присутствовавших на Совещании А.Ф. Керенский сказал в кратких чертах следующее: «Многое, что говорилось, я не могу принять на свой счет. Ведь декларацию писал не я, а комиссия генерала Поливанова. При объявлении декларации пришлось выдержать целый поход слева ввиду того, что декларация казалась недостаточной. Я декларацию не защищаю, и если бы я был министром во время того, как она вырабатывалась, декларация выпущена не была бы. Относительно вмешательств комитетов скажу, что я ни одного назначения по поста-
I Выступление управляющего Военным и морским минстерством Б.В. Савинкова на совещании в Ставке 16 июля 1917 г. см.: Красная летопись. № 6. 1923. С. 32—34.
II Так в тексте.
ЧАСТЬ I. ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ КОМИССИЯ: МЕЖДУ ОБЩЕСТВОМ И ВЛАСТЬЮ
263
новлениям комитетов не утверждал, а всегда направлял поступающие просьбы соответственному начальству. Что касается комиссаров, то надо заметить, что наиболее неудачные комиссары и комитеты оказались на Западном фронте у генерала Деникина. Я не назначал комиссаров, пока Юго-Западный фронт не попросил у меня оказать поддержку. Когда начали просить другие фронты, то у меня второго Савинкова не было, и я послал того, который был' под рукой. Ставя выше всего интересы Родины и революции, я не мог поступить иначе, чем я поступал. Если принять максимальную программу генерала Деникина, то надо ожидать громадных беспорядков. Я лично ничего не имею против того, чтобы сложить с себя должность военного и морского министра, отозвать комиссаров, закрыть комитеты. Но я убежден, что завтра же начнется в России полная анархия и резня начальствующих лиц. Такие резкие переходы не могут иметь места. Я думаю, что и генерал Деникин не будет настаивать на немедленном их проведении в жизнь. Все, что является требованием для укрепления дисциплины, — все должно быть введено, но так, чтобы не были затронуты основные завоевания революции, чтобы в народе не было сознание, что мы возвращаемся к дофевральскому режиму. Но я в Вашем распоряжении. Употребляйте меня как аппарат с большой властью»11.
Спрошенный по делу А.Ф. Аладьин показал1", что с генералом Корниловым он познакомился 3 августа в Петрограде, представившись ему с целью передать привет от командира штаба британских армий русским товарищам по оружию. Разговор продолжался около четверти часа. Затем А.Ф. Аладьин следующий визит сделал генералу Корнилову в Москве на вокзале во время Московского совещания. Во время визита разговор шел исключительно о Совещании. В конце разговора генерал Корнилов пригласил А.Ф. Аладьина в Ставку. А.Ф. Аладьин об этом приглашении сказал находившемуся в поезде Филоненко, и от того равным образом получил пригласительное письмо. Выехал в Ставку А.Ф. Аладьин 17 августа. 18 августа отобедал у генерала Корнилова и получил у него приглашение остаться на более продолжительное время, познакомиться с состоянием русских армий. 19 августа А.Ф. Аладьин выехал в Москву, чтобы начать там подготовку поездки на Волгу, захватить необходимые вещи из багажа и вернуться в Ставку. 21 августа через Добрынского™ в Москве А.Ф. Аладьин познакомился со Львовым. В.Н. Львов сказал ему, что он близкий личный друг А.Ф. Керенского, что его намерение тотчас поехать в Петрорад и попробовать убедить А.Ф. Керенского изменить состав кабинета в направлении образования коалиционного кабинета.
А.Ф. Аладьин заметил, что подобная реформа желательна, пожелал Львову успеха и удалился. 23 августа А.Ф. Аладьин узнал от того же Львова о миссии, возложенной на последнего Керенским. Не находя ничего нежелательного в предложении Львова, А.Ф. Аладьин дал ему письмо к B.C. Завойко с перечислением пунктов полномочий В.Н. Львова и предложением рассмотреть эти полномочия и доложить о них, если они окажутся серьезными. В.Н. Львов выехал в Ставку 23 августа, а А.Ф. Аладьин прибыл туда 25 и в Ставке В.Н. Львова уже не застал.
I Слово «был» впечатано над строкой.
II Заключительное выступление А.Ф. Керенского на совещании в Ставке генералитета и ряда министров Временного правительства 16 июля 1917 г. см.: Красная летопись. № 6. 1923. С. 41-43.
ш  Показание А.Ф. Аладьина от 2-4 сентября 1917 г. см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 14. Л. 91-112 об. (См. документ №2 —т. 2). 17 В тексте ошибочно: «Добрынского».
264
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ I
Почему В.Н. Львов обратился с сообщением о своей миссии к А.Ф. Аладь-ину, последний точно сказать не может, но думает, что Львов мог иметь в виду, во-первых, то обстоятельство, что на Московском совещании, на котором АФ. Аладьин присутствовал в качестве члена 1-ой Государственной Думы, он, АФ. Аладьин, был принят вполне удовлетворительно как бывшими товарищами по общественной деятельности, так и новыми; во-вторых, газетный мир знал его, и, в-третьих, его посещение Верховного главнокомандующего во время приезда в Москву было в газетах отмечено. Он же, АФ. Аладьин, пошел повидаться со Львовым потому, что не мог отнестись к нему как к первому встречному, для этого было достаточно того, что в прошлом В.Н. Львов — обер-прокурор Святейшего Синода. К списку министерства В.Н. Львова и к его личному желанию в связи с этим списком АФ. Аладьин отнесся абсолютно без какого бы то ни было серьезного внимания, зная, что министерские посты не получаются только потому, что их хочется получить. 26 августа АФ. Аладьин виделся с Филоненко сначала у него на квартире, а потом у Верховного главнокомандующего. Вполне естественно, что под впечатлением возможности скорого начала переговоров АФ. Керенского со Ставкой о переустройстве кабинета разговоры шли на тему о коалиционном правительстве. Как политический деятель со сравнительно широким опытом А.Ф. Аладьин относился к разговорам просто как к материалу для минуты, когда стороны встретятся и начнутся уже не разговоры, а переговоры. 27 августа конфликт разразился, когда было впечатление, что соглашение достигнуто. При разговорах о возможном министерском составе его, АФ. Аладьина, имя упоминалось в связи с Министерством иностранных дел, но он категорически указывал, что такого места не желал бы, а предпочел бы работать, если бы обстоятельства того потребовали, в связи с гражданской деятельностью Ставки. О содержании предшествующих разговоров Ставки с военным министром он ничего тогда еще не знал. О корпусе генерала Крымова А.Ф. Аладьин улышал впервые, когда была получена телеграмма об отставке Верховного главнокомандующего, то есть когда между Ставкой и корпусом Крымова не было никакой реальной связи, и, насколько ему известно, связь эта так и не была восстановлена до приезда генерала Алексеева. 27 августа перед А.Ф. Аладьиным встала дилемма: уехать из Ставки или не уехать. Его никто не удерживал, и он мог уехать свободно. Он решил остаться потому, что, будучи бессилен предотвратить конфликт, он, оставаясь в Ставке, мог помочь свести конфликт до минимума интенсивности и остроты.
АФ. Керенский, будучи спрошен о мотивах назначений генерала Корнилова, показал1, что главнокомандующим Юго-Западным фронтом генерал Корнилов был назначен после неудачи генерала Гутора, собственно, потому, что кроме него никого не было.
Нужен был решительный человек, обладающий умением известным образом сорганизовать, проявить, во всяком случае, независимость решения. Как генерал Брусилов, так и все командующие до него, а в том числе и генерал Алексеев, отнеслись очень отрицательно к этому назначению, и для его осуществления АФ. Керенскому пришлось оказать всевозможное давление. Совещание 16 июля было созвано по собственной инициативе АФ. Керенского, чтобы выслушать всех авторитетов. Как раз генерала Корнилова не было. Ему была послана такая телеграмма, по которой видно было, что его и не хотят приглашать. Там было
1 Здесь имеется в виду стенограмма допроса А.Ф. Керенского от 8 октября 1917 г. Стенограмму см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 2. Л. 16, 2-75. (Опубл.: Керенский А.Ф. Дело Корнилова. М., 1918). (См. документ №28—т.2).
ЧАСТЬ I. ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ КОМИССИЯ: МЕЖДУ ОБЩЕСТВОМ И ВЛАСТЬЮ
265
сказано так, что ввиду трудной обстановки Юго-Западного фронта вы, конечно, не можете приехать. Впечатление от Совещания получилось совершенно удручающее, и среди мнений присутствовавших некоторым просветом была телеграмма, сообщенная генералом Корниловым. По его мнению, переживаемые несчастья заключаются не только в деморализации солдатской массы, но и в коренных недостатках командования, и что поэтому необходимы одновременно с мерами репрессий и самые решительные меры к оздоровлению, обмоло-жению1 офицерского командного состава. Это Совещание 16 июля, несомненно, сыграло известную роль в назначении Корнилова. А.Ф. Керенский послал генералу Корнилову телеграмму, где поздравляет его с назначением, «говорил, что надеюсь, что с его командованием... Одним словом, как всегда... В ответ на это я получил сразу с места в карьер первый ультиматум»11 в связи с историей о назначении генерала Черемисова. А.Ф. Керенский тогда же во Временном правительстве говорил, что нужно немедленно уволить Корнилова: «Раз хотим восстановить дисциплину в армии, то нужно показать пример на Верховном командовании. Этот номер не прошел, а он понял как ясное доказательство бессилия Временного правительства, и поэтому с тех пор еженедельно я получал какой-нибудь ультиматум».
Спрошенный по тому же поводу Филоненко показал111, что по окончании Совещания 16 июля в Ставке он и Б.В. Савинков были приглашены в поезд министра-председателя и вместе с ним выехали в Петроград. По пути они несколько раз докладывали министру-председателю о необходимости образования сильной власти, и, в частности, обсуждался вопрос о малом военном кабинете в составе Временного правительства для непосредственного управления всем, что имеет касательство к войне. За эту мысль, находившую полное сочувствие А.Ф. Керенского, высказывался М.И. Терещенко, одновременно проектировавший переезд правительства в Москву и высказывавший предположение, что малому кабинету придется, может быть, иметь местонахождение в Могилеве. В связи с этим А.Ф. Керенский пришел к выводу о желательности замены на посту главковерха генерала Брусилова генералом Корниловым.
Оценивая изложенные выше с исчерпывающей полнотой данные, могущие иметь значение для разрешения вопроса о наличии заговора, направленного против Временного правительства, заговора лиц, концентрировавшихся вокруг генерала Корнилова и проявившегося 26 августа, Чрезвычайная комиссия констатирует, что единственным свидетелем, приводящим прямые доказательства наличия заговора, является В.Н. Львов. Во втором и третьем своих показаниях™ он, со слов И.А. Добрынского, есаула Родионова и B.C. Завойко, свидетельствует о том, что 18—20 августа в Ставке происходило политическое совещание, намеревавшееся провозгласить генерала Корнилова диктатором и отказавшееся от этой мысли под влиянием аргументов его, Львова, сообщенных Совещанию Добрынским, о том, что генералом Корниловым был подписан «смертный приговор А.Ф. Керенскому», а что М.И. Терещенко в Ставке собираются «ухлопать», и о том, что генерал Корнилов в случае неудовлетворения его требова-
I Так в тексте.
II Здесь и далее в документе цитируется стенограмма допроса АФ. Керенского от 8 октября 1917 г. (См. документ № 28 — т. 2).
III Показание М.М. Филоненко от 25 сентября 1917 г. см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 22. Л. 3-35 об. (См. документ № 65 — т. 2).
17 Здесь речь идет о показаниях В.Н. Львова от 30 августа и 14 сентября 1917 г. (См. документы № 31, 36 — т. 2).
266
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ I
ний Временным правительством прибегнет к вооруженной силе. Чрезвычайная комиссия не считает возможным придавать решающее значение показанию этого свидетеля как потому, что второе и третье показания В.Н. Львова [даны] под влиянием чувства приязни к А.Ф. Керенскому, так потому, что оно категорически опровергается И.А. Добрынским, B.C. Завойко и есаулом Родионовым1, на которых В.Н. Львов ссылается, так, наконец, и потому, что, допустив правдоподобность показания В.Н. Львова в этой части, представлялось бы затруднительным найти логическое объяснение двум обстоятельствам. А именно, тому, что В.Н. Львов передал для доклада Временному правительству пожелания генерала Корнилова в мягкой форме предложения, ни к чему Временное правительство не обязывающего", на чем В.Н.Львов настаивает, и тому, что до самого своего ареста он не предупредил АФ. Керенского о той конкретной опасности, которая ему угрожает, хотя и действовал всецело по побуждениям личной приязни к нему. Да и самый факт четырех различных показаний со стороны столь ответственного свидетеля лишает каждое из них в отдельности характера достоверности. Независимо от сего едва ли можно придавать серьезное значение заговору, участники которого ставят себе цели выдающегося государственного значения и между тем способны изменять свои решения тотчас по ознакомлении с политическими взглядами неизвестного им человека (В.Н. Львова), переданным не осведомленным в политике лицом (И.А Добрынским). Переходя к оценке других показаний, необходимо иметь в виду, что ни генерал Корнилов, ни его ближайшие помощники не отрицают того, что с 27 августа они стали в открытое неповиновение Временному правительству.
Как видно из показания б[ывшего] заместителя министра-председателя Н.В. Некрасова"1, редактировавшего и отправлявшего от имени правительства две телеграммы, осведомлявшие население о ходе «Корниловского мятежа», доказательства наличия такового заговора были усмотрены правительством, главным образом, в факте посылки Туземной дивизии, назначения, вопреки уговорам, генерала Крымова и «во всей предыдущей политике Ставки в отношении Временного правительства». Принимая во внимание, что движение конного корпуса к Петрограду происходило по требованию самого Временного правительства, что командование конным корпусом генералом Крымовым и нахождение в составе этого корпуса Туземной дивизии не могло не быть известно Временному правительству, ибо иначе 24 августа управляющий Военным министерством Савинков не имел бы основания просить генерала Корнилова о замене генерала Крымова и Туземной дивизии; что обещание о замене таковых в безусловной форме видно лишь из показания одного Б.В. Савинкова17, что Туземная дивизия составляла лишь одну треть корпуса и что в отношении генерала Крымова никаких фактических обвинений никем не возбуждалось, надлежит признать, что невыполнение генералом Корниловым, умышленное или неумышленное, обещания о замене генерала Крымова и Туземной дивизии в составе конного корпуса, шедшего к Петрограду по требованию Временного
I Показание И.А. Добрынского от 16-17 октября 1917 г. см.: документ № 19 — т. 2; показание B.C. Завойко от 6 октября 1917 г. см.: документ № 22 — т. 2; показание И.А. Родионова от 3-5 сентября и 7-11 сентября 1917 г. см.: документы № 51, 52 —т. 2.
II Так в тексте.
ш Здесь речь идет о протоколе допроса Н.В. Некрасова от 2 октября 1917 г. (См. документ №45-т. 2).
17 Здесь речь идет о показаниях Б.В. Савинкова от 13-15 и 20 сентября 1917 г. (См. документы № 57-59 — т. 2).
ЧАСТЫ. ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ КОМИССИЯ: МЕЖДУ ОБЩЕСТВОМ И ВЛАСТЬЮ
267
правительства, не является само по себе доказательством намерения генерала Корнилова свергнуть Временное правительство. С явной очевидностью во всяком случае исключается это предположение фактом посылки генералом Корниловым 26 августа, после разговора по прямому проводу с А.Ф. Керенским, телеграммы управляющему Военным министерством с уведомлением, согласно ранее данному обещанию, о времени сосредоточения корпуса под Петроградом и с просьбой объявить в городе военное положение, для обеспечения осуществления коего этот корпус Временным правительством и вызывался. Наконец, для того, чтобы судить о том, в какой степени предыдущая политика Ставки в отношении Временного правительства давала основание предполагать возможность намерения со стороны генерала Корнилова свергнуть это правительство, надлежит иметь в виду следующее. Исключительное по скорости движение генерала Корнилова по службе (командующим армией — около двух месяцев, главнокомандующим фронтом — около двух недель, Верховным главнокомандующим около 1 месяца) не было результатом ни его ходатайства, ни боевых заслуг в данный период времени. Напротив, кандидатура генерала Корнилова на все более и более ответственные посты выдвигалась и поддерживалась председателем Временного правительства А.Ф. Керенским и представителями Временного правительства — комиссарами Савинковым и Филоненко, — причем при назначениях генерала Корнилова А.Ф. Керенский поступал явно вопреки советам высших военных авторитетов — генералов Брусилова и Алексеева. Генерал Корнилов со времени главнокомандования войсками Юго-Западного фронта открыто проявил себя сторонником решительных мер для поднятия боеспособности армии. Во всех его действиях, направленных для проведения в жизнь таковых мероприятий, он был поддержан представителями Временного правительства — Филоненко и Савинковым. Так, ими было поддержано требование генерала Корнилова о введении смертной казни на фронте. Так, Савинков почти без оговорок разделил программу генерала Корнилова, оглашенную 16 июля на Совещании в Ставке. Разработанный в Ставке проект мероприятий для поднятия боеспособности армии 3 августа не был внесен генералом Корниловым во Временное правительство только по просьбе Савинкова и был передан последнему для переработки. Переработанный Савинковым и Филоненко проект генерал Корнилов подписал для специального внесения во Временное правительство и тогда же ходатайствовал об оставлении на своих постах Савинкова и Филоненко, необходимых для осуществления программы, изложенной в докладе.
В окончательном виде проект был готов лишь 24 августа, причем разногласие между представителем Временного правительства Б.В. Савинковым и генералом Корниловым вызывали лишь два пункта: о праве комиссаров и комитетов «отводить» и «аттестовывать» начальников. По обоим этим пунктам тогда же соглашение между ними было достигнуто. Как видно из всех показаний по делу и приобщенных к нему документов, поднятие боеспособности армии являлось главнейшей задачей данного периода времени, а доклад о необходимых для того мероприятиях — первым систематизированным планом со времени революции.
Не было у генерала Корнилова резких разногласий о плане мероприятий к поднятию боеспособности армии и с председателем Совета Министров А.Ф. Керенским. Требование генерала Корнилова 9 июля1 по телеграфу о введении смертной казни на фронте Временным правительством было немедленно удовлетворено. Первый проект мероприятий генерала Корнилова, оглашенный 16 июля в Ставке на Совещании, был одной из причин назначения его на пост
1  В тексте дата указана ошибочно. Правильно: «8 июля».
268
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ I
Верховного главнокомандующего. Наконец, представленный 10 августа частному присутствию Временного правительства проект вызвал возражения по поводу его «невоенной части», то есть как раз той его части, которая принадлежала не генералу Корнилову, а Савинкову и Филоненко. Как видно из показаний Керенского и Некрасова и протокола Совещания 16 июля, возражений по существу против мероприятий, предлагавшихся генералом Корниловым, не было, вопрос сводился лишь к «темпу осуществления их в жизни». Что касается формы, в которую генерал Корнилов облекал свои требования от Временного правительства, то Чрезвычайная комиссия не имела возможности проверить, действительно ли всегда эти требования предъявлялись в>' ультимативной форме, но в юзограмме разговора, происходившего 26 августа с А.Ф. Керенским по поводу поручения, переданного через В.Н. Львова от имени генерала Корнилова, значится: «Я просил доложить Вам», — каковой форме обращения отнюдь нельзя придавать ультимативного характера.
Переходя затем специально к показанию АФ. Керенского, надлежит заметить, что с наибольшей решительностью утверждает наличие заговора именно он — бывший министр-председатель. Указывая в неопределенной форме на наличие у него ко времени Московского совещания «целого клубка сведений» о заговоре, АФ. Керенский в то же время почти никаких фактических данных об этом заговоре не сообщил, объяснив Комиссии, что «без органов розыска мы совершенно как слепые щенята в этом вопросе, нас можно обходить и мы ни чорта не видим». Исследуя те отрывочные сведения, которые все-таки были сообщены Комиссии АФ. Керенским, можно заметить, что они относятся к трем моментам: 1) к концу июля, когда вновь назначенный комиссаром при Верховном главнокомандующем М.М. Филоненко «что-то раскрыл» в Ставке; 2) ко времени производства расследования по делу «заговора Хитрово»; и 3) ко времени Московского совещания. Указывая на то, что «имя генерала Корнилова стало ставиться в связь с заговором лишь незадолго до развернувшихся событий» и, следовательно, ни к одному из упомянутых моментов отношения не имело, А.Ф. Керенский к этому последнему периоду, предшествовавшему «развернувшимся событиям», уже решительно никаких конкретных доказательств заговора против Временного правительства Комиссии не представил. «То, что было раскрыто» Филоненко в конце июля в Ставке, зиждется, во-первых, на отрывке разговора, который вел штабс-ротмистр Кропоткин с неизвестным лицом, подслушанного в поезде, по-видимому, Фонвизином, помощником Филоненко, которого последний в аллегорической телеграмме на имя Савинкова характеризует как «обладающего чрезвычайно музыкальным слухом». Был подслушан следующий отрывок буквально: «Идет все хорошо». — «Надо установить между нами связь». — «Если сорвется, тогда надо решиться на все сейчас же». Вторым основанием «раскрытия», сделанного Филоненко, является дошедший до него слух о весьма враждебном к нему отношении генерала Тихменева и третьим — передвижение Кавказской конной дивизии, производившееся по распоряжению только что смещенного генерала Брусилова, являвшегося, как известно, из показания А.Ф. Керенского, противником быстрого повышения генерала Корнилова. Ничтожность изложенного в смысле доказательств какого бы то ни было преступления была признана и А.Ф. Керенским, отказавшим в домогательстве Филоненко отозвать на этом основании и генерала Лукомского, и генерала Тихменева, а впоследствии, по-видимому, и самим Филоненко, который должен был признать, что он не может сказать утвердительно, участвовал ли генерал Тихменев в каких-либо противоправительствен-
1 Текст, заключенный в угловые скобки, впечатан над строкой.
ЧАСТЬ I. ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ КОМИССИЯ: МЕЖДУ ОБЩЕСТВОМ И ВЛАСТЬЮ
269
ных «действиях или замыслах», а равно и не может указать на характер заговора, но «полагает», что он был военный по преимуществу, и «склонен думать», что он был направлен не только против Временного правительства «данного состава», но и Временного правительства «демократической ориентации» вообще. Что касается второго момента, то, как видно из показаний бывшего министра юстиции Зарудного1 и начальника контрразведки Миронова11, имена111 Эль-венгрена и Дюсиметьера упоминались в связи с «делом Хитрово» и «Союзом монархистов».
Принимая во внимание, что «дело Хитрово» оказалось «несерьезным, раздутым», что Эльвенгрен, как известно, был выслан по распоряжению Временного правительства за границу и фактически был задержан в Свеаборге матросами, а расследование сведений о «Союзе монархистов» дало «довольно скудные результаты», установить же какую-либо связь «Союза монархистов» со Ставкой не удалось, поставить и движение генерала Корнилова в зависимость от этого раздутого дела нет никаких оснований. Наконец, надлежит признать, что и тревожные слухи, приписывавшие генералу Корнилову враждебные намерения в отношении Временного правительства, ко времени Московского совещания не имели под собой никаких серьезных данных. Как удостоверили высшие представители власти Временного правительства в Москве, генерал Верховский и полковник Рябцев™, за время Совещания со стороны Ставки не было «никакой опасности переворота», было только известное настроение, при коем «возможно возникновение замыслов о перевороте». Возбуждавшие подозрения передвижения казачьих частей в пределах округа при проверке, оказалось, происходили на совершенно законном основании, а разговоры среди юнкеров о предстоящем провозглашении диктатуры возникли из пущенного «одним» из офицеров училища слуха о том, что совещание легально v передаст власть диктатора «одному из трех генералов — Брусилову, Алексееву или Корнилову». Слух исходил лишь от одного офицера и не сопровождался во всем училище никакой агитацией. Таким образом, из показания А.Ф. Керенского остается имеющим значение лишь указание на то, что атмосфера в Ставке была «убийственная», и что там его имени совершенно не выносят, и «даже о Савинкове» в его отсутствие говорят самым отрицательным образом. А.Ф. Керенский получал сведения о событиях, происходящих в Ставке, из двух источников: одного «недоносчиского», которого он не назвал, и другого — от лиц, отсылавшихся им в контрразведку. О том, в какой степени информации из этого источника были ничтожны, видно из показания начальника контрразведки Миронова, который удостоверяет, что выступление генерала Корнилова было для него полной неожиданностью и «никаких предвестников такового выступления раньше он не имел».
Исключительное место в настоящем деле занимает бывший комиссар при Верховном главнокомандующем М.М. Филоненко. Чрезвычайная комиссия лишена возможности найти сколько-нибудь удовлетворительное объяснение по содержанию обращения Филоненко к Дикой дивизии, в котором столь категорически утверждалось, что генерал Корнилов ведет войска 3-го конного корпуса обманно, что он имеет в виду восстановление старого строя и что он действует вопреки убеждениям его, Филоненко.
485 Показание А.С. Зарудного от 18 сентября 1917 г. см.: документ № 23 — т. 2.
486 Протокол допроса Н.Д. Миронова от 19 сентября 1917 г. см.: документ № 43 — т. 2.
487 Слово «имена» впечатано над строкой.
488 Протокол допроса А.И. Верховского от 11 октября 1917 г. см.: документ № 12; протокол допроса К.И. Рябцева от 24 сентября 1917 г. см.: документ № 55 — т. 2.
489 Слово «легально» впечатано над строкой.
270
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г, КОРНИЛОВА. ТОМ I
Вплоть до самого момента своего отъезда из Могилева Филоненко утверждал и в разговоре по прямому проводу с Б.В. Савинковым, и в телеграмме на имя Временного правительства, и в беседе уже на вокзале перед отъездом поезда с представителями Исполнительного комитета местного Совета солдатских и рабочих депутатов, что «с передачей мнений генерала Корнилова происходит нечто весьма неладное и что генералу Корнилову приписываются такие суждения, которых он в виду не имел», что в деле произошло «недоразумение», генерал Корнилов никогда не стремился к единоличной диктатуре, и потому, он, Филоненко, едет в Петроград с полной уверенностью, что все разрешится благополучно. Поэтому объяснить, какими мотивами руководствовался Филоненко, обращаясь к Дикой дивизии со словами, находящимися в полном противоречии со всем его поведением, характеризуемым как его собственным показанием, так и показаниями всех допрошенных по делу лиц, не представляется никакой возможности.
Что касается посылки офицеров, вызванных в Ставку для обучения миноме-танию и бомбометанию, в Петроград, то надлежит признать, что указание этим офицерам местами явок в Петрограде частных адресов не получило при производстве следствия исчерпывающего объяснения1. Часть адресатов не была ро-зыскана в тех местах, где должна была находиться, другая часть (Дюсиметьер) скрылась. Кроме того, по некоторым вопросам представлялась надобность в передопросах свидетелей и в очной ставке между ними, чего нельзя было осуществить за нахождением их в совершенно различных местах. С другой стороны, при оценке данного обстоятельства следует иметь в виду и следующее: во-первых, что занятия с минометами действительно должны были иметь место в Ставке в то самое время, к которому офицеры вызывались, и что занятия эти, не состоявшиеся случайно в августе месяце, были осуществлены в октябре; во-вторых, что офицеры для этих занятий вызывались не по выбору, а анонимно — по 1-3 от дивизии; в-третьих, что на офицеров не возлагалось никаких поручений, прямо или косвенно направленных против Временного правительства, а напротив, их посылка мотивировалась необходимостью поддержать Временное правительство против большевиков, в связи с чем самый факт командировки в Петроград рекомендовалось скрывать «преимущественно от большевиков» (показание свидетеля Гогоберидзе11); в этом же надо видеть и объяснение словам того офицера, который просил Филоненко, как комиссара Временного правительства, довезти его из Могилева в Петроград, куда он ехал с целью, которую «Вы ведь, г. комиссар, знаете»; в-четвертых, что частные адреса явок в Петрограде указывались наряду с официальными, как, например, к коменданту, или с разъяснениями, что никуда не надо будет являться, что указания могут быть даны на всем пути от ст. Дно до Петрограда, где будут находиться войска корпуса, идущего в Петроград по вызову Временного правительства; в-пятых, что даже 28 и 29 августа, в дни наиболее острого конфликта между генералом Корниловым и Временным правительством, командируемые офицеры призывались «поддерживать генерала Корнилова в его справедливых требованиях», каковые заключались в необходимости ареста тех членов Временного правительства, которые работали в руку немцев (свидетель Янковский111), и в подчинении генералу Корнилову Советов, ввиду полного безвластия в Петрограде (свидетель Жуй-
I Так в тексте.
II Протокол допроса Г.Г. Гогоберидзе от 4 сентября 1917 г. см.: документ № 111 — т. 2; от 16 октября см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 21. Л. 9-10 об.
III Показание П.М. Янковского от 31 октября 1917 г. см.: документ № 116 — т. 2.
ЧАСТЬ I. ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ КОМИССИЯ: МЕЖДУ ОБЩЕСТВОМ И ВЛАСТЬЮ
271
ков493), причем оба эти требования генерала Корнилова, направленные отнюдь не против Временного правительства в его целом, непосредственно вытекали из факта конфликта генерала Корнилова с Временным правительством, в каковом конфликте генерал Корнилов обвинял Временное правительство; и, в-шестых, что командировка офицеров в Петроград никакими обещаниями в случае принятия ее или угрозами в случае отказа не сопровождалась.
Принимая, наконец, во внимание, что как генерал Корнилов, так и все допрошенные по делу лица категорически отрицают всякое участие в какой-либо организации, имевшей целью изменение существующего строя и свержение Временного правительства, отсутствие какой бы то ни было агитации в войсках Могилевского гарнизона в пользу генерала Корнилова и против Временного правительства, вплоть до открытого разрыва между ними, а равно и отсутствие такого рода активной деятельности после открытого разрыва с Временным правительством и со стороны лиц, окружающих генерала Корнилова, которая указывала бы на существование такового заговора, каковые обстоятельства удостоверяются полномоченными представителями частей Могилевского гарнизона и местного Временного бюро спасения революции, Чрезвычайная комиссия приходит к заключению, что существование заговора лиц, объединявшихся генералом Корниловым и ставивших своей целью изменение существовавшего строя и свержение Временного правительства, представляется по делу недоказанным.
III
Как изложено выше, 27 августа генерал Корнилов решил открыто выступить и произвести давление на Временное правительство с целью заставить его исключить из своего состава тех министров, которые были явными предателями Родины, и реорганизоваться так, чтобы стране была гарантирована сильная и твердая власть. Для оказания давления на Временное правительство генерал Корнилов решил воспользоваться 3-им конным корпусом генерала Крымова и влиянием казачества в лице генерала Каледина. Для осуществления той же цели печатались и распространялись соответствующие объявления и воззвания, и, наконец, агитация лиц, сочувствовавших генералу Корнилову, могла иметь такого же рода значение.
Чрезвычайной комиссии было доставлено членом ЦИК CP и СД Либером нижеследующее письмо генерала Корнилова к генералу Крымову: «Глубокоуважаемый Александр Михайлович, посылаю к Вам копии приказов и воззваний, с которыми я обратился к войскам и народу по поводу своего конфликта с Временным правительством. Послал двух человек к Каледину с просьбой надавить. Ответ от Каледина можно ожидать примерно 4 сентября. Приказом Временного правительства я, Лукомский, Деникин и несколько других генералов отрешены от должности и преданы военно-революционному суду за мятеж, но вместе с тем я получил приказание руководить операциями до приезда генерала Алексеева, назначенного наштаверхом218. Алексеев приезжает завтра к ночи. Получился эпизод единственный в мировой истории: главнокомандующий, обвиненный в измене и предательстве Родины с преданием за это суду, получил приказание продолжить командование армиями, т.к. назначить другого нельзя. С подателем сего доставьте мне возможно подробные сведения о расположении Ваших полков, настроении Ваших офицеров, казаков и всадников, о связи,
1 Протокол допроса В.П. Жуйкова от 25 октября см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 21. Л. 29, 29 об.
272
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ I
имеющейся у Вас, с организациями, на которые мы рассчитывали, и на дальнейшие шансы на возможность крепкого нажима средствами, имеющимися в Вашем распоряжении. Ориентируйте меня в обстановке и тогда получите от меня дальнейшие указания. Если же обстановка позволяет, действуйте самостоятельно в духе данной мною Вам инструкции. Преданный Вам Л. Корнилов»1. Письмо это написано на бланке Верховного главнокомандующего и датировано 30 августа. На конверте, в который было вложено письмо, надпись: «Генерал-лейтенанту Крымову или генерал-майору Дитерихсу». Доставивший Комиссии письмо член ЦИК Либер не мог объяснить, от кого и каким образом письмо это попало в ЦИК.
Из объяснений генерала Корнилова по этому поводу видно следующее11. Генерал Крымов выехал в район расположения своих частей вечером 25 августа. Перед отъездом ему были даны две задачи: 1) в случае получения от генерала Корнилова или непосредственно на месте сведений о начале выступления большевиков немедленно двигаться с корпусом на Петроград, занять город, обезоружить части Петроградского гарнизона, которые примкнут к движению большевиков, обезоружить население Петрограда и разогнать Советы, и 2) по исполнении первой задачи выделить одну бригаду с артиллерией в Ораниенбаум и по прибытии туда потребовать от Кронштадтского гарнизона разоружения крепости и перехода на материк. Согласие министра-председателя на разоружение крепости Кронштадта и вывод его гарнизона последовало 8 августа, и доклад об этом Морского генерального штаба с резолюцией министра-председателя был представлен начальнику Штаба Верховного главнокомандующего при письме адмирала Максимова219. На случай необходимости усилить войска генерала Крымова генералом Корниловым было приказано командиру 1-го конного корпуса поступить в распоряжение генерала Крымова с двумя полками 5-ой Кубанской дивизии, сосредоточенной в районе между Выборгом и Петроградом. Генерал Крымов больше генерала Корнилова не видел. Невыполнение им возложенной на него задачи генерал Корнилов предписывает тому, что у Ставки с ним была прервана связь. Особых мер для поддержания связи не было принято потому, что корпус направлялся в Петроград по требованию Временного правительства, и генерал Корнилов не мог предвидеть такого положения дел, что связь его со Ставкой будет прервана распоряжениями правительства же.
30 августа генерал Корнилов послал генералу Крымову письмо с офицером-летчиком, фамилии которого не помнит, но доставлено ли было это письмо по назначению, генерал Корнилов не знает. По предъявлении генералу Корнилову изложенного выше письма он признал его за собственноручное и разъяснил, что письмом этим генералу Крымову предлагалось действовать так, как в том случае, если бы движение большевиков возникло. Упоминаемая в письме инструкция заключалась в решительном подавлении большевиков, аресте Советов, если они поддержат это движение, разоружении рабочих и упразднении Кронштадта. Под организациями, упоминаемыми в письме, генерал Корнилов разумел офицеров, вызванных для обучения бомбометанию и отправившихся затем в Петроград, чтобы их влить в полки Петроградского гарнизона и удержать последние от содействия большевикам.
I Здесь цитируется письмо Л.Г. Корнилова А.М. Крымову от 30 августа 1917 г. Письмо см.: ГА РФ. Ф. 1780. Оп.1. Д. 28. Л. 193-194. (Опубл.: Революционное движение в России... С. 469). См. также комментарий № 78 — т. 2).
II Здесь и далее излагается показание Л.Г. Корнилова от 2-5 сентября 1917 г. Показание см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 14. Л. 1-14. (См. документ № 32-т. 2).
ЧАСТЬ I, ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ КОМИССИЯ: МЕЖДУ ОБЩЕСТВОМ И ВЛАСТЬЮ
273
Допрошенный по делу генерал-майор Дитерихс показал следующее1. Он командовал дивизией в Салониках, когда был вызван оттуда телеграммой Керенского. Приехав в Петроград 10 августа, он узнал в Главном управлении Генерального штаба, что предполагалось назначить его командующим Петроградским военным округом, однако место это в данный момент было уже занято. 11 августа генерал Дитерихс явился к А.Ф. Керенскому, и в беседе с ним выяснилось, что Керенский предполагает пригласить генерала Дитерихса на пост военного министра.
Высказывая свои взгляды на политическую конъюнктуру, А.Ф. Керенский сказал, что фланги политического строя уже определились: справа — люди, стремящиеся к восстановлению самодержавия, а слева — за партиями стоит улица, чернь. Центр составляют кадеты и примыкающие к ним на почве недовольства Временным правительством земские партии и крестьянство. Он, А.Ф. Керенский, же" боится флангов, однако общее положение таково, что никакие решительные меры к укреплению порядка проведены быть не могут. Он представляет себе возможность гражданской войны, но старается избежать ее. По вопросам чисто военным генерал Дитерихс не успел переговорить с А.Ф. Керенским, ибо вскоре началось Московское совещание. Не желая оставаться бездеятельным, генерал Дитерихс отпросился в армию и с целью навестить в Киеве родных выехал туда на пару дней 22 августа из Петрограда. В том же поезде ехал и Савинков. В Могилеве на вокзале среди встречавших Савинкова лиц генерал Дитерихс видел и генерала Крымова. Кто-то из офицеров передал генералу Дитерихсу приказание генерала Лукомского высадиться в Могилеве и явиться к нему. Тогда же генерал Крымов отвел генерала Дитерихса в сторону и сказал, что формируется новая армия для защиты подступов к Петрограду и что ему, генералу Дитерихсу, предназначается должность начальника штаба этой армии. Тогда как раз состоялся прорыв на Рижском фронте, и где остановится армия, было неизвестно. На случай оставления нашей армией Венденских позиций отступление могло идти по двум направлениям, разделяемым системой озер: Псково-Новгородское и Нарвско-Петроградское. Последнее направление в связи с Финляндией составляло одну задачу — оборону Финского побережья и ближайшим образом оборону подступов к Петрограду. В состав новой армии должны были войти правофланговые корпуса Северного фронта, подлежащего упразднению, войска, находившиеся в Финляндии, и третий конный корпус. Вопрос этот, очевидно, был разработан детально заранее, так как при генерале Дитерихсе говорилось только о территории, которая должна была быть подчинена новому командующему особой армией. Ставка торопила формирование новой армии ввиду неизвестного положения на Северном фронте, так как Клембовский доносил, что хотя войска остановились на Венденских позициях, однако что произойдет дальше, определить было трудно. Командующим этой армией предназначался генерал Крымов, который был в Ставке без своего штаба, только с адъютантом подполковником и двумя обер-офицерами. Когда генерал Дитерихс явился к генералу Лукомскому, то тот сделал ему официально предложение занять должность начальника штаба новой армии. Генерал Дитерихс согласился и вступил в разговор, чтобы узнать, что сделано на том фронте в инженерном отношении. Переговоры эти генерал Дитерихс вел с генералом Величко и ад-
I Протоколы допроса генерал-квартирмейстера Верховного главнокомандующего М.К. Дитерихса см.: от 31 августа — 1 сентября 1917 г. см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 28. Л. 241-248 (см. документ № 17 — т. 2); от 28 сентября: Там же. Л. 226, 226 об. (см. документ № 18 — т. 2).
II Так в тексте.
274
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ I
миралом Бубновым, так как по плану Балтийский флот должен был быть подчинен командующему этой новой армией. Генерал Лукомский, между прочим, говорил, что 3-ий конный корпус теперь уже передвигается по требованию Временного правительства к Петрограду, где между 27 августа и 1 сентября ожидаются большевистские выступления. По словам Лукомского, в состав корпуса должны были войти 1-ая Донская, Уссурийская и Туземная дивизии, а кроме того, в момент беспорядков предполагалось двинуть из Усикирки 5-ую Кавказскую дивизию и, по особой просьбе Савинкова, 2-ой уланский Курляндский полк. Как позднее генерал Дитерихс узнал, полк этот считался наиболее дисциплинированным. Лукомский тогда же говорил, что Временное правительство хотело бы, чтобы во главе третьего корпуса был поставлен не генерал Крымов, так как он в общественном мнении считался правее Временного правительства, однако с этим главнокомандующий не согласился потому, что намеченный для замены Крымова генерал Краснов не успел к тому времени прибыть. Крымов, собственно, был командиром 3-го конного корпуса, но за боевые отличия был представлен в командующие 11-ой армией и, как оказалось впоследствии, к этому времени был подписан приказ Керенским о его назначении. Однако, когда назрела настоятельная потребность в формировании новой крайне ответственной Петроградской армии, Крымов был предназначен командовать ею. Первая задача, поставленная Крымову при формировании новой армии, была эвакуация из Петрограда правительственных учреждений и музеев, а также разоружение рабочих и эвакуация Петроградского гарнизона на работы по возведению и укреплению фортов. Генерал Крымов говорил генералу Дитерихсу и подтверждал начальникам дивизии, что при вступлении в Петроград ни в коем случае нельзя освобождать арестованных Временным правительством министров старого режима, сановников и вообще лиц, приверженцев старого строя220, ибо меры, которые будут приняты по эвакуации Петрограда, ничего (общего) с контрреволюцией не имеют. Точно такие же приказания были отданы и генералом Корниловым.
По словам Крымова, эвакуация Петрограда и очистка его от большевиков и анархистов были мерами крайней необходимости в целях создания новой армии, нормальных для существования условий в тылу. Генерал Крымов говорил, что Петроград пока еще не входит в его сферу как командующего армией, но со временем, когда правительство эвакуируется в Москву, вопрос этот в положительном смысле решится сам собой. Однако независимо от того, будет ли включен Петроград в сферу деятельности нового командующего сейчас или позднее, очистка города от анархистов и лиц, сеющих беспорядок в тылу, будет необходима, особенно если выступление большевиков вызовет беспорядки. В последнем случае придется войти1 в Петроград. Когда генерал Лукомский говорил с генералом Дитерихсом о побочных целях передвижения конного корпуса к Петрограду (усмирение возможных беспорядков со стороны большевиков), генерал Дитерихс заметил, что после Московского совещания, очевидно, у Керенского произошел какой-то сдвиг, ибо раньше в беседе с ним он не решался на крайние меры, на что генерал Лукомский ответил, что, по словам Савинкова, в этом вопросе они уже приняли решение. 25 августа часу в 16 генерал Крымов сказал генералу Дитерихсу, что к Корнилову от Керенского приехал Львов и спрашивает Корнилова, не следует ли ему, Керенскому, ввиду создавшегося положения на фронте и в стране передать свои полномочия Корнилову в форме диктатуры. По словам генерала Крымова, генерал Корнилов от единоличной
Слово «войти» впечатано над строкой.
ЧАСТЬ I. ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ КОМИССИЯ: МЕЖДУ ОБЩЕСТВОМ И ВЛАСТЬЮ
275
диктатуры отказался, он выразил согласие принять участие в коллективной диктатуре в сотрудничестве с Керенским, Савинковым и Филоненко. Генерал Дитерихс тогда же спрашивал Крымова, как выйти из положения, если Петроград будет включен в сферу командующего армией, когда, согласно Положению о полевом управлении войск, главнокомандующему Отдельной армией подчиняются все правительственные учреждения. Крымов на это указал, что в таком случае правительство переедет в Москву. После этого Крымов подробно остановился на тех задачах, которые возлагались на него. Он составил приказ, который озаглавил приказом главнокомандующего Особой армией, причем приказ этот кончался словами, что он входит в силу со времени его опубликования1. Пункт первый этого приказа гласил, что территорию Особой армии составляют Финляндия, Эстляндия, Балтийский флот и Петроградское градоначальство. Второй пункт гласил, что Верховный главнокомандующий повелел генералу Крымову восстановить порядок во всем этом районе, не останавливаясь перед применением вооруженной силы. Во исполнение пункта второго предписывалось учредить полевые суды из трех офицеров по назначению начальника части. Далее было изложено обязательное постановление, запрещающее выход на улицу раньше 7 и позже 19 часов, а равно сборища, митинги и издания газет без предварительной цензуры. Приказ этот объявлял Петроград, Петроградскую губ. и Финляндию на осадном положении. На случай возникновения беспорядков предписывалось усмирять их вооруженной силой, а равно применять оружие по отношению к мародерам и грабителям. Предписывалось всем гражданам сдать оружие и выдать скрывающихся дезертиров. Далее предписывалось за преступления, предусмотренные параграфом 17 военного положения221, предавать военно-полевому суду. Приказ этот, набросанный Крымовым, был размножен только в 7 экземплярах и был приложен к предписанию начальникам дивизий 3-го конного корпуса для сведения и руководства. При этом предлагалось разделить Петроград на три части по числу дивизий. Начальнику каждой дивизии предписывалось в своем районе обезоружить население, учредить комендатуру и частные комендатуры и подавлять всякие беспорядки, которые могли бы возникнуть. К предписанию был приложен план Петрограда, на котором Крымов отметил казармы и фабрики, для каждого начальника дивизии особо в его районе, и давал приблизительные сведения о примерной численности рабочих и численности полков. В том виде, в каком генералу Дитерихсу представлялась эта идея водворения порядка, он ей сочувствовал. Все, что генерал Дитерихс знал о предстоящих Особой армии задачах, он знал отрывками от Крымова и был убежден, что все осуществляется по требованию Временного правительства и в тесном единении Корнилова с Керенским; он знал, что разговор об этом от имени Временного правительства вел Савинков со Ставкой. Точно так же думал и Крымов, в чем генерал Дитерихс и убедился вполне из позднейшего. 26 августа генерал Дитерихс вместе с генералом Крымовым выехали из Могилева через Дно — Псков. В пути генерал Дитерихс спросил Крымова, почему у них нет письменного приказа от Верховного главнокомандующего. Крымов ответил, что ему обещали письменный приказ прислать в Гатчину с офицером из Ставки. Генерал Дитерихс хотел выяснить, где в тот момент находились дивизии их копуса, но оказывалось, что и сам Крымов в этом отношении хорошо
1 Далее излагается приказ главнокомандующего Отдельной Петроградской армией генерал-лейтенанта A.M. Крымова, подписанный также М.К. Дитерихсом, от 25 августа 1917 г. (См.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 15. Л. 6—9. Опубл.: Революционное движение в России... С. 433-434).
276
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ I
ориентирован не был. Затем они занялись обсуждением оперативных планов, а также обсуждением отношений их к Финляндии, к Стаховичу, состоянием Нарвских позиций, Ревельского района и его укреплений. В Псков они прибыли 27 августа рано утром, но генерал Дитерихс проснулся, уже проехав Псков. Около двух часов дня, после остановки на станции Новоселье, к ним в вагон пришел начальник эшелона и доложил, что по распоряжению начальника передвижения Луги дальнейшее движение эшелонов останавливается. Генерал Крымов попросил генерала Дитерихса пойти на станцию и выяснить, в чем дело. Генерал Дитерихс попросил помощника начальника станции запросить начальника передвижения в Луге о том, от кого получено приказание о приостановке движения эшелонов. Тот запросил и получил ответ, что от Верховного главнокомандующего. Тогда генерал Дитерихс послал телеграмму от имени Крымова начальнику сообщений в Псков с уведомлением, что передвижение их эшелонов приостановлено, и просил его ориентировать их. Крымов, узнав о приостановлении движения по распоряжению Верховного главнокомандующего, был очень удивлен и сказал, что произошли какие-то перемены. Часа через два из Пскова было получено распоряжение о продолжении движения, и они тронулись дальше. Вторая остановка произошла, не доезжая Луги. Остановили ненадолго. Здесь сообщили, что адъютант штаба корпуса, уже находившийся с эшелоном в Луге, извещает генерала Крымова, чтобы он по прибытии в Лугу позвонил начальнику штаба округа по указанному номеру в Петроград. На этом основании приблизительно в первом часу ночи на 28 августа, прибыв в Лугу, они отправились в город к телефону.
На их звонок к телефону подошел кто-то, назвавшийся начальником штаба округа, и колеблющимся голосом крайне нерешительно сообщил, что военный министр Керенский приказал остановить движение эшелонов222. Крымов ответил, что он получил приказ Верховного главнокомандующего, обозначающий границы передвижения, что он границ этих не достиг и для приостановки движения должен иметь приказ Верховного главнокомандующего. Лицо, назвавшее себя начальником штаба округа, неожиданно спросило, как фамилия командира 3-го корпуса. В связи с этим вопросом, крайне удивившим генерала Крымова, он высказал сомнение в том, что творится в Петрограде, и опасение за то, что власть уже не находится в руках Керенского, а, вероятно, в руках большевиков. Тут же генерал Крымов сказал начальнику штаба, что просит его, чтобы приказ Керенского о приостановке движения был послан ему в письменной форме. На это тот ответил, что просимый приказ будет послан. Когда генерал Дитерихс с Крымовым возвращались с телефона на вокзал, то застали на станции обстановку боевого характера. Вокруг поездов на вокзале и повсюду бродили кучки вооруженных людей. На вопросы, кто остановил движение их эшелонов, почему тут толпятся вооруженные, из толпы отвечали, что по приказанию Исполнительного комитета. Кто-то из толпы сунул им записку, в которой излагалась первая телеграмма Керенского. В вагоне они застали офицера с бумагой от главкосева, где говорилось «по приказанию главкосева сообщаю копию распоряжения главковерха, что в случае приостановки железнодорожного движения надлежит следовать в пункты сосредоточения походным порядком». Бумага была подписана генералом Вахрушевым1. Пунктом сосредоточения для Туземной дивизии было Царское Село, для Уссурийской дивизии — Красное
1 Здесь цитируется телеграмма начальника штаба главнокомандующего Северного фронта М.Н. Вахрушева командиру 3-го конного корпуса и начальникам Донской, Уссурийской и Кавказской туземной дивизий от 27 августа 1917 г. (См.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 51. Л. 20).
ЧАСТЬ I. ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ КОМИССИЯ: МЕЖДУ ОБЩЕСТВОМ И ВЛАСТЬЮ
277
Село, а для Донской — Гатчина. Первый вопрос, предложенный генералом Ди-терихсом прибывшему офицеру, был о том, когда он выехал из Пскова. Офицер отвечал, что он выехал из Пскова 27 числа в 22 часу вечера. Люди же из толпы в Луге объяснили, что телеграмма Керенского получена в Луге в 19 часу. Тогда Крымов спросил офицера, известно ли ему, что Клембовский назначен главковерхом, на что он отвечал, что такое известие во Пскове еще не получено. Перед Крымовым стал вопрос, что ему делать. Решили подождать письменного приказа Керенского. Приказ этот пришел около 4 часов ночи, и, насколько генерал Дитерихс помнит его содержание, оно было таково: «Приказываю остановить перевозку конного корпуса к Петрограду и его окрестностям. В Петрограде все спокойно. А. Керенский»501. Ввиду такого положения Крымов предложил генералу Дитерихсу поехать в Псков, где предполагалось найти нового главковерха и выяснить, что делать. Генерал Дитерихс выехал с офицером на автомобиле в четверть пятого 28 числа. Перед его отъездом было получено два телеграфных распоряжения. Одно из них гласило, чтобы эшелоны, сосредоточенные в Луге, направить на Нарву через Мшанную. Подпись была заведываю-щего502 передвижением войск. Во исполнение этого приказания головные эшелоны Донской дивизии были двинуты на Нарву, но после второго эшелона Лужский гарнизон уничтожил железную дорогу и дальнейшая отправка эшелонов приостановилась. Тогда из Петрограда последовало второе распоряжение эшелонам, прибывшим в Лугу, высадиться в Луге, а прочим остаться во Пскове. Кем было подписано это второе распоряжение, генерал Дитерихс не знает. Крымов и генерал Дитерихс обсуждали оба распоряжения, но так как они толком ничего не знали, ни того, кто главковерх, ни каков его взгляд на петроградские события, ни задачи их Особой армии и т.д., то подчинились этим распоряжениям, чтобы не осложнять еще более запутанное положение. В Псков генерал Дитерихс прибыл 28 в 9 часов утра и сейчас же отправился к генералу Клембовскому, которому доложил, как по распоряжению Корнилова формировалась Особая армия, как началось передвижение конного корпуса к Петрограду и что застали в Луге, а затем спросил, кто теперь главковерх. Генерал Клембовский ответил, что до него дошли слухи о предложении ему должности главковерха, но что до последнего момента — 10 час. утра 28 августа — он никаких официальных предложений от Керенского в этом смысле не получал. При этом он заметил, что так как армии без Ставки и Верховного главнокомандующего ни одного часа существовать не могут, то он думает, что главковерхом еще состоит Корнилов, себя же для этого поста при создавшейся обстановке считает неспособным. Затем генерал Дитерихс отправился к начальнику военных сообщений узнать, где находятся эшелоны корпуса. Оказалось, что они были растянуты по всей линии. Потом генерал Дитерихс вызвал Ставку и разговаривал, кажется, с генералом Романовским, прося его ориентировать в создавшемся положении. Романовский ему ответил, что Верховным главнокомандующим остается Корнилов, который вошел в сношение с Временным правительством, и что будет достигнуто соглашение, но пока ответ еще не получен. На это генерал Дитерихс сказал, что им остается только собирать части и ожидать на месте распоряжений.
501 Текст телеграммы передан неточно. Приказ А.Ф. Керенского звучал так: «Приказываю все эшелоны, следующие на Петроград и в его район, задерживать и направлять в пункты прежних последних стоянок. В Петрограде полное спокойствие, и никаких выступлений не ожидается». (ГА РФ. Ф. 1780. Оп.1. Д. 60. Л. 30).
502 Так в тексте.
278
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ I
Наконец, после этого генерал Дитерихс вызвал Крымова и передал ему все полученные сведения. Крымов со своей стороны передал, что в Луге обстоятельства настолько обострились, что он, опасаясь вооруженного столкновения, принял решение отвести все эшелоны обратно верст на 20 от Луги и, кроме того, послал в другие дивизии офицеров отменить свой приказ как главнокомандующего Отдельной армией. Генерал Дитерихс окончил все эти переговоры во Пскове 28 около 15 часов, сел в поезд и поехал догонять Крымова. Догнать его удалось только 29 августа в 16 часу дня в деревне Заозерье. Здесь от Крымова генерал Дитерихс узнал, что во время его отсутствия к генералу Крымову приезжал офицер из Ставки и сообщил ему, что в Петрограде далеко не спокойно, и в силу этого он, генерал Крымов, решил приблизиться к Петрограду, не выходя, однако, в изъятый из его компетенции район города, и по возможности сосредоточиться там, где находились головные эшелоны, не достигая даже предназначавшихся пунктов, чтобы не входить в соприкосновение с Петроградским гарнизоном. К сосредоточению корпуса и выходу его к железной дороге побуждали и соображения чисто хозяйственные, а именно: необходимость в подвозе фуража и продовольствия со станции Дно, которая была базой фронта, так как, полагая, что перевозка корпуса будет совершенно беспрепятственной, интендантство корпуса выехало с головным эшелоном и попало в Гатчину, где и было отрезано от всего остального. Около 19 часов 29 августа генерал Крымов отдал приказ. В § 1 этого приказа помешена телеграмма Керенского, в § 2 — телеграмма Корнилова и в § 3 — сообщение Крымовым казакам со слов генерала Дитерихса и всей обстановки о том, что генерал Клембовский не вступил в Верховное главнокомандование, что в Петрограде начались беспорядки, что в силу этого может понадобиться их работа, но чтобы казаки помнили, что генерал Крымов ни в коем случае не поведет их на свержение существующего строя1. Мотивами издания этого приказа послужило то, что к вечеру 29 августа по рукам казаков стали ходить призывы как Керенского, так и Корнилова и, естественно, вызывали недоразумения, каковых должен избегать строевой начальник, обязанный сам оповещать всех своих подчиненных о том, что могло бы дойти до них окольными путями, чтобы, объяснив обстановку, как она представляется ему, сохранить часть в своих руках.
Первоначально Крымов хотел перейти Лугу ночью с 29 на 30 августа, чтобы выйти к станции Вырица, где по имевшимся сведениям был начальник Туземной дивизии, однако у города Луги головные части встретили сторожевое охранение гарнизона и во избежание столкновения вернулся назад и решил перейти другой дорогой и выйти на станцию Оредеж, что и было выполнено в течение 30 августа. 30 генерал Крымов пропускал мимо себя всю колонну дивизии, почему отстал и оставался около Заозерья, в 18 верстах от Луги. Сюда прибыли к генералу Крымову около 12 часов дня 30 августа полковник Самарин и капитан Данилевич, причем полковник Самарин передал ему, что Керенский во имя спасения России просит его приехать в Петроград, гарантируя честным словом его безопасность. Вызвав генерала Дитерихса из головы колонны, где он находился, генерал Крымов решил последовать призыву Керенского, и они вчетвером отправились через Лугу — Царское Село в Петроград. В Царском Селе генерал Крымов посетил исполнительный солдатский комитет, где на высказанное кем-то пожелание видеть мятежные войска заявил, что казаки ни-
1 Приказ генерала А.М. Крымова № 128 от 29 августа 1917 г. см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 15. Л. 25-26. (Опубл.: Революционное движение в России... С. 460-461). Текст приказа цитируется далее в документе. См. также комментарии № 11, 14 — т. 2.
ЧАСТЬ I. ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ КОМИССИЯ: МЕЖДУ ОБЩЕСТВОМ И ВЛАСТЬЮ
279
когда мятежниками не были. В Петрограде генерал Крымов и генерал Дитерихс были приняты министром-председателем 31 августа в 12 часов дня. Генерал Крымов начал свой доклад о задаче, которая на него была возложена, о ходе событий с 26 по 30 августа и в подтверждение того, что он вел войска не против Временного правительства и не для свержения существующего строя, генерал Крымов представил свой приказ от 29 августа. До получения приказа Керенский слушал совершенно спокойно, но, прочтя приказ, пришел в сильно возбужденное состояние и обратился к Крымову со словами: «Вы, генерал, очень умны. Я давно слышал, что Вы умный. Этот приказ Вами так скомбинирован, что он не может Вам служить оправданием. Все Ваше движение было подготовлено заранее и еще в таком-то месяце (генерал Дитерихс не помнит, какой месяц был назван). Вы были в Петрограде для подготовки задуманных действий». На это Крымов ответил: «Клянусь Вам, что я в Петрограде не был и не мог быть, потому что был на фронте». — «Верю Вам, — сказал Керенский, — но Вы все-таки позволили себе напечатать воззвание Корнилова, в котором сказано, что я действовал заодно с германским генеральным штабом». Крымов снова ответил ему: «Клянусь Вам, что я всю мою службу работал для государственного порядка и теперь я шел для него сюда. Клянусь, что и Вам я был бы помощником в деле порядка. Мне больно слышать, что Вы подозревали меня в каком-то умысле, тогда как я всю жизнь мою посвятил Родине». В это время вошел главный военно-морской прокурор1, которому Керенский передал приказ Крымова, предложив допросить Крымова. Это было около 14 часов 31 августа. Прокурор предложил Крымову прибыть для допроса в 15 часов в Главное военно-морское судное управление.
В 15 часов генерал Крымов застрелился223. Чрезвычайная комиссия не имеет сведений о том, оставил после себя или нет генерал Крымов какие-либо посмертные записки, но при сношении главного врача Петроградского Николаевского военного госпиталя от 1 сентября за № 326 ею получена следующая «отобранная от генерал-лейтенанта Крымова переписка11»: 1) карта Петрограда и его окрестностей, изд[ание] военного топографического отдела Генерального штаба 10 верст в д[юйме], без каких-либо надписей от руки или пометок; 2) предписание и удостоверение Крымову от министра-председателя от 31 августа за №№ 522 и 523 — «отправиться в Чрезвычайную следственную комиссию» и на «право свободного проживания в гор. Петрограде для дачи показания»; 3) копия телеграммы на имя Крымова от командира Уссурийской дивизии генерала Губина от 30 августа 9 час. 45 минут следующего содержания: «Вследствие отсутствия у меня определенных указаний о цели и направлении движения дивизии, отсутствия с Вами связи, а также благодаря неопределенности политического положения и отсутствия каких бы то ни было официальных разъяснений, помимо одних слухов, я остановил части дивизии в районе Ямбурга и прекратил дальнейшее движение. Остаюсь до утра 31 в эшелоне поезда, а затем утром, если не получу ни от кого распоряжений, разгружусь и расквартирую части в районе Ямбурга в ожидании распоряжений. Мною послан телеграммой запрос штабокр и главкосеву еще вчера, но ответа не получал»; и 4) на двух телеграфных бланках наброски разговора от руки карандашом и чернилами; карандашом:
I Здесь имеется в виду председатель Чрезвычайной комиссии главный военно-морской прокурор И.С. Шабловский.
II Сопроводительная записка ид. главного врача Николаевского военного госпиталя от 1 сентября 1917 г. к документам, обнаруженным у генерала A.M. Крымова, и сами документы см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 46. Л. 72а-77.
280
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ I
«Командир корпуса генерал-майор Крымов здесь ли? — Здесь. — Генерал Корнилов — Верховный главнокомандующий. Поэтому мы исполняем его повеления. Равным образом все фронты. Облегчить себя в Луге. Генерал Хитрин. Подполковник Балтии». Чернилами фамилия Хитрин зачеркнута и рядом с ней написано «Дитерихс» и далее: «Делайте передвижение войск. Уссур[ийской] — на Царское Село, Тузем[ной] — Гатчина. Постарат»1.
Копия приказа, переданная генералом Крымовым 31 августа А.Ф. Керенскому, была доставлена Комиссии ее председателем: «Приказ 3-му кавалерийскому корпусу № 128. 29 августа 1917 года. § 1. Объявляю копию телеграммы министра-председателя и Верховного главнокомандующего: «По линии железнодорожной сети всем начальствующим и дорожным комитетам. Сообщается для сведения и широкого оповещения нижеследующее объявление министра-председателя». В дальнейшем излагается буквально без всяких добавлений означенное объявление, приведенное в начале сего постановления. «§ 2. Копия телеграммы Верховного главнокомандующего генерала Корнилова. Телеграмма министра-председателя за № 4153 (помещенная выше) во всей своей первой части является сплошной ложью: не я послал члена Государственной Думы Владимира Львова Временному правительству, а он приехал ко мне как посланник министра-председателя, тому свидетель член 1-ой Государственной Думы Алексей Аладьин. Таким образом совершилась великая провокация, которая ставит на карту судьбу Отечества. Русские люди, великая Родина наша умирает, близок час кончины. Вынужденный выступить открыто, я, генерал Корнилов, заявляю, что Временное правительство под давлением большевистского большинства советов действует в полном согласии с планами германского генерального штаба и одновременно с предстоящей высадкой вражеских сил на Рижском побережье убивает армию и потрясает страну внутри. Тяжелое сознание неминуемой гибели повелевает мне в эти грозные минуты призвать всех русских людей к спасению умирающей Родины. Все, у кого бьется в груди русское сердце, все, кто верит в Бога, в храме молите Господа Бога явлению величайшего чуда спасения родимой земли. Я, генерал Корнилов, сын казака и крестьянина, заявляю всем и каждому, что лично мне ничего не надо, кроме сохранения Великой России, и клянусь довести народ путем побед над врагом до Учредительного собрания, на котором он сам решит свои судьбы и выберет уклад своей новой государственной жизни. Предать же Россию в руки ее исконного врага германского племени и сделать русский народ рабами немцев я не в силах и предпочитаю умереть на поле чести и брани, чтобы не видеть позора и срама русской земли. Русский народ, в твоих руках жизнь твоей Родины. 28 августа 1917 года».
«§ 3. Получив телеграмму министра Керенского, я командировал генерала майора Дитерихса в штаб Северного фронта к главнокомандующему Северным фронтом генералу Клембовскому за получением приказаний. Генерал Клем-бовский приказал мне передать, что он не вступит в Верховное командование армиями, так как он и все главнокомандующие признают в это тяжелое время Верховным главнокомандующим лишь одного генерала Корнилова, все распоряжения которого действительны. А казаки давно постановили, что генерал Корнилов несменяем, о чем и объявляю всем для руководства. §4. Сегодня ночью из Ставки Верховного и из Петрограда я получил сообщение о том, что в Петрограде начались бунты. Голод увеличивается еще и от того, что обезумевшие от страха люди при виде двигающихся к Петрограду своих же войск разрушили железные дороги, и те прекратили подвоз продовольствия к столице.
Так в тексте.
ЧАСТЫ. ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ КОМИССИЯ: МЕЖДУ ОБЩЕСТВОМ И ВЛАСТЬЮ
281
И каких же войск испугались? — Тех, которые присягали на верность новому строю, тех, которые на Московском совещании громко заявили, что лучшим образом правления для России они считают Республиканский образ правления. Напрасны ложные наветы, что части войск, движущиеся в сторону Петрограда, направлены для изменения существующего строя. Уже из телеграммы генерала Корнилова Вы видите, что он признает и считает, что лишь одно Учредительное Собрание может сказать свое последнее слово, какому государственному строю надлежит быть у нас. За другим нас посылают. Вы недавно читали в газетах о громадных взрывах пороховых заводов в Казани, теперь получены сведения, что хотят взорвать пороховые заводы вблизи Петрограда, начинаются бунты, и это в то время, когда враг у ворот нашей столицы, имеющей большое количество заводов, работающих на оборону. Теперь как никогда в столице должен быть порядок. Для поддержания этого порядка мы и посылаемся. Я твердо верю, что никто из Вас не хочет видеть гибели и позора своей Родины. Не братская кровь нам нужна. Мы не хотим проливать ее, но если найдутся безумцы, для которых Родина и Отечество стали пустым звуком, нам придется с ними сосчитаться. Я же даю Вам клятву, что никому не позволю протянуть руку к новому строю и вместе с Вами стану на его защиту. Подлинный подписал командир корпуса генерал-лейтенант Крымов».
А.Ф. Керенский, бывший министр-председатель, спрошенный по поводу последней его встречи с генералом Крымовым, объяснил следующее1. «Уже тогда, когда наши телеграммы оставались без впечатления, мы послали к генералу Крымову офицера, ранее служившего с ним вместе, чтобы он разъяснил ему обстановку. Миссия удалась, и с этим офицером, генералом Самариным, Крымов сюда приехал. Будучи мною принят, Крымов говорил, что они были направлены сюда в распоряжение Временного правительства, что, по их сведениям, они должны были оказывать Временному правительству содействие, и никто никогда и не думал идти против Временного правительства, и как только выяснилась соответствующая обстановка, то все недоразумение разъяснилось, и он даже имеет по этому поводу приказ»11. А.Ф. Керенский прочел приказ, он был написан очень ловко. А.Ф. Керенский знал Крымова и относился всегда с очень большим уважением к нему как к человеку с определенными убеждениями, но очень честному и преданному. Прочтя приказ, А.Ф. Керенский подошел вплотную к Крымову и сказал: «Да, я вижу, генерал, что Вы действительно очень умный человек, благодарю Вас». После этого А.Ф. Керенский отпустил генерала Крымова, не подав ему руки. А.Ф. Керенский припоминает, что во время этого же разговора Крымов говорил, что он был в Ставке, что там была выработана дислокация и положение о введении осадного положения в Петрограде, о намечавшемся плане разделения города на военные комендатуры. Для Крымова было невыносимо то, что было установлено уклонение его от истины: во-первых, то, что он не сразу откровенно сказал о своей роли, а во-вторых, потому, что приказ начинался словами: «Из Ставки мне сообщили и по моим личным сведениям в Петрограде происходят бунты...». Между тем он принужден был сослаться в оправдание этих слов на офицера, неизвестно откуда и куда проезжавшего. В делах Управления генерал-квартирмейстера (дело оператив-
I Здесь речь идет о стенограмме допроса А.Ф. Керенского от [8 октября] 1917 г. Разговор А.Ф. Керенского с А.М. Крымовым в изложении министра-председателя см.: Керенский А.Ф. Дело Корнилова. М., 1918. С. 90-95. См. также комментарий №11—т. 2.
II Здесь цитируется стенограмма допроса А.Ф. Керенского от 8 октября 1917 г. (См. документ №28—т. 2).
282
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ I
ное, Северный фронт, 1 часть, начато 28 июля 1917 года) имеются следующие телеграммы: 1) получено 2 августа от «Огенкварт» № 33155: «По агентурным сведениям финны усиленно скупают оружие, платя по рублю за патрон. Финскими властями по всем деревням объявлено [в] возрасте от 20 до 40 лет быть готовыми на случай могущего быть восстания, финны прибрежных районов Ботинки510 увозят сильные грузовые машины в глубь страны и переделывают под броневики, центром является Куопиосская губерния». 2) Военмину от генерала Корнилова от 6 августа за № 5817. В предстоящих операциях немцев «ближайшей задачей будет занятие острова Эзеля и группы Аландских осторовов для облегчения дальнейшей операции на Ригу, а также в районе Финляндии». Предупреждая затем о подготовке немцами переправы через Двину, генерал Корнилов находит «настоятельно необходимым скорейшее проведение в жизнь мер, кои мною изложены в записке, препровожденной Вам 3 августа, и считаю безусловно необходимым, чтобы Петроградский военный округ был подчинен мне в оперативном отношении, дабы я мог распоряжаться войсками Петроградского округа и направлять их туда, куда потребует стратегическая обстановка в зависимости от развития операции в Финляндии и на южном берегу Финского залива». 3) Главковерху от Финляндского генерал-губернатора от 13 августа за № 1904: «Горячо прошу оставить Екатеринодарский полк здесь, положение критическое, распущенный сейм собирается 16 самовольно. Не исключена возможность открытого восстания, единственная надежная часть — екатеринодарцы. Матросы высказываются открыто за поддержку финляндцев, гарнизон постоянно меняет решения. Усердно, настойчиво прошу екатеринодарцев оставить Гельсингфорс, вопрос считаю государственной важности». 4) Министру-председателю и военному от генерала Корнилова 19 августа за №6147. Сообщая о состоявшейся переправе немцев через Двину на фронте 12 армии и о необходимости ожидать со стороны немцев дальнейшего развития операций на Северном фронте, генерал Корнилов «настойчиво заявляет о необходимости немедленного подчинения мне Петроградского округа в оперативном отношении с целью теперь же приступить к осуществлению мер, намеченных мною для обороны столицы, и скорейшее проведение мер, указанных в моем докладе» и 5) Министру-председателю и управоенмину от генерала Корнилова от 21 августа за № 619611. Генерал Корнилов сообщает план германского штаба, заключающийся «в осуществлении и последовательном развитии до наибольших пределов прорыва на Северном фронте в направлении южнее Риги, одновременном ударе на различные места побережья, поднятии восстания [в] Финляндии и разгроме тем или иным способом Петрограда» и меры, принятые и принимаемые немцами для выполнения этого плана. В дальнейшем, между прочим, генерал Корнилов пишет: «Считаю положение катастрофическим, открывающиеся противнику возможности на Северном фронте почти безграничными, так как флот и армии этого фронта едва ли могут быть признаны организованными и фактически существующими боеспособными силами. Это — скопища людей, носящих одну форму, в корне развращенных безумным внесением в их среду политики, как известно, всегда и во всех государствах мира, при всяких условиях убивавших боеспособность армий.
Не ручаясь за благоприятное разрешение ныне создавшегося катастрофического положения, вследствие безответственной потери времени, я, как Верховный
I Ботники — здесь имеется в виду Ботнический залив.
II Далее цитируется телеграмма генерала Л.Г. Корнилова А.Ф. Керенскому и Б.В. Савинкову от 21 августа 1917 г. (См.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 71. Л. 1-2).
ЧАСТЬ I. ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ КОМИССИЯ: МЕЖДУ ОБЩЕСТВОМ И ВЛАСТЬЮ
283
главнокомандующий, заявляю, что в видах создания хотя бы какого-нибудь сопротивления и в будущем оправдания перед народом и историей настаиваю на немедленном подчинении мне Петроградского округа для осуществления моих предположений, изложенных в сношении от 19 августа за № 6151 о сформировании отдельной Петроградской армии, для защиты подступов к Петрограду как со стороны Финляндии, так и со стороны моря и Эстляндии со сосредоточением всей власти в руках одного ответственного начальника» и 6) Министру-председателю и управоенмину от генерала Корнилова. 22 августа за № 6255: «По сегодняшним донесениям штарма 12 и радиотелеграмм германской главной квартиры совершенно ясен полный разгром 12 армии... Нужны крутые и решительные меры. Если правительство хочет спасти столицу, то должно немедленно провести в жизнь требуемые мною мероприятия и немедленно разрешить вопрос с подчинением мне Петроградского округа, так как поздно будет организовывать оборону Петрограда, когда враг будет под стенами столицы».
Из делопроизводства того же Управления генерал-квартирмейстера изъяты Комиссией следующие документы: 1) телеграмма Керенского от 24 августа за №№ 10085-36848 главковерху: «В Ваше полное подчинение передается весь район Петроградского военного округа за исключением города Петрограда с прилежащими к нему окрестностями по следующей линии»1 — далее обозначены границы. 2) «Приказ Верховного главнокомандующего, подписанный генералом Корниловым, с им же проставленной датой «26» августа 1917, но без номера: «Постановлением Временного правительства от 24 сего августа. Петроградский военный округ, за исключением города Петрограда с прилегающими к нему окрестностями, подчинен мне. Приказываю: 1) В целях объединения всех сил и средств, служащих для обороны подступов к Петрограду, образовать отдельную Петроградскую армию, подчиненную непосредственно мне; 2) Поставить во главе этой отдельной армии главнокомандующего с подчинением ему: а) 42 армейского корпуса; б) Балтийского флота и всех подведомственных командующему этим флотом войск, крепостей и позиций; в) крепости Кронштадта; г) Нарвской позиции и д) Петроградского военного округа»". В дальнейших пунктах определяется соотношение главнокомандующего отдельной армией и некоторых воинских начальников, определяются штаты, границы, и в § 8: «Время перевода к новой подчиненности будет объявлено особой телеграммой». 3) На бланке Верховного главнокомандующего заготовленное предписание на имя главнокомандующего Петроградской армией, но без подписи, числа и даты: «8 сего августа военный и морской министр утвердил доклад по Морскому генеральному штабу от 7 августа за № 732 об упразднении крепости Кронштадта и о выводе на материк сухопутного его гарнизона. Приказываю: 1) крепость Кронштадт упразднить; 2) весь сухопутный гарнизон бывшей крепости вывести на материк, а в случае отказа добровольно подчиниться этому приказанию применить вооруженную силу». В следующих пунктах определяется участь крепостных полков, артиллерийского вооружения, центральных управлений, тыловой позиции и т.п. Приказ заканчивался следующим: «Скорейшему исполнению всего приказания придаю особо важное значение и неисполнение его буду рассматривать как неисполнение боевого приказания. О принятых Вами мерах и о ходе
I Цитируется телеграмма А.Ф. Керенского Л.Г. Корнилову от 24 августа 1917 г. Телеграмму см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 46. Л. 5. (Опубл.: Революционное движение в России... С. 424-425).
II Цитируется приказ Л.Г. Корнилова от 26 августа 1917 г. Приказ см.: ГА ГФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 46. Л. 6-7. (Опубл.: Революционное движение в России... С. 352-354).
284
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА, ТОМ I
эвакуации Кронштадта благоволите периодически доносить мне»1, и 3) Копия доклада по Морскому генеральному штабу, в коем испрашивается принципиальное согласие: «1) Крепость Кронштадт, как таковую, упразднить. 2) Вывести все излишние воинские части с острова Котлина на материк...». С копией резолюции на ней: «Согласен. А. Керенский 8 августа»11.
Об обстоятельствах движения конного корпуса генерала Крымова к Петрограду был допрошен член ЦИК Совета Р и СД Михаил Булычев, который 27 августа был назначен комиссаром в Лугу от Временного военного комитета для освещения событий Лужскому гарнизону и принятия мер на случай появления корниловских войск. Булычев показал следующее. В Лугу он прибыл 27 августа в 8 часов вечера и сделал доклад Исполнительному комитету местного Совета о назревающих событиях, прося членов Совета быть готовыми к повторению 1 марта, когда Лужский гарнизон задержал 26 эшелонов, направлявшихся в Петроград на подавление революционного движения. Около 10 часов вечера один за другим прибыло в Лугу 3 эшелона, которые были задержаны, причем командиром эшелонов указывалось на порчу паровозов как на причину неотправки их дальше. В составе прибывших эшелонов находился и штаб корпуса Крымова. Об этом стало известно в 10 час. 45 минут, когда на имя Крымова была получена телеграмма от Керенского, переданная Крымову начальником станции. В это время гарнизон вооружался и незаметным образом окружал эшелоны. В 2 час. ночи на 28 августа Булычев, по получении приказа от штаба округа о задержании эшелонов, отправился вместе с начальником гарнизона к Крымову для переговоров на предмет выяснения цели и направления прибывших войск. По заявлению генерала Крымова, войска предназначались для выполнения боевой задачи на случай возможной десантной операции немцев и направлялись согласно приказа главковерха Корнилова. По выслушании этого заявления Булычев передал Крымову телеграмму Керенского «по всем линиям жел[езных] дор[ог]» (изложена выше) и поставил вопрос, не поддерживает ли генерал Крымов Корнилова в его авантюре. В ответ на вопрос Крымов показал телеграмму от Керенского с приказанием вернуться обратно и повторил, что он преследует стратегические задачи и только приказы главковерха будет исполнять, приказы же Керенского считает для себя необязательными. Об отставке Корнилова и назначении Клембовского ему официально ничего не известно, и потому он считает и до сих пор главковерхом Корнилова, которому делает телеграфный запрос и ждет от него дальнейших приказаний.
С момента прибытия эшелонов и до разгрузки таковых члены Лужского совета вели агитационно-осведомительную работу среди прибывших войск, распространяя экстренно отпечатанную в большом количестве ж. д. телеграмму Керенского. При этом выяснилось, что большинство из казаков корпуса Крымова не знали, куда и зачем их направляли, остальные же указывали, что они направляются в Петроград для подавления восстания большевиков и для разгона Советов, которые, по их сведениям, арестовали правительство. Раздаваемые телеграммы Керенского производили довольно заметное впечатление на казаков, офицерство же к этой агитации относилось крайне несочувственно и призывало казаков отгонять от вагонов ораторов из членов Совета, считая таковых если не большевиками, так непременно сочувствующими им, и просили казаков не ве-
I Цитируется проект приказа Л.Г. Корнилова. Проект приказа см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 46. Л. 9, 9 об.
II Цитируется доклад контр-адмирала А.П. Капниста вице-адмиралу А.С. Максимову от 7 августа 1917 г. Доклад см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 46. Л. 12, 12 об.
ЧАСТЬ I. ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ КОМИССИЯ: МЕЖДУ ОБЩЕСТВОМ И ВЛАСТЬЮ
285
рить тому, что им говорят представители Лужского гарнизона. В 8 часов утра
28 августа в присутствии начальника гарнизона Булычев имел вторичный разговор с генералом Крымовым. Во время беседы он показал последнему телеграмму штаба округа с предложением Крымову вернуться обратно. В ответ на это предложение Крымов заявил, что приказаний штаба округа он совершенно не признает и может вернуться обратно только по получении соответствующего приказа от главковерха. Беседа происходила в самой корректной форме, но уверенности в тоне Крымова, которая была при первом разговоре, на этот раз не чувствовалось, проскальзывало сомнение и неуверенность в своих действиях. Около 12 часов 28 августа Булычеву было заявлено полковником из штаба Крымова, что прибывшие войска могут вернуться обратно, если им будут предоставлены паровозы. В то время как Булычев разговаривал с начальником станции о предоставлении эшелонам паровозов, из Пскова по телефону генералом Дитерихсом был вызван Крымов. В присутствии Булычева Крымов получил от генерала Дитерихса приказ двигаться вперед по следующему маршруту: Уссурийской дивизии —в Царское село, Туземной дивизии —в Гатчину. По получении приказа Крымов в настойчивой форме заявил, чтобы через полчаса паровозы были готовы, и прекратил с окружающими всякие разговоры. Паровозы часа через два были прицеплены, но приказания с места еще не отдавалось1. В 3 часа дня Булычев вновь отправился к Крымову для переговоров, на этот раз вместе с генералом Изергиным. Булычев показал Крымову последнюю телеграмму от штаба округа с приказанием портить ж.-д. путь, если Крымов захочет двинуться вперед. Крымов на это заявил, что порча ж.-д. пути его остановить не может, так как он может идти11 и пойдет, во избежание крушения поездов, походным порядком. На это Булычев указал, что Лужский гарнизон во исполнение приказа штаба округа должен будет дать бой, и потому прольется братская кровь. Крымов ответил, что Лужский гарнизон, исполняя приказ штаба округа, будет действовать правильно, но что он, Крымов, исполняя приказ главковерха двигаться вперед, тоже будет действовать правильно. Разговор, поддерживавшийся в корректнейшей форме, на этом закончился. После разговора Крымов послал казаков осмотреть ж-д. путь, и казаки, найдя его разобранным около станции Преображенской, заставили с оружием в руках железнодорожников его восстановить. В 4 часа дня Крымов занял своими войсками ж.-д. телеграф и телефон, — сопротивления в этом ему не оказывалось. В 6 часов вечера эшелоны стали разгружаться и на ночь отошли на юг от Луги верст на 15 в деревню Заозерье. Булычев в 7 часов вечера 28 августа выехал в Петроград и вернулся в Лугу в 12 часов ночи 29 августа. В это время в Луге в 3 часа 45 минут
29 августа была получена на имя генерала Крымова телеграмма от Керенского с приказанием двигаться корпусу по его оперативному назначению в Нарву"1. Телеграмма эта в Лужском военном комитете возбудила сомнение и после запроса военному министру и Временному военному комитету — была отменена. Крымову эта телеграмма не передавалась. Весь день 29 августа в войсках Крымова через крестьян и невооруженные разъезды гарнизона продолжалась агитационная работа, причем стали поступать сведения, что у казаков происходят митинги. В 1 ночи на 30 августа войска Крымова двинулись со своей стоянки на Лугу, но, не дойдя до Луги четырех верст, вернулись обратно ввиду отказа 13-го
I Так в тексте.
II Слово «идти» впечатано над строкой.
III Телеграмму А.Ф. Керенского генералу A.M. Крымову от 29 августа 1917 г. см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 10. Л. 133. Текст телеграммы цитируется далее в документе.
286
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ I
и 15-го полков наступать на Лугу ночью. Около 5 часов утра в полках Крымова происходили митинги, на которых казаков уговаривали идти в Петроград, и затем был дан Крымовым приказ «пробиться во что бы то ни стало через Лугу; 9-му полку идти первым и, занявши город, пропускать по шоссе другие полки». К моменту выступления (7 часов утра 30 августа) 15-ый полк категорически отказался идти через Лугу, и потому Крымов решил обойти Лугу, выступивши в 8 часов утра по направлению к станции Оредеж. В 9 часов утра 30 августа из Луги выехала в штаб Крымова делегация и, догнавши Крымова около 11 часов дня, узнала от него, что войска идут в обход Луги во избежание столкновения с Лужским гарнизоном. О неизбежности столкновения Крымов вынес впечатление еще ночью, когда его войска в четырех верстах от Луги встретились с вооруженными заставами Лужского гарнизона. Казаки корпуса Крымова заявляли делегации, что теперь они убедились в авантюре Крымова и Корнилова и просили дать им приказ от Временного правительства на предмет ареста Крымова и других офицеров.
В 5 часов 30 августа в Лугу прибыл полковник Самарин и, справившись о местонахождении отряда Крымова, выехал к нему в штаб. Возвращаясь уже с генералом Крымовым в Петроград, полковник Самарин еще раз встретил Булычева и, узнавши о его намерении арестовать генерала Крымова, заявил, что Крымов находится под его ответственностью и потому арестован быть не может, а также что вообще в Луге создано слишком много шума в связи с прибытием войск Крымова. 31 августа в 3 часа дня Булычев вместе с другими делегатами, прибывшими из Петрограда, поехал на станцию Оредеж, чтобы узнать о положении дела в корпусе Крымова. Там в штабе Донской дивизии было устроено совещание, на котором начальник дивизии определенно указывал, что Крымов от него все скрывал и он ничего не знал о цели и направлении движения дивизии и даже упрекал делегатов, что они в Луге ни с чем его не ознакомили. По мнению Булычева, в словах начальника дивизии чувствовались полная растерянность и желание «подделаться» к делегатам. С утра 1 сентября делегаты вели агитационную работу в Донской дивизии и там убедились, что казаки и особенно офицеры довольно сильно настроены против Керенского, советов и большевиков, но против Временного правительства в целом резкого недовольства не высказывалось.
По наблюдению Булычева, Крымов и его штаб к приказу, полученному по телефону от Дитерихса, отнеслись как вполне к законному1. Булычев считает необходимым добавить, что при беседе с казаками на станции Оредеж как ему лично, так и его товарищам приходилось тратить много усилий, чтобы выяснить им, что такое Совет Р. и С. депутатов и кто такие большевики, так как у большинства казаков, особенно в 9 полку, понятие о тех и о других было совершенно неправильное: они считали, что Советы сплошь состоят из большевиков. По убеждению Булычева, если бы генерал Крымов захотел предпринять агрессивные действия по отношению к Лужскому гарнизону, то он имел бы полную возможность добиться успеха.
При осмотре телеграмм, относящихся к делу генерала Корнилова, собранных в кабинете министра-председателя и Верховного главнокомандующего, среди них оказалась следующая: «Луга из Петрограда. К[абинет] в[оенного] м[инистра]. 30 Воен[ный]. [№] 56. 29/8. 15-45, военная. Луга. Комкор генералу Крымову. В Петрограде полное спокойствие, никаких выступлений не ожидается. Надобности в вашем корпусе нет никакой. Временное правительство приказывает
Так в тексте.
ЧАСТЫ. ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ КОМИССИЯ: МЕЖДУ ОБЩЕСТВОМ И ВЛАСТЬЮ
287